— Взгляни, — пожаловалась она как-то раз, лежа возле Мика в полном изнеможении. — Нет, ты только взгляни на эти ничтожества! — Винни имела в виду свои маленькие груди. — Их даже круглыми не назовешь! Так, какие-то прыщики!

Мик, как человек воспитанный, не мог не выполнить просьбу дамы и внимательно посмотрел на ее грудь. При этом его глаза загорелись огнем, а губы медленно растянулись в улыбке:

— Вин, и не стыдно тебе жаловаться, что ты недостаточно хорошенькая, когда у тебя есть две такие симпатичные штучки?

— Но ведь они крохотные! А кому это понравится?

— Мне! — Он взял ее груди в ладони и осторожно потеребил соски. — Никогда не видел ничего более аппетитного. Их без труда можно взять в рот. — Именно это Мик и сделал. Винни вздрогнула и застонала. — М-м-м, — мурлыкал Мик, лаская языком ее груди. — М-м-м, настоящие пампушечки с кремом.

Прошло еще несколько минут, и Винни забыла о том, что жаловалась на свою грудь. Да, несомненно, этот человек чрезвычайно талантлив.

Они забавлялись в эти дни, как дети. Взрослые дети, в чьем распоряжении оказался целый большой дом. Вот только время было к ним безжалостно и пролетело слишком быстро.

Винни окончательно потеряла над собой контроль и очень далеко зашла в своих мечтах. Они с Миком могли бы переехать куда-нибудь в другое место, где она выдала бы Мика за... да, за господина из провинции. Он бы охотился со своими хорьками на кроликов, кажется, это тоже входит в список развлечений сельских аристократов. Они поселились бы в небольшом домике, и Винни давала бы уроки дочкам местных богачей. А он, как и положено джентльмену, проводил бы время в благородном ничегонеделании.

Винни поделилась своими мечтами с Миком. Лучше бы ей этого не делать.

— А! — небрежно воскликнул он. — Еще одна фантазия благородной леди? Купить себе мужчину для забавы? — И он продолжал с нарочитой грубостью: — В жизни не пойму этих ваших благородных замашек! Не дай Бог, какой-нибудь аристократ испачкает ручки, если отважится сделать что-то полезное на благо своей стране!

— Не понимаю, над чем ты смеешься! — возразила Винни. Она внимательно следила, чтобы на сковородке не подгорела колбаса. В последнее время им пришлось готовить самим. — Мне, к примеру, это вовсе не кажется таким уж смешным!

— Что? — Мик моментально помрачнел. — Ты действительно вообразила, будто я способен стать бездельником?! Думаешь, у меня нет совести и я способен сидеть у тебя на шее, а ты будешь зарабатывать уроками! Да тебе учить-то будет некого! Кому там нужны твои уроки? Поденщицам? Фермерским женам? Или купеческим дочкам? И думать не смей! Тебе нужен большой город и высший свет с его матронами, мечтающими выдать замуж своих дочек. И мне тоже нужно иметь свое дело или хотя бы какое-то занятие, чтобы обеспечить себя и жену, если однажды я соберусь жениться. — Мик горячился все сильнее, явно чувствуя себя задетым за живое. — Я ведь уже говорил тебе, что не стану себя уважать, если на свете не найдется такого дела, с которым я справляюсь лучше других! А ты, голуба, все еще думаешь так, как прочие снобы в этом городе. Не всегда, но довольно часто. Вот только у тебя слишком сильная натура, чтобы вписаться в их дурацкие стандарты. Ты лезешь из кожи вон, чтобы в них втиснуться, и в итоге начинаешь ненавидеть сама себя! Ты наказываешь себя, лишаешь развлечений и даже отказываешься явиться на бал! А тебе стоило бы там побывать! Больше, чем кому бы то ни было. Явиться к герцогу, танцевать всю ночь и плевать на тех гребаных ублюдков, которым это не понравится!

Вот так речь!

Винни едва успевала внимать его торопливым, сбивчивым словам, от которых у нее тревожно стучало сердце.

Ей пришлось прибегнуть к привычной уловке, чтобы не воспринимать его упреки всерьез:

— Не знаю, что может значить это слово, но оно наверняка употреблено неправильно!

— Какое еще слово? — мрачно поинтересовался он.

— Гребаный.

— Ох! — Он резко обернулся и наставил на нее большую вилку, которой переворачивал колбасу на сковороде. — Вин, это очень плохое слово! Не стоит его повторять!

— Но ты же его повторяешь!

— Я?!

Она, очень довольная, расхохоталась, нечасто ей приходилось видеть на его физиономии столь уморительную растерянность.

— Ну не я же! А еще мне кажется, что слово «траханный» должно обозначать нечто похожее.

Тогда Мик ухмыльнулся и предложил:

— Я тебе покажу, что оно означает! — Он прижал Винни к себе. — Вот! А обозначает оно... в общем, не тушуйся и при вперед на всех парах! Возьми за жабры эту гребаную жизнь и оттрахай ее на всю катушку! Получи от нее все, что можно, и еще чуть-чуть! А почему бы и нет?

— Женщина не может никого оттрахать, — смущенно хихикнула Винни.

— Еще как может! И я люблю это в тебе, Вин! Я люблю тебя! — добавил он еле слышно.

Оба надолго замолчали, первым заговорил Мик:

— Итак, чем мы займемся в ожидании этих придурков? — Господа Ламонты уже прислали записку, что явятся сегодня с вечерним костюмом и приглашением. — Не отнести ли тебя наверх и не оттрахать ли на всю катушку?

Винни подумала, прежде чем дать совершенно искренний ответ:

— Звучит неприлично. Просто жуть. Но пожалуйста, сделай это поскорее! — попросила она страстным шепотом.

О, она оказалась не менее талантливой ученицей, чем Мик. Она прекрасно освоилась с этой грубой и неприличной речью, так уместно звучавшей на тесной кухне или в темной спальне. Ведь они придавали этим словам совершенно иной смысл, превращая их таким образом в язык двух влюбленных, понятный лишь им одним.

Винни все еще не давало покоя слово «сноб». Неужели Мик прав? Но разве сноб опустился бы до близости с таким, как Мик Тремор? Не означает ли это, что она изменила своему образу мыслей в угоду мировоззрению оборванца из Корнуолла, зарабатывавшего себе на жизнь ловлей крыс? Только этого не хватало...

А Мик тем временем поймал себя на мысли, что неспроста так разгорячился и обвинил ее в снобизме. Вероятно, давало о себе знать больное самолюбие, сознание того, что Винни по-прежнему слишком хороша для такого, как он. Его всякий раз пробирала дрожь, стоило вспомнить о ее происхождении, образовании и положении в обществе. И как только у него хватило наглости положить глаз на такую благородную даму, учительницу, дочь маркиза и внучку герцога? Смех, да и только!

Конечно, Мик всегда был честолюбивым малым. Иначе ему и в голову бы не пришло отправиться в Лондон искать удачи. Зато в итоге он стал крысоловом и смог посылать домой приличные деньги на зависть всей округе. Но всему есть свой предел! И Майкл Тремор мог мечтать о Винни Боллаш с тем же успехом, что и вообразить себя принцем Уэльским, супругом английской королевы!

Винни училась в самом настоящем университете. У нее есть собственная карета на рессорах, пара рысаков и даже каретный сарай, где она держит всю эту роскошь. Она хозяйка большого дома, в котором целый этаж предназначен только для слуг. Черт побери, у нее есть дворецкий, и кухарка, и кучер, правда, один на три соседние семьи. А Мик за свою жизнь заработал лишь на десяток хорьков да пяток собак, причем почти всех выкормил сам, подобрав на улице. Все его хозяйство с избытком помещается в каморке под лестницей, куда его пустил пьяняца-сапожник в благодарность за то, что Мик избавил его лавку от крыс.

И с какой стати он вбил в свою дурную башку, будто Винни согласилась бы распрощаться со своим шикарным прошлым и стать женой крысолова? Дело было даже не в ее согласии, хотя, она, конечно, ни за что бы не дала его, — а в том, что она заслужила большего!

Он не забыл наглого приставалу из бара. Молодчика, который разводил лошадей. Вот кто мог быть ей ровней. Или еще более достойный малый. Ведь и среди благородных иногда встречаются хорошие парни, настоящие джентльмены, и Винни любому из них составила бы приличную партию.

Она заслужила уважение и любовь, все, чем так несправедливо обделила ее жизнь.

Ламонты сильно опоздали. И Мик считал, что им повезло. Винни была до того ненасытна, что вряд ли они вспомнили бы об их визите вовремя.

Когда в дверь позвонил посыльный, Винни подумала, что это Джереми и Эмиль. Но оказалось, что это принесли коробку для Мика, и он быстро сбежал вниз по лестнице.

Обмирая от непривычной робости и страха, он поднялся наверх и протянул коробку Винни. Это был подарок.

— С днем рождения! — произнес Мик.

Кто бы мог подумать! Она сама об этом забыла! Столько лет до ее дней рождения никому не было дела...

— Тридцать! — продолжал Мик. — Теперь мы сравнялись в возрасте!

Он снял с коробки крышку, поднял первый слой папиросной бумаги и вытащил пару длинных белых перчаток для вечернего туалета.

— Милли сказала, что без них никак нельзя!

Она нерешительно взяла перчатки. Они были тонкими и мягкими, с великим множеством маленьких пуговичек.

Мик развернул еще один слой бумаги, и у Винни захватило дух.

— Тюль! — торжественно провозгласил он, весьма довольный собой. Он вынул платье с такой осторожностью, будто боялся обжечься.

Это был чудесный элегантный туалет из розового тюля с подкладкой из более темной тафты, расшитый мелким бисером с таким искусством, что казалось, будто ткань переливается живым огнем.

Винни просунула руку в один из невесомых рукавов, и ее матовая кожа заиграла мягким загадочным блеском.

— Ох, Мик! — вырвалось у нее. — Что же ты наделал? — Наверняка ему пришлось ограбить банк! Или украсть это платье из магазина. Или... Боже, только не это! Неужели он заплатил за платье из денег, заработанных на пари?

Она непременно вернет эти вещи и отдаст ему деньги. Но никто не помешает ей хотя бы примерить платье. Ведь это свыше ее сил: держать в руках такую роскошь и не проверить, хорошо ли оно на ней сидит?

— Надень его! — попросил Мик.

Винни подошла к зеркалу и приложила платье к груди. Нет, пожалуй, не стоит даже его примерять. В таком роскошном туалете она будет выглядеть просто нелепо. Как будто надеется обрести несвойственную ей красоту.

— Надень его! — настаивал Мик. — Я хочу посмотреть на тебя в этом платье!

Она обернулась и задумалась, все еще не решаясь уступить его просьбе и — чего греха таить — собственному желанию. Как всегда, в его глазах Винни прочла восхищение, и это придало ей некоторую уверенность в себе. Ах, если бы он оказался прав!

— Ну же, не робей, моя голубка! Примерь его!

Оно оказалось ей впору: не короткое и не длинное, отделанный вышивкой бархатный пояс лег на талию точно влитой. Тюль ниспадал спереди свободными пышными складками, а сзади был замысловатый бант и длинный шлейф. Просто сказочная красота. Винни снова подумала, откуда Мик мог взять столько денег, но моментально забыла о своих страхах, примеряя перчатки. Они облегали руки, словно ее собственная кожа. Правда, с пуговицами пришлось повозиться, но на помощь пришел Мик. Это было великолепно. Винни не ожидала ничего подобного.

Потому что в зеркале она показалась себе по-настоящему... взрослой. Да, на нее смотрела взрослая женщина в элегантном взрослом платье.

А Мик все ходил и ходил кругами, поворачивая ее то так, то этак, и не мог налюбоваться.

— Вот так красота! — восклицал он. — Надо же, я превзошел сам себя! Никогда мне не удавалось заполучить в руки такую красоту! — И он тут же поправился: — Кроме, конечно, тебя! — Мик поймал ее взгляд и многозначительно добавил: — Теперь у тебя нет причины не ехать на бал!

— Ты наверняка ограбил банк! — хмуро заметила Винни, все еще не решившая для себя этот вопрос.

— Я не сделал ничего незаконного или неприличного, чтобы его приобрести!

Она отвернулась к зеркалу. Ей очень хотелось поверить Мику, пусть даже потом это окажется ложью.

Винни продолжала возражать:

— Если я его надену, на меня будут глазеть весь вечер!

— Еще как будут, помяни мое слово!

Винни промолчала, лишь нахмурилась.

— Винни, на тебя уже глазели, когда ты плясала на столе в таверне! А в этом платье ты выглядишь гораздо приличнее! Он ничего не понял. Дело было не в приличиях. А в том, что бал — не вечеринка в таверне. Особенно если учесть, что там за ней будет следить ее кузен вместе с его прихлебателями. Ксавье всегда поражал ее небрежной элегантностью и самоуверенностью, своими надменными и жестокими манерами. Ему достаточно будет взглянуть на нее, чтобы тут же поднять на смех.

Хотя, если кого-то интересовало ее собственное мнение, платье действительно было шикарным и модным и сидело на ней как влитое. Удачно подобранный цвет придавал ее облику изысканность. И даже рыжие волосы не выглядели столь вызывающе яркими, а приобрели золотисто-медный оттенок.

Винни провела рукой по подолу. Бисер не казался тяжелым на прозрачной ткани, платье было легким и воздушным. Переливающийся бликами тюль скользил между пальцами. Никогда в жизни ей не приходилось видеть ничего подобного. Никогда. А ведь ее мать щеголяла на балах в самых шикарных туалетах.