Как и я… Странно, но я только сейчас осознала свою непривычную оголённость. И поняла, что почему-то не просто не стеснялась — а совсем забыла о том, что стою в присутствии фактически абсолютно постороннего, незнакомого мне еще вчера, мужчины совершенно… неодетая и мне это… не мешает.


Хотела сказать что-то вроде «вам пора» … И не успела, деки меня опередил:


— Я пришлю недостающую часть вашей охраны… — и после небольшой паузы добавил, — позаботься о ней пожалуйста.


О ком речь, не переспрашивала — и так было понятно, что разговор шёл не о Гретхен. Кивнула соглашаясь взять сестру правителя Цукаты под своё крыло. Момент, когда он действительно ушёл, осознала очень чётко — по неожиданно расслабившемуся лицу подруги.


— Ну-у-у, Данка он у тебя и зверь, — не замедлила высказать свое мнение она, — ты уверена, что тебе именно такой надо? Что-то я как-то сомневаться начала.


И что ей ответить? Пожала неопределенно плечами.


— Я еще не забыла о ваших переглядываниях, — сменила тему разговора, — так что ты мне, подруга, должна разговор.


Обращать на кинутый в мою сторону возмущенный взгляд не стала. вот ещё! Зато подруженция оценила степень моей непробиваемости и, кажется, в очередной раз смирилась с данной несправедливостью.


— Ну что, идешь общаться?


Точно! Рубка, капитанский мостик, главнокомандующий, родители, император. Нет не так, родители, главнокомандующий и уже потом император. Он, конечно личность важная, но я не его подданная, так что подождет. Родители — понятное дело! — святое. Главнокомандующий, хоть и не из драконидов, но все равно — наш… А вот Император всея Земли для меня — седьмая вода на киселе в этой цепочке приоритетов, то есть первый с того краю.


— Пошли, — буркнула и потащила ее к нашим комнатам.


А как иначе? Не буду же я демонстрировать дорогим родственникам свой новый вид одежды, вернее, её полное отсутствие на мне.


***


— Ну ма-ма-а-а, — стенала я под насмешливым взглядом Олмека Шорта, стоя напротив голографического изображения всей моей родни… ну или почти всей — штук десять троюродный кузенов и кузин с семьями где-то потерялись (а скорее, просто не успели добежать).


— И речи быть не может, — отрезала голографическая родительница, решительно рубанув рукой воздух, прозрачной рукой прошлась поперёк капитанского ложемента и снова зыркнула на меня волком, — законы Альянса — это, конечно, серьезно, но наши традиции — это святое.


Разговор пошёл на новый круг своей бесконечной спирали. Уже полчаса одно и тоже, а я все никак не могла её успокоить. Дорогая семья в общем, и не менее драгоценная маман в частности — ни в какую не соглашалась оставить всё, как есть и дать мне поступить и выучиться. Требовала немедленного возвращения.


Баба Герда, тоже чья голопроекция присутствовала на мостике, тихо постукивавшая тростью и еще ни разу не влезшая в наш с мамой спор, вскинулась и посмотрела многозначительно на меня. Знаю я этот взгляд. После у него у меня всегда проблемы начинались. Неожиданно болезненно зачесалась пятая точка, вспоминая особо яркие моменты, после которых получала с маминой твёрдой руки заслуженное наказание в виде папиного форменного ремня.


Бабка хоть и была всеми многоуважаемой дамой с большим авторитетом, но, по словам некоторых, была той еще сумасбродной особой в молодости. Так вот, этот самый взгляд с детства не вызывал у меня ничего кроме восторга, потому что прочно ассоциировался с проказами. И пофиг на эти многообещающие «предвестники» на мою совсем не мягкую «Ж».


Вот и сейчас осознала, что получила добро на полную свободу действий. Ну и ладно, а то уже надоело ухмылки за спиной от альвийца.


— Мама, сколько мне лет? — ворвалась я в нескончаемый словесный поток дорогой родительницы.


— Что? — остановилась она, прекращая этот бег по кругу от одной стены к другой, — Что ты мне голову морочишь?! — начала она повышать голос, — Я прекрасно помню, что тебе уже давно девятнадцать!.. Другие в твоём возрасте замужем и детей нянчат, одна ты!.. — снова начало её тянуть куда-то в сторону от основной темы.


— Мам, — прервала я её, закатывая глаза, — ты считаешь меня взрослым человеком?


— Конечно, я считаю. Что ты уже давно взрослая для того, чтобы завести семью и детей… — снова завела она свою шарманку. Что это за зверь, я не в курсе, но выражение понравилось еще с периода трепетного отрочества, когда мы в школе всем классом проходили историю древности в период до Разделения.


— Тогда ты согласишься, что я также достаточно взрослая для того, чтобы самой решать, как строить свою жизнь дальше, — и снова мне пришлось вклиниться в ее начинающийся монолог.


— Ты всё ещё моя дочь, — с нажимом, нахмурившись, проговорила она.


— И я с этим, упаси меня Силы, не спорю, — подтвердила её слова, — но ты же понимаешь…


— Ты этого не сделаешь, — то ли ахнула, то ли оскорбилась она — моё многозначительное молчание было понято верно.


Мама невольно покосилась на ту, кто мог поддержать её или… меня.


Когда-то баба Герда тоже принадлежала к совершенно другому роду, пока… Пока, отпраздновав своё совершеннолетие, не объявила о выходе из рода родителей и не обосновала свой. Этот был смелый шаг для молодой и одинокой девушки. Тем более такого известного рода на Родонусе — прямых потомков того самого того самого генерала Тадеуша с его ожерельем из вражьих ушей.


Да, мы всю жизнь состояли в одном роду или переходили в род мужа, но тем не менее, вся равно оставались под наблюдением неусыпного ока родственников. Мы всегда чувствовали защиту и поддержку близких. Всегда могли рассчитывать на помощь даже самой дальней родни, если в этом будет такая необходимость. Взаимопомощь — та сила, что давал силу и уверенность в будущем.


Именно поэтому было еще более страшно оказаться одной, без той глобальной поддержки, в которой мы растем. И я даже не знала, что могла ощущать баба Герда, как и не догадывалась о причинах, которые могли побудить её к подобному шагу.


Сейчас же, она мне предлагала совершить подобный выбор… и я не знала смогу ли в действительности набраться храбрости и сделать это, если другого выхода из ситуации не останется.


— Это вы во всем виноваты! — нашла она нового виновного в случившейся неприятности.


Капитан Шорт от такого напора в свою сторону был слегка ошарашен. Ухмылка медленно сползла с его лица, демонстрируя полное недоумение. И даже не пытался что-то ответить. Но мама и не пыталась. Она уже набрала обороты и неслась, что тот крейсер в гиперпрыжок — на всех парах. В выражениях никто не стеснялся. И я даже догадывалась, что потом й будет очень стыдно, но это потом, а пока…


Теперь уже я ухмылялась, поглядывая на потерянного капитана с несчастными глазами, так и сигнализировавшими о призыве о помощи.


Жаль, передышка длилась недолго, и дорогая маман снова переключила своё внимание на мою персону.


— Ты действительно готова сделать это? — в глазах отчетливо видна была боль, что доставило ей мое предыдущее утверждение.


— Ты же всё знаешь, — не подтверждала я ни своим «да», ни отрицала своим «нет».


— Ну, что ж, — мама стала непривычно собранной и серьёзной, а я затаила дыхание.


Если она скажет, что принимает мой отказ… Если она только скажет…


Ничего не понимающий Олмек Шорт все так же переводил свой взгляд с нее на меня и обратно. Даже Гретка замерла и, кажется, тоже не дышала. Напротив нас всё вроде бы замерло. Вся многочисленная родня, собравшаяся и особенно яростно старавшаяся выразить своё мнение о сложившейся ситуации — замерла, словно группа статистов на сцене.

Вот, родительница обвела всех взглядом: задержалась немного на папе, который всё это время молчал, давая выпустить жене пар, но теперь подошёл, встав рядом и пожал плечо, чуть качнув головой. Повернулась к бабе Герде, которая сейчас совсем не выглядела на свой возраст — куда только делись и её сутулость, и старческий прищур, и даже многочисленные морщины на красивом лице. Она, будто, расправив плечи, стала выше ростом; намного моложе своих лет и теперь уже никто не мог бы её назвать бабкой. Но и этот поединок взглядов закончился — мама повернулась ко мне:



— Ты права, Дана, моя дочь уже выросла… — в груди всё сжалось от боли, неужели она… Мама тем временем продолжала, — и она у меня достаточно разумна, чтобы разобраться в сложившейся ситуации и вернуться домой.


Внутри будто что-то тяжёлое лопнуло, оставляя после себя только легкость и неимоверную радость, благодарность за её понимание и поддержку.


— Мама…


— Возвращайся поскорее домой, дорогая, — её галопроекция, теперь уже вместе с отцом, подошла ко мне максимально близко и продолжила шептать, — и, если кто-то будет мешать тебе вернуться на каникулы домой, не переживай — дом, — мама многозначительно поиграла бровями, — приедет к тебе в любое место, где бы ты не находилась.


— Мать права, — наконец пода голос отец, довольно, я бы сказала, даже предвкушающе улыбался, — мы давно уже не делали таких глобальных вылазок всем семейством. Да и с будущими родственничками, — последнее слово было произнесено с таким тоном, что мне заранее становилось жалко еще не состоявшуюся родню, но уже так крупно попавшую.


— Что ты там рассказывала, — «проскрежетала», внося свою лепту, из своего кресла слишком довольная, вновь преобразившаяся в старуху, бабка Герда, — у них там жёсткий патриархат? Чуде-е-есно! — под конец пропела она.


Честно, прозвучало жутко.


За спиной ехидно зафыркала Гретка. И я её понимала, если дорогие родственники захотят, то любому могут испортить жизнь одним своим присутствием. От сердца отлегло. Если уж мои родные согласились с тем, что мы пока побудем в статусе невест, то и близкие остальных девчонок им в этом не откажут.


Сеанс связи к Рудонусом уже подходил к концу, родные стали прощаться, сразу по несколько человек исчезая из зоны видимости. Вскоре даже родители скрылись из виду и только бабка продолжала сидеть, ожидая чего-то.


Вот она повернула чуть в сторону голову, прислушалась вроде к чему-то, сама себе кивнула и с кряхтением, опираясь на трость, стала подниматься со своего посадочного места.


— Подойди поближе, — поманила она меня тонким, с чуть опухшими суставами, пальцем.


— Ба, — оглянулась я, понимая, что старшая родственница всего лишь ждала, пока останется одна и никто не услышит наш разговор.


Ну, из родных, может, никто и не услышит, но тут… Оглянулась еще раз — на капитанском мостике кроме меня еще находились, собственно, сам капитан, подруженция дорогая, на нижнем уровне рубки еще и первый, второй пилот да навигатор. Последние может и сидели дальше остальных, но кто их знает? Может у них суперчувствительные локаторы, вместо ушей?


— Иди-иди, — уже настойчивее прошептала та, не обращая внимания на мои многозначительные взгляды.


Сделала еще пару шагов, подойдя на максимально возможное расстояние к ее галопроекции.


— Не верь никому, — настойчиво и очень тихо заговорила она на древней помеси немецкого и польского, — слышишь, никому!


Я и забыла совсем, что у нас с ней с детства есть «секретный» язык. Это была наша тайна. Так смешно было играть с ней в шпионов и разговаривать на языке, который никто не понимал. Даже мама. Вот и сейчас пригодился мой детский секрет.


— Но, ба?! — я, честно говоря, была в растерянности, что значит «никому не верь»? — тут же Гретка и вообще.


— Тебе уши почистить? — бабуля, видимо, серьезно разозлилась, раз снова с ней стали происходить непонятные возрастные метаморфозы.


— Не надо, — буркнула в ответ и тут же, не удержавшись, добавила, — обидно мне ваше недоверие дорогая панна. Вон и подруга моя ни за что ни про что пострадала.


— Паясничать будешь, когда расхлебаешь кашу, которую заварила, — баба Герда своих позиций не сдавала, — а пока смотри в оба. — и тут же решила немного продемонстрировать степень своего возмущения о сложившейся ситуации, — Дана, тебе всего лишь надо было добраться до Академии без приключений, поступить и выучиться! Ничего нельзя доверить! Всё время, куда-нибудь влезешь!


Даже несмотря, что это была всего лишь голографическая проекция бабы Герды, но даже в таком своем виде взгляд ее пронял меня основательно. Настолько, что даже не понимая ее мотивов, готова была подчиниться.