— Что он вам говорил так тихо-тихо? — спросила я у Громова, когда врач ушёл. — Не про меня?

— Про вас. Говорил, что у вас шок и за вами нужно ухаживать, — Максим Петрович улыбнулся. — И не загружать работой.

— А-а-а, — я опять попыталась улыбнуться, но снова сморщилась, схватившись руками за челюсть.

— Осторожнее! Подождите пока с улыбками. Вот чего я никак не могу понять… Как этот мужик оказался в кабинете начальника АХО?

Я пожала плечами. В этот момент в дверь постучали, а следом вошла Светочка в сопровождении двух полицейских.

— Вот она, — сказала Света, кивнув на меня. Мужчины представились, пожали руку Громову и затем обратились ко мне.

— Ну-с, рассказывайте всё с начала до конца. Постарайтесь вспомнить как можно больше, пожалуйста.

Я вздохнула и, обхватив себя руками, начала рассказывать. Как зазвонил телефон Светочки, как я пошла кабинет АХО и как он на меня напал… Когда я дошла до момента звонка Громову, один из полицейских сказал:

— Вам повезло. Если бы телефон не стоял рядом или он не снял трубку сразу…

— Я это уже поняла…

Закончив свой рассказ, я спросила:

— Скажите, а где сейчас этот… насильник? И что с ним теперь будет?

— Ничего с ним хорошего не будет, сядет за попытку изнасилования. Он сейчас в кабинете вашего генерального, его допрашивают.

— Он успел вам что-нибудь рассказать? — спросил Громов. — А то мы с Натальей Владимировной никак не можем понять, как он вообще попал в здание…

— Успел, а как же. Ему какая-то тётка дала ключ от задней двери этого кабинета, где он на вас напал. И телефон так близко стоял, потому что это он вам и звонил, попросил спуститься. Эта тётка заплатила ему денег, чтобы он вас изнасиловал.

Я вытаращилась на полицейского. Теперь пазл сложился! И, судя по бешеному взгляду Громова, он тоже понял, что это была за «тётка».

— Скажите, а я могу посмотреть на… этого человека? — спросила я, переводя взгляд с одного полицейского на другого.

— Это зачем же? — удивились оба.

— Мне нужно. Пожалуйста. И… я хотела бы услышать, что он говорит.

Один из полицейских пожал плечами, а затем кивнул.

— Хорошо, пойдёмте с нами. Вы оденьтесь, а мы подождём снаружи.

Когда они вышли из комнаты, ко мне подскочил Громов.

— Куда вы собрались? И зачем? И в чём вы собираетесь идти? Мой пиджак толком и не прикрывает ничего…

— Я его сейчас застегну на все пуговицы — будет почти платье. Если вы, конечно, не против.

— Ладно, — вздохнул Максим Петрович. — Только я пойду с вами. На всякий случай.

По пути в кабинет генерального мы никого не встретили, и это было странно. Зная наших любопытных представительниц прекрасного пола, я была уверена, что хотя бы одна из них высунется из кабинета… Видимо, генеральный приказал не выходить из комнат под угрозой увольнения.

Когда я увидела этого человека опять, у меня подкосились ноги. Но упасть я не успела — заметив моё состояние, Максим Петрович крепко обнял меня за талию.

Кроме несостоявшегося насильника, в кабинете сидел ещё один полицейский, сам Королёв и — я даже удивилась — Пётр Алексеевич, начальник АХО. Из всех четверых он был самый бледно-зелёный и, кажется, я догадывалась, почему — видимо, его уже почти сделали сообщником этого хмыря.

— Наталья Владимировна! Максим! — а вот Королёв был в бешенстве. — Вы зачем сюда?..

— В интересах следствия, — отрезал один из полицейских.

И тут заговорил мой насильник. Выглядел он теперь похуже меня — помятый, с подбитым глазом и разбитой губой.

— Дэвушка, дэвушка, — он пытался поймать мой взгляд, — извини, пожалуйста! Я не хотел, понимаешь, я… У меня дочка болеет, шесть лет всего… Денег нет, врачи не принимают без прописки, а тут этот жэнщина денег предлагает… Прости меня, дэвушка…

Наверное, я всё-таки сумасшедшая. Так или иначе, а я высвободилась из объятий Максима Петровича и подошла немного ближе к этому мужчине. Что-то такое было в его голосе и взгляде, что… я ему поверила.

— Я уже простила, — сказала я, смотря ему в глаза. — Только скажи: что это была за женщина, как она выглядела?

«Насильник» сглотнул.

— Ну, такая… лет сорок пять… Тёмный волос, губы красные… и пальто тоже красное. И на груди брошка такая — стрекоза. А ты… точно прощаешь?

Кажется, мой насильник только что подписал Крутовой смертный приговор. Красное пальто и стрекоза — сомнений быть не могло. Я закусила губу — и тут же чуть не вскрикнула от боли — она по-прежнему саднила.

— Прощаю, — сказала я ему и, подняв голову на остальных, спросила, обращаясь к полицейским:

— Можно что-то сделать, чтобы не заводить уголовное дело? Ни на этого человека, ни на его… заказчицу?

Громов, кажется, потерял дар речи. Пётр Алексеевич просто обалдел. Полицейские удивлённо переглянулись. А вот Королёв… он сначала побледнел, затем покраснел и, подойдя ко мне, взял меня за руку.

— Вы уверены, Наталья Владимировна? — спросил он, сжимая мои пальцы.

— На все сто, — ответила я, поморщившись. В любой другой день я не обратила бы внимание на это рукопожатие, но сегодня оно причинило мне боль.

— Сергей! — сказал Громов, подходя ближе к нам. — Осторожнее, ей же больно.

— Извините, — Королёв кивнул и обернулся к полицейским. — Вы слышали предложение Натальи Владимировны. Что мы можем сделать? Прошу вас, любые суммы, только давайте обойдёмся без уголовного дела.

Один из полицейских — только сейчас я поняла, что он был у них главным — пожал плечами:

— Ну, давайте обойдёмся.

— Сергей Борисович! — воскликнула я. Королёв обернулся. Я посмотрела на своего «насильника».

— Учитывая обстоятельства… я считаю, мы должны помочь этому человеку вылечить дочку. Полагаю, Марина Ивановна… — от упоминания этого имени почти все присутствующие вздрогнули, — … пожертвует свою зарплату на пользу бедным. Как вы думаете?

Генеральный просто кивнул. Кажется, у него кончились цензурные слова. И у «насильника» они тоже кончились — он просто смотрел на меня с изумлением и восхищением.

А я отвернулась к Громову и тихо сказала:

— Максим Петрович… пожалуйста, отведите меня обратно… к нам… Я еле на ногах держусь.

У меня перед глазами плыл туман. Я почувствовала, как Громов взял мои руки, потом обнял и, извинившись, вывел из кабинета генерального.

Как мы шли к себе — не помню. Опомнилась я уже на диване, когда Светочка положила мне на лоб мокрое полотенце.

— Я купила тебе одежду, Наташ, — шепнула она. — Максим Петрович вышел из кабинета, давай мы тебя переоденем?

Я кивнула и хотела встать, но Света засмеялась.

— Да лежи, лежи, я сама. У меня бабушка десять лет болела, я очень хорошо умею переодевать лежачих…

Сняв пиджак Громова, Света громко вздохнула и выругалась.

— Вот… ты ж… — на пол полетела рваная рубашка. — А где твой лифчик?

— Видимо, остался там, в АХО. Он же его порвал.

Судьбу рубашки разделили брюки и трусы. Я почувствовала, как Света натягивает на меня новое бельё.

— Уж извини, если слегка будет жать… или наоборот. Я ведь особо не выбирала, схватила первое попавшееся. Господи, Наташ, какая же ты красивая! Даже с этими синяками. Будь я на месте Максима Петровича, сама бы тебя изнасиловала…

— Что ты такое говоришь, Свет! — я перепугалась.

— Да я шучу. Просто… мне всегда хотелось иметь фигуру, как у тебя. Я вон — плоская, как доска. А у тебя всё на месте и такой красивой формы…

— Ещё немного, и я решу, что ты «розовая», — я усмехнулась. Туман перед глазами постепенно рассеивался.

— Да ладно тебе, уж нельзя повосхищаться красивым женским телом! Ну вот, всё, я тебя одела. Можешь встать с дивана?

Я попыталась, но ноги меня всё ещё не слушались.

— Максим Петрович! — крикнула Света.

И не успела я пискнуть, как сильные руки Громова подняли меня и аккуратно поставили на пол. Я впервые смогла сфокусироваться на его взгляде — он смотрел на меня с такой заботой, что я почувствовала себя немного неловко.

— Теперь вы одеты, Наталья Владимировна, — Максим Петрович улыбнулся. — Я отвезу вас домой.

Я не сразу поняла, что именно он сказал. Потому что наслаждалась своими ощущениями — только теперь я почувствовала, какие у Громова сильные руки, и от его прикосновений мою кожу кольнули сотни маленьких иголочек. Сквозь рубашку я чувствовала, как бьётся его сердце. Мне показалось, что в тот миг, когда я посмотрела Максиму Петровичу прямо в глаза, оно забилось чуточку чаще.

— Я отвезу вас домой, — повторил он. И до меня наконец дошло.

— Нет, — выдохнула я. — Только не домой, пожалуйста! Только не туда!

Светочка и Максим Петрович удивлённо переглянулись.

— Ната-аш, — протянула Света, — ты чего это? Почему домой не хочешь?

Я не хотела объяснять, что дома на меня опять навалится эта безысходность, тоска, от которой я никак не могу отделаться уже столько лет. И сегодня… это изнасилование…

Больше всего мне хотелось прижаться к маме. Рассказать ей обо всём… чтобы она меня пожалела…

Но рассказывать мне некому. Мамы у меня давно уже нет. И какой смысл ехать домой? Чтобы на меня опять свалилось это стылое одиночество?

— Не хочу… я не хочу быть одна…

Я даже не подумала о том, что делаю, в тот момент: я крепче обняла Громова и прижалась щекой к его груди. Мне просто было нужно к кому-нибудь прижаться.

— Дома ко мне всегда лезут мысли… Я не хочу оставаться одна!

Я почувствовала, что по моей щеке сползла одинокая слезинка. Громов обнял меня крепче и гладил по голове, успокаивая. И тут Светочка подала голос:

— Давай я сегодня у тебя переночую?

Я оторвалась от Максима Петровича и уставилась на Свету.

— Мне… послышалось?

— Что именно? — она ухмыльнулась. — Ты вроде не страдала раньше слуховыми галлюцинациями! Да, я спросила, можно ли мне переночевать у тебя сегодня.

— Спасибо! — я обняла на этот раз Светочку. — Спасибо тебе!

— Ну вот и отлично! — услышала я весёлый голос Громова. — Собирайтесь, я отвезу вас. Завтра можете прийти на работу на час позже.

Когда мы спускались вниз, обитатели комнат уже бродили по коридорам и, завидев нас с Громовым, бросались грудью на амбразуру. Светочка и Максим Петрович защищали меня, как могли.

— Наталья Владимировна не отвечает на вопросы, — твердили оба. — Завтра, всё завтра.

Когда мы наконец сели в машину, я тихо спросила Громова:

— Максим Петрович… как думаете, что будет с Крутовой?

Несколько секунд он молчал. А затем повернулся ко мне и ответил, глядя прямо в глаза:

— Я не знаю. Одно могу сказать точно — я знаю Сергея уже пятнадцать лет и ещё ни разу в жизни не видел его в подобном состоянии. Меня немного удивил ваш поступок, решение не заводить уголовное дело…

— Мне стало жаль этого мужчину. Я не знаю, на что бы согласилась, если бы у меня была больная дочь. Да и Марина Ивановна… она, конечно, стерва, но… Пусть с ней разбирается кто-нибудь другой. И я уверена, жизнь её накажет лучше, чем наше правосудие…

Громов улыбнулся.

— Я горжусь вами, Наталья Владимировна.

— Зовите меня Наташей, второй раз говорю…

— Да! — встряла Светочка. — Вы же её всё-таки спасли, как благородный рыцарь прекрасную даму…

— … прекрасную даму в разорванных штанах, — хихикнула я.

Штаны, кстати, было немного жалко. Их мне Антон подарил.


У меня дома Светочка с порога начала активные боевые действия. Усадив меня на диван, она бросилась на кухню заваривать чай и готовить нам ужин. Алиса уселась рядом со мной и с удивлением рассматривала эту незнакомую тётю, носившуюся по квартире со скоростью шальной пули.

— Ты уж извини, — крикнула мне Света из кухни, — повариха из меня никакая, честно говоря, максимум, на что я способна — это яичница. Будешь?

— Давай лучше по бутерброду. У меня там ещё сыр есть вкусный. И вино.

— Алкоголичка!

Я усмехнулась. Если бы не присутствие Светы, то я, скорее всего, тут же завалилась бы спать. И уж точно ничего бы не ела.

Она впихнула в меня целых три бутерброда с сыром и шоколадку. К концу ужина мы распили на двоих почти целую бутылку вина. Голова у меня начала кружиться, да и на «хи-хи» пробивало.