Адалин Черно - Право на сына

Он тянет меня на себя, и я обхватываю его ногами за бедра, прижимаюсь к его стальному прессу и уже через мгновение Стас отрывает меня от стола и несет в спальню. Мы как одичалые избавляемся от одежды за считанные минуты, я сбрасываю платье, он отбрасывает свитер и джинсы на кресло и возвращается ко мне.

Мне кажется, что нет места на моем теле, которого бы не коснулись горячие ладони Стаса или его влажные, умеющие дарить наслаждение губы. Он нависает сверху, упирается ладонями по обе стороны от меня и произносит:

— Ты уверена?

Я быстро киваю и обхватываю Стаса за шею в тот самый момент, когда с моих губ срывается крик удовольствия. Мое тяжелое дыхание становится сбивчивым, сердце стучит, как ненормальное, норовясь выпрыгнуть из груди. Стас приподнимает меня и на какие-то мгновения мне кажется, что я парю в воздухе. Но я лишь оказываюсь сидящей сверху на мужчине. Он обхватывает мою талию руками, пробегается пальцами по позвоночнику, вызывая дрожь и помогает мне, подсказывая жестами и словами, как себя вести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оказавшись обнаженной в такой откровенной позе, чувствую, как усиливается возбуждение. Рядом со Стасом чувствую себя раскрепощенней, свободней, позволяю отбросить назад все свои страхи и позволить желанию управлять телом. Этот мужчина как-то неправильно на меня действует, когда смотрит так, что хочется одновременно и закрыться и попросить его не останавливаться.

Я сглатываю, видя откровенное желание, спрятанное в его глазах. Ладони становятся влажными от соприкосновения с горячей мужской коже, а голова туманной от того, с какой жаждой и требовательностью он смотрит на меня. Я выгибаюсь дугой, когда Стас поднимается на кровати и царапает отросшей щетиной мою нежную кожу. Я уверена, что на ней остаются отметины, но это и не имеет значения, потому что мне хорошо. Впервые за последнее время я чувствую себя настолько раскрепощенной в интимной обстановке. Мне всегда хотелось быть открытой, дерзкой, яркой, желанной, но рядом почему-то все время оказывались мужчины, с которыми я таковой себя не чувствовала.

Я просыпаюсь совершенно отдохнувшей и с дикой легкостью в теле. Пожалуй, впервые за последние годы рядом со мной спал мужчина. Я никогда не оставляла Максима на ночь дома и не впускала его в квартиру даже когда Даня был у матери. Мне было некомфортно просыпаться с ним рядом и… как-то у нас не складывалось, а я всё не понимала этого.

Открыв глаза, натыкаюсь на букет, бережно стоящий на прикроватном столике в вазе с водой. Я не сразу понимаю, что Стаса рядом нет, а из кухни доносится шум. Молча рассматриваю кровавые лепестки и улыбаюсь, ощущая себя счастливой дурочкой. Вместе с тем, чувство вины грызет меня за Леру. Она сейчас одна, в больнице, борется с жизнью, а я тут… не могу нарадоваться на то, что происходит между нами со Стасом.

Я не успеваю встать, потому что Лебедев заходит в комнату. С небольшим подносом в руках, на котором стоит тарелка и чашка.

— Ну вот, — раздосадованно произносит. — С “разбудить тебя поцелуем” налажал.

— Я готова притвориться спящей.

Мы оба смеемся, Стас подходит ближе, ставит на кровать поднос и пододвигает его ко мне.

— Устраивайся поудобнее, принесу свой.

Пока Стас уходит на кухню за своим завтраком, я думаю о том, что такое у меня впервые. Цветы дарили, ухаживать пытались, говорили комплименты, но чтобы приносить завтрак в постель — не было такого. Впрочем, я ведь ни с кем не доходила до стадии “совместное утро”. Как-то не хотелось ломать свой привычный устав жизни тем, кто мне не нравился.

Стас возвращается через пару минут, размещается рядом и с удовольствием поглощает пышный омлет, пьет кофе и смотрит на меня в ожидании того же самого. Напряжения между нами нет, поэтому получается даже поговорить ни о чем. Стас спрашивает, у родителей ли Даня, интересуется, поеду ли я в больницу к подруге.

— Да, — киваю. — Вдруг ей станет лучше, и я смогу чем-то помочь. Неважно, — сбивчиво объясняю. — Мне достаточно ее просто обнять. И быть рядом, когда она очнется.

Он понимающе кивает и предлагает отвезти, а после забирает посуду и уходит на кухню, чтобы я смогла одеться без смущений. Мне сложно представить, что я буду делать это рядом с ним, поэтому я безумно благодарна тому, что он понимает мои чувства.

Через десять минут я оказываюсь собрана, а посуда вымыта. Мы вместе выходим из подъезда, Стам помогает сесть в машину, галантно открывая дверь и протягивая мне руку. Он касается моих пальцев, чуть сжимает их и закрывает дверь, отпуская. Садится на соседнее сиденье и уверенно заводит автомобиль, кладет руки на кожаную обтяжку руля и вывозит авто на дорогу.

Мы едем молча, каждый думая о своем. Я полностью сосредоточена на Лере и том, что с ней случилось. Чем ближе к больнице, тем страшнее мне становится, что если… мне скажут неутешительные вещи. Что если…

Думать о плохом не хочется, но настойчивые картинки так и лезут в голову. Вот я узнаю о том, что ей стало хуже, а там доктор сообщает мне, что ее больше нет. Я вздрагиваю, обхватываю себя руками и с опаской смотрю на сильную мужскую ладонь, что крепко держит меня за плечо.

— Все в порядке? — спрашивает Стас. — Ты выглядишь испуганной.

— Я просто… боюсь, — отвечаю ему искренне. — Ума не приложу, кто сделал с ней такое… и что мне скажут.

— Я пойду с тобой, — Стас паркует авто около больницы и помогает мне выйти из машины, приобнимает за талию и уверенно ведет в здание.

Мы попадаем к доктору довольно быстро: Стас мгновенно добивается того, чтобы нас пропустили. Ничего нового, к сожалению, я не слышу. Ее состояние стабильно тяжелое, сейчас что-либо прогнозировать невозможно.

— А кто с вами? — интересуется доктор, глядя прямо на Стаса. — Друг Валерии?

— Нет, это мой…

— Жених, — незамедлительно находит определение Стас.

— Понимаю, — кивает врач. — Пришли поддержать свою невесту в такой нелегкий час. Правильно. Женщины они такие… эмоциональные, — со знанием дела произносит он. — Я не могу давать прогнозы, но надеюсь, что Валерия поправится. У нее положительная динамика, и она боец. Не каждый выживет, потеряв столько крови.

Я чувствую, как слезы скатываются по моим щекам. Представить не могу, каково сейчас Лере. Болит ли у нее что-то, чувствует ли она, что в больнице. Но главное, что будет, когда она придет в себя. Как отреагирует? Как будет жить дальше? Я буду рядом и постараюсь помочь, но понятия не имею, как жить с тем, что ты едва не отправился на тот свет. По вине другого человека. Возможно даже по нелепой случайности, потому что я уверена — Лера не могла ввязаться во что-то незаконное и у нее просто нет тех, кто бы настолько ее ненавидел, чтобы не просто желать смерти, а попытаться убить.

— Мы можем проведать ее? — спрашивает Стас, а ведь я до этого даже не додумалась!

— Можете, но она еще не пришла в себя, поэтому… посидите несколько минут, поговорите с ней, возможно, она вас услышит.

Я энергично киваю головой и встаю. Мне хочется как можно скорее оказаться в ее палате, сжать ее хрупкую маленькую ладошку и поддержать, пусть она этого и не узнает.

Нас проводят к палате, любезно открывают дверь, но я оказываюсь совершенно не готовой к тому, что вижу. Лера лежит на кровати, ее руки перебинтованы, в изгибе локтя стоит катетер для лекарства. Я сглатываю, подходя ближе. Она укрыта одеялом, поэтому я не могу видеть больше, но мне это и не нужно. По ее бледному лицу понимаю, насколько ей плохо. Вчера мне сказали, что она в медикаментозном сне и ее выведут оттуда, как только поймут, что это уже безопасно сделать. Но мне все равно страшно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не могу потерять ее, потому что она моя единственная подруга, почти как сестра. Я понимаю, что нужно бы рассказать о случившемся Игорю, своим родителям, ее сотрудникам, но сил на это нет. Я представляю, что именно бывший муж Леры мог так жестоко с ней расправится, и мне становится не по себе. У них не всегда ладилось, Лера хотела свободы, Игорь жаждал посадить ее дома. Они разошлись без скандалов, без судов, у него появилась другая, а Лера стойко это пережила.

Я плачу почти беззвучно, слезы просто скатываются по щекам, а руки дрожат, когда я касаюсь ими ее хрупкой ладони. Сжимаю ее пальцами, не получая ответа. Вздрагиваю, когда моих плеч касаются крепкие мужские руки, Стас массирует шею, позволяя расслабиться, и целует меня в висок.

— Она поправится. Обязательно.

Мы сидим так еще около десяти минут. Я рассказываю Лере о том, что по ней уже все соскучились, что ее сотрудники попросту не знают, что делать и как работать, да и Даня спрашивает. Плевать, что о случившемся с ней почти никто не знает, я хочу, чтобы она чувствовала себя важной и жаждала вернуться. Ко мне, к работе, к жизни.

— Стась, пошли, — просит Лебедев, обнимая меня за плечи сильнее. — Идем, нам не разрешили долго здесь находиться.

— Да, да, конечно.

Я утираю слезы и встаю, прощаюсь с Леркой, обещаю, что обязательно приду завтра и надеюсь увидеть ее бодрой и здоровой. Когда мы выходим, я замечаю у палаты четыре человека. Все они высокие ростом и раскачанные до невозможности. Стоят огромной стеной у двери и казалось бы, равнодушно смотрят за прохожими, но у меня холодок пробегает по спине.

У входа в лифт, который вызывает Стас, я оборачиваюсь и смотрю на них. Сглатываю и уже внутри спрашиваю:

— Как ты думаешь, все настолько серьезно и Лере действительно угрожает опасность?

— Все будет в порядке, — Стас выглядит спокойным, но на меня это не распространяется, я все так же нервничаю и переживаю.

Из больницы выхожу заплаканной и растерянной. Стас уверенно ведет меня к машине, снова помогает сесть внутрь и говорит что-то успокаивающее.

— Я не знаю, что произошло, — шепчу. — Она не могла никуда ввязаться, понимаешь?

— Она не могла, — кивает он. — Ввязалась моя сестра.

Между нами повисает напряженная пауза, я как-то не сразу понимаю смысл сказанных им слов, а потом в моей голове складывается картинка. Авария их родителей, сестра в коме, Лерка, которая дружила с ней…

— Ты хочешь сказать, что… ты знал?

Я сглатываю, в напряжении ожидая его ответа. Получается, он действительно был у больницы? Вместе… с тем мужчиной?

— Я не знал, — он мотает головой. — Я пытался выяснить, что произошло и почему родители попали в аварию. Оказалось, охота была не на моего отца, а на сестру. Почему, я пока не знаю. Но случай с твоей подругой только подтвердил это. Они ведь… общаются?

— Да, — быстро киваю, сглатывая и чувствуя, как в горле образовывается ком. — А твоя сестра, она… не рассказывает?

— Она испуганная, у нее тоже стоит охрана, но она почти не разговаривает, молчит, только кивает и плачет.

Я закрываю рот ладонью и начинаю осматриваться по сторонам, осознавая, что меня накрывает паранойя. В прохожих начинают видеться враги, мужчины, у которых непременно в кобуре, скрытой под пиджаком, находится оружие.

— Мы можем быть в опасности? — спрашиваю, сглотнув.

Вспоминаю, что Даня сейчас в саду, а родители дома. Что если после Лерки доберутся ко мне, а я ведь даже не общалась с сестрой Стаса.

— Вы нет, — уверенно произносит Стас. — У Оли с Лерой было какое-то дело, я пока не знаю, что это, но сестра не просто так сюда ездила. Не удивлюсь, если они влезли куда-то из-за мужчин. У сестры, как оказывается, здесь был любовник, но кто, я пока не выяснил. У Леры кто-то был?

— Я не знаю. Она не рассказывала об отношениях. Лера бы не полезла никуда из-за мужчины, — произношу уверенно. — Она умная, у нее свой салон, она зарабатывала достаточно и…

— Стась, — он перехватывает мои руки, потому что я взмахиваю ими каждый раз, когда хочу объясниться и встать на сторону подруги. — Ты правда думаешь, что Ольге нужны были деньги? Отец регулярно помогал, она работала на хорошей должности, воспитывала сына, у нее в Штатах свой дом. Она жила в достатке. Не в этом дело.

— Тогда в чем? Я не знаю, как твоя сестра, но Лера бы не полезла! Она была независимой от мужчин, и она бы никогда…

— Прекрати истерику! — обрывает двумя словами мою тираду. — Я говорю то, что знаю. Пока ничего неизвестно.

— Я видела того, кто с ней это сделал, — вспоминаю фотографию, которую мне показывали полицейские.

— Когда? — настороженно спрашивает Стас.

— Вчера. Мне показывали фото мужчины в капюшоне. Он принес ее в больницу такой… в таком состоянии. И ушел. Сбежал, как трус.