Словно угадав его мысли, она снова попыталась отстраниться:

— Довольно! Время вышло! Все!

Ярость. Она вспыхнула в его груди чистым, ярким пламенем.

— Врете!

Мик вскочил, упираясь руками в стену по обе стороны от нее и не спуская с Винни разъяренного взора. Вот тут-то дамочка перепугалась не на шутку.

Она отшатнулась, но стукнулась затылком о стену. Что, доигралась? Отступать некуда! Придется идти до конца!

Вот только каков он, этот конец? Мик растерялся. Как ни странно, сухой стук, с которым ее бестолковая башка врезалась в стену, вразумил и самого Мика.

Настолько, что ему стало ясно: Винни ни за что не позволит погладить себя по ногам. Умрет, но не уступит.

Мик чуть не взвыл от обиды. Какая несправедливость! Черт побери, она что, над ним издевается? Он закусил губу и с раздражением почувствовал голую, гладкую, как у ребенка, кожу.

Целую минуту они молча боролись. Вкнни была дамочкой не из слабых, и Мик почувствовал, что она не шутит, пытаясь отделаться от него.

Пока не поздно, следовало найти какой-то компромисс.

А тем временем он старался удержаться на месте, прижимая Винни к стене всем телом, так что ей стало трудно дышать.

Может, она почувствовала то, что так рвалось наружу у него в паху? Мик налег еще сильнее и прошептал ей в самое ухо:

— За нарушение условий полагается штраф!

Она обмерла.

— Я ничего не...

— Нарушила, нарушила, голуба! Ну-ка, что у нас есть? Полагаю, придется снять панталоны!

— Ах-х!.. — Она пролепетала что-то невразумительное. Потом наконец обрела дар речи и воскликнула: — Н-нет, никогда, вы...

— Тихо, тихо! За нечестную игру нужно платить! А вы только и делали, что старались меня обжулить!

— Нет!!! — Истеричные нотки в собственном голосе поразили Эдвину.

Мик снова подумал, что зашел слишком далеко. Нельзя требовать от нее так много. И он решил проявить снисходительность:

— Ну, так и быть, Вин. Предоставлю вам возможность выкупить панталоны!

Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. Его лицо оказалось так близко, а она — Господи, как это вышло? — стояла, упираясь ладонями ему в грудь. Широкую, горячую мужскую грудь, на которой играли мускулы. А ведь были еще и волосы! Господи спаси, вот они, прощупываются под тонкой рубашкой... От этой непрошеной близости у Эдвины все поплыло перед глазами, как будто одна из музейных статуй вдруг стала теплой и ожила у нее в руках!

— К-каким образом?

— Выполните все, что я скажу! — Он ткнулся носом куда-то ей в щечку и громко втянул воздух — принюхивался, что ли? От легкого прикосновения его гладко выбритых губ Эдвина затрепетала всем телом.

Она попыталась отвернуться и таким образом подставила ему свою шею, и горячие сухие губы тут же прошлись по ней до самого уха. Оба замерли неподвижно.

Винни затаилась, ни жива ни мертва. До нее не сразу дошло, что мистер Тремор просто обдумывает, что именно стоит ей приказать. Мерзавец, нарочно тянет время!

— Я вас поцелую... — наконец процедил он. — Я имею в виду, что на этот раз поцелую вас по-настоящему, Вин... и вы не будете сопротивляться. Вы раздвинете губы...

— Раздвину губы?!

— Тс-с! Не сходите с ума раньше времени! Стойте и слушайте! И не сопротивляйтесь. Я покажу вам, как нужно целоваться с мужчиной. Вы раздвинете губы и впустите мой язык. Чтобы я поцеловал вас так, как мне хочется.

Его лицо немного отодвинулось назад, в тень, но Эдвина видела, что он улыбается. Теперь, когда он сбрил усы, кривая полуулыбка больше не казалась Эдвине двусмысленной. Ни у кого в мире не могло быть таких красивых, чувственных губ.

— Это все. Я поцелую вас и буду считать нашу сделку завершенной.

Больше всего на свете она бы желала, чтобы все это кончилось как можно скорее. Эдвине казалось, что их странная игра тянется уже долгие часы, что она скоро лишится чувств от изнеможения. «Завершенная сделка» прозвучало для нее настоящей музыкой. К тому же ей не придется снова выставлять напоказ свои ноги.

Думая только о том, как бы отделаться от него как можно скорее, она торопливо кивнула.

— Закройте глаза и расслабьтесь.

Ох, этот приказ она выполнит с легкостью! Эдвина послушно зажмурилась, стараясь изгнать из тела сковавшее его напряжение.

Его рука мягко скользнула ей на затылок. Это было так приятно... Кто бы мог подумать...

А он действовал все так же осторожно и ласково. Поддерживая ее голову одной рукой, другую положил ей на талию и привлек Эдвину к себе. Но даже эта удивительная нежность не могла подавить вспышку безумной паники, охватившей ее в тот миг, когда он прошептал ей в самые губы:

— Приоткрой рот! — Он то и дело переходил с интимного «ты» на вежливое, официальное «вы».

Она неохотно повиновалась, и он приник к ее губам. Эдвина вдруг отчетливо ощутила бурлившую в нем неистовую, дикую силу, и ей стало страшно. Но сильнее страха было желание уступить этой силе, чтобы она поглотила ее без остатка. И Эдвина чуть-чуть раздвинула губы. В следующий миг его язык прорвался внутрь: откровенное, неожиданное вторжение на территорию, которую Винни всегда считала своей.

Она испуганно дернулась и на миг застыла в его объятиях. Но вскоре оказалось, что это вовсе не так отвратительно... совсем даже не отвратительно. Она немного расслабилась. Пожалуй, скорее это ощущение можно назвать шокирующим... и довольно интересным. Почему-то ее бросило в жар. Да, она отчетливо почувствовала вкус Тремора и даже вспомнила апельсин, съеденный им сегодня за завтраком.

Не прерывая поцелуя, он умудрился обнять ее и крепко прижать к себе. Боже милостивый, Эдвина и понятия не имела, что бывают такие поцелуи. Он так нагло орудовал языком... Мик заставил ее трепетать всем телом от смутной тревоги, и в то же время она не могла отделаться от ощущения, что все это вполне естественно.

Мало-помалу «интересные» ощущения превращались в «завораживающие». Теперь, кроме губ и языка, в игру вступило все его большое, разгоряченное тело. Эдвина с удивлением обнаружила, что сама подалась вперед, но не для того, чтобы оттолкнуть его, а чтобы найти в нем опору: ноги не держали ее.

Скомканный подол платья все еще оставался поднятым до пояса, и тонкое сукно его брюк терлось о ее обнаженные ноги. Сильные ладони впивались ей в ягодицы.

Вдруг он слегка согнул колени и со всей силой вжался ей в пах. И еще раз. Потом еще. И еще. Из его груди вырвался глухой стон. Он не останавливался, и сильные рывки языка повторяли странный ритм его движений.

Самым ужасным было то, что Эдвина, абсолютно не представлявшая, что должны изображать эти ритмичные рывки, умирала от желания испытать их снова и снова.

Она слышала, как жарко и неровно он дышит, когда на миг отрывается от ее губ, чтобы припасть к ним с новой силой. И вдруг почувствовала, как он шарит рукой под подолом, пытаясь добраться до ее ног.

Но почему? Ведь все должно было закончиться поцелуем! Нет! Нет, ни за что! И в тот же миг где-то в глубине сознания зазвенел отчаянный голос: да, да!

В ее груди взорвалась настоящая буря эмоций: испуг, удовольствие, паника, предвкушение чего-то неизвестного и даже простое любопытство. На этот раз она уступила без колебаний.

Его рука скользнула под подол. Через тонкие панталоны Эдвина почувствовала, как он гладит ее по бедру.

Боже правый! До чего она дошла! Едва знакомый мужчина целует ее в губы и шарит руками у нее под юбкой! Ужас, охвативший ее, сменился восторгом.

Его рука скользнула вниз, к колену, а потом снова стала подниматься, вверх по внутренней стороне бедра, и это показалось ей настоящим блаженством. Никогда ничего подобного она не испытывала.

Волшебная, восхитительная истома вытеснила из головы последние мысли. Она зарождалась где-то в самом низу живота, как будто там поселился демон, пробуждая в душе темные, неодолимые инстинкты, о которых она до сих пор представления не имела. Ей снова стало страшно.

— Тс-с! — Чтобы успокоить Эдвину, он опять погладил ее по ягодице — месту, казавшемуся более безопасным. Как бы не так!

Она не могла отделаться от чувства, будто стоит на краю пропасти и смотрит в черную непроглядную бездну. Она боялась того странного, незнакомого, что пробудилось в ее душе. Сумеет ли она вынырнуть из этой бездны, если уступит и прыгнет Следом за ним? И если сумеет — останется ли она прежней?

Винни замерла в нерешительности, не зная, как поступить.

А Мик боролся со страстным желанием положить руку ей между бедер, чтобы прикоснуться к самому интимному, вожделенному месту, чтобы вместе с ней впасть в любовное безумие и довести свои ласки до конца. Как-никак они находились сейчас в спальне, в каких-то трех метрах от койки!

Он честно старался совладать с этой необузданной вспышкой страсти. Твердил себе, что должен остановиться, что и так зашел слишком далеко. Но не мог прервать поцелуй. И чем дольше он целовал Винни, тем громче безумный голос нашептывал ему, что желанный приз совсем близко — стоит лишь протянуть руку...

В конце концов он не выдержал. Его рука скользнула вверх, туда, где смыкались ее дивные, стройные бедра, и скользнула в теплую ложбинку. От новой вспышки возбуждения у него потемнело в глазах: она была влажной! Да-да, тонкие панталоны давно промокли насквозь. Значит, ее тело готово было к тому, чтобы...

Винни резко дернулась и вскрикнула. Миг — и вот она уже вырывалась, словно дикая кошка, боровшаяся за свою жизнь.

Мик получил довольно чувствительный пинок между ног, а острый кулачок едва не своротил ему челюсть, прежде чем он умудрился перехватить ее руки и отстранился. После такого бешеного натиска он держался настороже, ожидая новой вспышки.

Но Винни и не думала больше драться: она резко отвернулась к стене, беспомощно прижав руки к тому месту, которое он только что пытался ласкать. Ее голова поникла. Плечи ссутулились. А из груди вырывались жалобные рыдания.

Выхвати она сейчас из-под юбки пистолет, Мик удивился бы меньше.

Но с другой стороны, чего еще он мог ожидать? Ведь Винни слишком привыкла во всем винить только себя и боится даже собственной тени! Он осторожно погладил ее по плечу, приговаривая:

— Ну, успокойтесь! Простите меня! Мне очень жаль! Я не должен был этого делать!

Сердце у Мика действительно разрывалось от жалости. Она рыдала, как ребенок, наказанный несправедливо и беспощадно. От стыда Мик готов был провалиться сквозь землю.

— Все в порядке, — бормотал он, гладя ее по плечам. — Это же нормально, Вин. Это сплошь и рядом случается между мужчинами и женщинами. Но я все равно не должен был так делать. Я... — Он попытался повернуть ее лицом к себе, чтобы обнять и утешить. Однако она не поддавалась, и тогда Мик обхватил ее одной рукой за плечи, а другой продолжал гладить по спине.

В результате всей этой возни одна его рука оказалась совсем близко от ее лица. И Мик сразу же почувствовал ее запах. Он зажмурился и замер. Однако устоять было невозможно. Мик ткнулся носом в ладонь, жадно втянул в себя аромат ее женственности и безошибочно нашел то место между указательным и безымянным пальцами, где еще оставалась влага. Не выпуская Винни из объятий, он лизнул языком влажную ладонь и содрогнулся от новой вспышки желания.

Наверное, так вот и становятся извращенцами. Когда приходится гладить по головке и утешать, вместо того чтобы схватить ее в охапку, содрать чертовы панталоны и ласкать ее так, как ему хочется, а потом овладеть ею с ходу, одним рывком...

«Нет, Мик, мой мальчик, ты не извращенец, — лихорадочно рассуждал он, — ты просто спятил! Винни превратится в настоящую фурию, если хотя бы заподозрит тебя в таких мыслях! А вернее всего, первым делом постарается покончить с собой!»

И Мик, сходивший с ума по мисс Эдвине Боллаш, вынужден был прийти к выводу, что ни одно из его желаний не доведет ее до добра. Ему пришлось сделать самый тяжелый шаг в жизни. Он разжал руки и отодвинулся, заставив себя оторваться от ее восхитительного стройного тела. Шаг, еще шаг — и вот она уже стоит одна, прислонившись лбом к стене.

В эти минуты Мик показался себе совсем маленьким и ничтожным. Как бы еще исхитриться и сделать таким же маленьким его член! Потому как этот упрямый орган по-прежнему грозил выскочить из брюк и подталкивал его к самым непредсказуемым поступкам. Тем временем Винни, беспомощно скорчившись и зажимая ладонями пах, буквально заходилась в плаче. Она была безутешна.

Однако Мик считал себя обязанным сделать еще одну попытку. Он сказал:

— Винни, это не секрет, что я вас хочу. Почему бы нам не попробовать? Прямо здесь! — Он кивнул в сторону кровати под балдахином. Ему хотелось сказать ей много такого, о чем наверняка не стал бы говорить настоящий джентльмен. Хотелось сказать, как ему хочется овладеть ею. Как не терпится расцеловать каждую веснушку на ее длинных стройных ногах. Признаться, что он готов целовать ее до тех пор, пока их языки не перестанут помещаться во рту, и заниматься с ней любовью, пока им не станет больно сидеть. А потом расцеловать ее лоно так, как он только что расцеловал ее губы, и заснуть, спрятав там свое лицо.