– Степаныч, вставай, дело есть!

Виктор Степанович испуганно вскочил и захлопал глазами.

– Костян, ну ты даешь! Напугал.

– Пугливый ты стал, как я посмотрю, – поморщился Батанов.

В кабинете стоял тяжелый дух. Видимо, вчерашний день для Степаныча прошел недаром: немало было принято на грудь и в немереных количествах.

– Надо бы посмотреть, кто у нас в районе может разбоями заниматься. Может, залетные?

– Залетные, как пить дать. Наши-то, местные, все посажены, все под присмотром. Это залетные.

Уверенность Степаныча передалась Батанову.

– Александр Николаевич в главк уехал. На заслушивание. Хотел меня отправить, не разрешили. Велели самому прибыть.

– Вот пусть и потеет. А зачем ты эту девицу вызвал?

Степаныч явно недолюбливал Алину. Чем-то она его раздражала.

– Степаныч, не придирайся. Ее вызвал Александр Николаевич. Он к ней неравнодушен. Видимо, хочет, чтобы она работала, как Анастасия Мельникова из сериала про ментов.

– А-а, ну если так, пусть работает.

– Кстати, это же она установила адрес Машки Перовой. Без нее мы бы до сих пор возились с Минаевым.

– А где Минаев? В СИЗО?

– Главк забрал. Работают с ним. Нам не доверили.

– И ладно. Пусть работают.

Степаныч выглядел неважно. Глаза заплыли, рот запал. Старик стариком. Батанов смотрел на него с жалостью.

– Костян, надо бы по точкам пройтись. Типа рейда. Задерживать всех, кто попадется; без документов, без регистрации, просто подозрительных.

– Степаныч, это идея! А я голову сломал. Думаю, что бы такое придумать. Точно! Сейчас команду дам.

– Да. А девицу эту в группу разбора. Пусть с уголовничками пообщается. Поди, думает, в ментовке медом намазано. Давай, Балерину ей подсунем. Анжелка этой длинноногой мигом мозги вправит. Пусть блондинка вдоволь хлебнет ментовской романтики!

– Пусть хлебнет, – повторил Батанов, хватаясь за рацию.

– Слава, вызывай ОМОН! Как зачем? Будем преступный мир трясти, чтобы у него по швам затрещало. Напарника хочешь? А возьми Воронцова, чтобы он груши не околачивал.

Вскоре в отделе закипела работа. Кто-то куда-то бежал, кому-то звонил, с кем-то договаривался. Обычная суета, предшествовавшая большой работе.

* * *

– Линок, а я ухожу. Ты будешь одна в группе разбора, – сказал Воронцов, виновато скосив глаза в сторону.

Ему было стыдно. И расставаться с Алиной не хотелось.

– А что такое – группа разбора? Я ни разу об этом не слышала, – испугалась Кузина.

– Теперь узнаешь. Ничего страшного. Мы приведем задержанных – ты будешь их колоть.

– Чего я буду?

– Колоть! На предмет совершения преступлений. Самых разных составов. С уклоном на разбой.

– А как это?

Алина откровенно затосковала. Вспомнилась мама с домашним уютом, горячие пирожки, новогодние представления по телевизору. Сидела бы сейчас в кресле и смотрела на современную элиту во всей ее красе. Когда еще можно будет лицезреть новый Тюильри в натуральную величину? Только перед Рождеством Христовым и в телеящике.

– Очень просто, Линок. – Дима завертелся юлой, скрывая неловкость, он боялся оставить Алину одну. – Сиди прямо, глаза не прячь. Они этого не любят.

– Кто они? – спросила Алина, впадая в состояние ступора.

– Да уголовники разные. Им надо смотреть в глаза. Взгляд прямо по центру. Влево-вправо не косить. Только вперед.

– Хорошо, – кивнула Алина: мол, буду смотреть, куда сказал, я послушная.

– Ну, я пошел?

Воронцов покачался на носках и выскользнул за дверь, потряхивая головой, дескать, не трусь, лейтенант. То ли еще будет!

Алина загрустила. Хотела было позвонить маме, но вспомнила, что простились они не очень тепло – снова начнутся придирки; и бросила телефон на стол. Началось томительное ожидание. Телевизора в кабинете не было, приемник вынесли из-за предстоящего ремонта. Алина положила голову на сложенные руки и задремала, но вскоре проснулась от жуткой боли в шее. Кузина встала, потрясла руками, покрутила головой, но от проделанных манипуляций спать захотелось в три раза сильнее. Сдвинув два стула, вновь прилегла и уснула уже основательно. Во сне потеряла перчатку с левой руки, а в автобусе у нее украли часы. Алина знала, что у нее нет часов, но тем не менее факт кражи потряс ее. И вообще сон был странным. Она не понимала, куда едет, и все-таки куда-то стремилась. От ужаса, что преступники ходят во сне за ней по пятам и даже часы украли, Алина проснулась и вскочила с убогого ложа. Зацепившись каблуком за стул, упала, и в этот момент дверь распахнулась, и кто-то крикнул:

– Сюда, что ли?

– Э-э, да тут непорядок, – прогремел чей-то голос.

Алина приподнялась на локте, но тут кто-то ее ловко подцепил и приподнял над полом. Она вырвалась и приняла устойчивое положение. Мир приобрел привычное равновесие. Два сержанта в камуфляже по бокам, в центре трое потрепанных жизнью мужчин и одна видавшая виды женщина, а в конце процессии неунывающий Воронцов.

– Все в порядке, сержант! – провозгласил Дима и усадил сонную Алину на стул. – Принимай гостей, хозяйка. У нас сегодня шоу «Звезды на панели».

Недоуменно оглядывая сержантов и задержанных, Кузина старалась опереться головой на надежную Димину руку, но он уже подсовывал ей кипу протоколов, бланков и объяснений.

– Сначала заполняешь вот эти бланки. Если что-то серьезное, тогда эти, вот рапорт; следователь уже внизу, работает. Не спать, лейтенант, замерзнешь!

– Я не сплю, Дима, не сплю, я работаю!

Кузина выхватила стопку пустых бланков из рук Воронцова и уставилась прямым взглядом в первое попавшееся лицо. Оно было точно в тумане.

– Та-а-ак, – произнес Воронцов, – значит, так! Ты остаешься здесь, а этих проводите к Степанычу.

Алина не сразу поняла сложную комбинацию, куда проводить этих и кто остается с ней. Усилием воли заставила себя напрячься и поняла, что с ней остается одетая в ветхое тряпье странная особа. Сержанты, громыхая коваными ботинками, увели мужчин, Воронцов, пританцовывая от нетерпения, окинул взыскательным взором Алину и задержанную женщину, ехидно хмыкнул и испарился, будто его и не было в кабинете.

Наступила тишина. Жаль, приемника нет. Алина спрятала под стол руки – пальцы безбожно дрожали. И вообще организм отказывался жить в прежнем режиме. Ему хотелось домой, в тепло и уют, под мамино крылышко.

Женщины долго сидели и молчали: одна у стены, прикрываясь светом настольной лампы, другая откровенно пялилась на юную сотрудницу, презрительно усмехаясь. Впрочем, усмехалась так, что не к чему было придраться. Наконец, Алину разобрала злость.

– Что вы так смотрите? – процедила она сквозь зубы.

– Жалко мне тебя, девочка, – сказало странное создание, – жалко.

– Почему?

Алина повернула лампу в сторону задержанной.

– Я-то мучаюсь по делу, это моя жизнь, а ты без дела, вот и жалко тебя. Спала бы сейчас в кроватке. А то сидишь и смотришь на меня. И не знаешь, что со мной делать.

Голос звучал глухо, как из подвала. Кузина уселась поудобнее и с силой крутанула колпачок ручки, отчего та сломалась. Послышался треск, выпал стержень, другой ручки не оказалось. Заполнять пустые бланки было нечем.

– На, девочка, у меня есть ручка, – с готовностью воскликнула женщина и, порывшись в грязной торбе, достала оттуда шикарную ручку с позолоченным пером.

– Вот это да! Откуда у вас «Паркер»? – удивилась Алина, с восхищением разглядывая изящное изделие.

– На дороге нашла. Шла-шла, смотрю, что-то блестит, я и подобрала. Как ворона. Ты, пиши, девочка, пиши!

– Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»? – возмутилась Кузина.

– Извините, если что не так, – наигранно смутилась женщина и опустила торбу на пол. – Как велите, так и звать буду.

– Да уж, пожалуйста, обращайтесь, как положено. Назовите ваше имя, отчество, фамилию.

Снова зазвенела тишина. Алина прислушалась. В отделе ни звука, словно все исчезли, испарились, выветрились начисто, оставив ее наедине со странной женщиной неопределенного возраста. Кузина не знала, как поступить: еще раз спросить или ждать… Кто кого перемолчит, тот и будет победителем. Что же делать? Хоть бы Воронцов пришел. Дима, разумеется, придет, он не предатель. Он – настоящий! И вдруг Алина вспомнила о маме. Надо позвонить маме. Ведь это Пуня надоумила дочь позвонить соседке минаевской матери. Алина мигом установила номер телефона и от этой соседки узнала адрес Машки Перовой. И весь отдел работал в новогоднюю ночь по ее информации.

«Сейчас мне тоже нужна чья-то помощь. Только мама поможет в этой ситуации. Пусть не советом, пусть просто прикроет своим крылом. Иначе я сорвусь. Сорвусь и убегу отсюда», – думала Алина, глядя в наглые глаза сидящей напротив женщины.

Кузина набрала номер и услышала мамин возглас с бодрыми нотками:

– Ты уже идешь? А я жду. Картошка не чищена!

– Мама! – рассердилась Алина.

Боже, как сложно жить на этом свете! Здесь, в кабинете, в небольшом пространстве, как на ринге, разыгрываются нешуточные страсти, идет борьба двух миров, а мама всю ночь носится с нечищеной картошкой.

– Да, Алиночка, да, деточка, картошка до сих пор не чищена. И салат не готов. Новый год псу под хвост. И все из-за тебя! Что ты там сидишь? Тебе дома делать нечего? Неужели мужчины не могут без тебя обойтись?

В ответ на мамину тираду Алина решила промолчать. Пусть выговорится. Не спорить же из-за какой-то картошки в присутствии задержанной. Кстати, она задержана по подозрению в преступлении. А вдруг она опасная маньячка? Кузина почувствовала, как по спине течет холодный пот.

– Молчишь? Ну и молчи. Нечего матери сказать в Новый год? Хоть бы одно ласковое слово услышать от тебя. Нет, ты же у нас железная женщина! От тебя не дождешься ласки. Все молчком да молчком. Много в жизни не намолчишь. Все равно придется заговорить.

– Мама! Ты моя самая любимая женщина! Мамочка моя!

Алина выключила телефон и бросила его на край стола. Мама, наивная мама, ни о чем не подозревая, снова спасла свою дочь от позора. Да, именно ласка нужна, правильное слово, понимающий взгляд. Даже в этой профессии. Если к задержанной женщине отнестись с уважением, она оценит. Поймет. Грубостью много не наработаешь. Кузина подвинула к себе сержантский рапорт.

– Документов у вас при себе не было, при задержании вы назвались Улановой Анжеликой Сергеевной. Все правильно?

– Правильно, – кивнула Анжелика Сергеевна, – Уланова я. Как балерина.

– Да, вы похожи на балерину, такая изящная.

Алина почти не кривила душой: и впрямь задержанная обладала субтильным телом, кисти рук тонкие, пальцы длинные, глаза раскосые. Когда-то эта женщина наверняка была дивной красавицей. Жестокий удел покалечил редкую красоту, оставив лишь ее тень.

– А я и была балериной, но давно, в прошлой жизни, – прищурилась женщина.

Кузина притворилась, что поверила, ведь она решила действовать лаской. Пряника у нее не осталось: все, что было в оперативных закромах, они съели с Воронцовым. А ведь и у этой женщины когда-то были мама, детство, игрушки и танцы. Алина прищурилась и кивнула на телефон:

– Это мама!

– Я поняла.

Анжелика Сергеевна сверлила Алину тяжелым взглядом из-под набрякших, но густо накрашенных век. Кузина передернулась, что не укрылось от пристального внимания задержанной. Женщина цинично усмехнулась.

– А у вас была мама? Ой, что я говорю, разумеется, была, – вырвалось у Алины.

– А ты меня не жалей! – с вызовом откликнулась Уланова. – Была мама, была, только я об этом забыла. Обо всем забыла. Не спрашивай. Не морочь мне голову. Лучше покурить дай!

– Так ведь закон вышел, – испугалась Кузина. – Нельзя.

– А опера разрешают. Им закон нипочем. А ты забавная. Как игрушка. Что, и выпить не дашь?

– Так у меня нет выпивки. И нельзя. Запрещено.

– Тогда не будет у нас разговора! – отрезала Уланова. – Отведи меня в «аквариум».

– А чай? Чай будете? У меня заварка есть.

– Сама пей свой чай! Сидишь тут, в игрушки играешься.

Уланова вдруг словно впала в дремоту. Алина вспомнила про часы, которых у нее никогда не было, но во сне их кто-то украл.

– Анжелика Сергеевна, а вы умеете сны разгадывать? У меня во сне часы украли.

Уланова встрепенулась, видимо, ее заинтересовала мистическая линия жизни начинающей оперативницы.

– Во сне украли? – уточнила Анжелика Сергеевна.

– Во сне, – подтвердила Кузина, – и еще перчатку потеряла. Я расстроилась, когда проснулась. Хотя перчатки не ношу и часов у меня нет. Мне телефона достаточно.

– Раз нет часов, то чего расстраиваешься? Это к потере близкого человека.

– У меня только мама, – сникла Алина.

– Да нет, – поморщилась Уланова, – этот сон не к смерти. И не к болезни он. Кого-то хотят у тебя отнять. Есть у тебя парень?

– Нет! – гордо парировала Кузина. – Есть!