– А ты, давай-ка, помоги мне на кухне, – нахмурилась Нина Яковлевна, – нечего тут без дела бока пролеживать.

Верная супруга Константина Ивановича не любила проигрывать сражения.

– А и помогу, чего же не помочь-то, когда мужская помощь требуется, – Константин Иванович легко поднялся с дивана.

Насвистывая веселый мотив, молодецкой походкой Мельников направился на кухню. И враз там что-то загремело, загрохотало, разлетелось осколками.

– На счастье, – тут же донеслось из кухни.

Нина Яковлевна, всплеснув руками и изобразив на лице ужас, помчалась на место происшествия. И вновь что-то брызнуло осколками, зашумело, забабахало. Послышалась громкая обвинительная речь. И никакого оправдательного приговора, Нина Яковлевна прогнала неумеху-супруга из своих владений. Сразу все стихло, в комнате появился довольный Константин Иванович. Он лег на диван, уставился в экран телевизора и лишь изредка приподнимался, трогал пальцами шуршащий объемный пакет, стоявший неподалеку, и вновь откидывался на подушку. Ему не терпелось вручить подарок любимой дочери.

Уже двадцать минут десятого новогоднего вечера Михаил Воронин стоял перед начальником безопасности «Медиабанка». Он яростно жестикулировал, горячился, лицо его пылало от негодования.

– Да поймите же, наконец, у меня жизнь кувырком пошла из-за этих сапог, я жену теряю, семья разваливается, – запальчиво говорил Михаил, обращаясь преимущественно к портрету президента страны.

Президент скептически поглядывал на Воронина, будто ждал, чем закончится буйная тирада. Начальник безопасности, мужчина с утомленным лицом серого цвета, равнодушно смотрел за плечо Михаила. Казалось, он не слушал его. Бесстрастный охранник хотел одного – немедленно покинуть здание банка. Но Михаил Воронин был преградой на его пути. Его не обойти, не сдвинуть, не приподнять. Тяжелое препятствие, непреодолимое. В «Медиабанке» возникли форс-мажорные обстоятельства.

– По инструкции не положено, – заявил начальник безопасности и сделал шаг влево. Михаил отступил туда же. Некоторое время оба перешагивали то влево, то вправо, один уходил, второй наступал.

– Это мои деньги, и я имею право взять их из ячейки в любое время суток, – яростно проревел Михаил, наступая на упрямого начальника.

– Да поймите же, без сотрудника банка мы не можем открыть ячейку, не положено по инструкции, – лениво и надменно процедил безопасник и отступил подальше от настойчивого клиента.

– Да мне по барабану, где ошиваются ваши сотрудники, деньги нужны сейчас, сию минуту, это мои деньги, – сказал Михаил и даже отошел на некоторое расстояние от начальника безопасности, явного тугодума. – Я не уйду без денег. Не уйду. Буду сидеть здесь, я клиент банка, имею право распоряжаться собственными деньгами по своему усмотрению.

– Василий, – крикнул строгий начальник в глубину зала. – Василий, принеси ключи. И вызови дежурного специалиста. По срочной связи.

Михаил благодарно бросился на грудь бдительному охраннику. Тот неловко отстранился, Воронин едва не упал, но удержался на ногах.

– Брат, век не забуду твою доброту, – слегка напыщенно и с пафосом произнес Михаил.

– Анатолий Алексеевич, – внес поправку в диалог начальник службы безопасности, явно не желая вступать в родственные отношения.

Он окинул взглядом помещение, посмотрев на настенные часы, уткнулся глазами в дверь, слегка поморщился, скривил губы. Такие, как Михаил Воронин, считались в «Медиабанке» клиентами средней руки, на таких все коммерческие банки стоят. Большие деньги только массы собрать могут: по копеечке, по рублику, по червончику.

– Анатолий Алексеевич, может, на охоту как-нибудь выберемся компанией или на футбол, а? – сказал Михаил. – Могу абонементиком обеспечить. У меня связи имеются в футбольном мире.

Он весь переменился, брови выстроились домиком, губы вытянулись трубочкой, Воронин с восторгом смотрел на бесстрастного безопасника, и слезы благодарности сверкали в его глазах.

– А-а, – взмахнул рукой Анатолий Алексеевич, дескать, отстаньте от меня.

Все отстаньте, не трогайте, заминировано. И Воронин боязливо притих, будто испугался, что начальник безопасности передумает, не станет открывать ячейку с деньгами в столь поздний час. Скоро прибыл нужный специалист, все прошли в хранилище, охранник долго рылся в ключах, наконец нашел нужный, протянул дежурному специалисту. Тот взял, сверил номера, внимательно осмотрел бирку, и вся группа плавно переместилась этажом ниже, преодолевая пространство в кабине бесшумного лифта. Михаил выстроился третьим в ряду страждущих, но его глаза первыми обнаружили зияющую пустоту ячейки. Специалист и охранник еще не сообразили, в чем дело, а Воронин уже знал, что случилось.

– А-а-а-а, – громом обрушилось на стены, разлетелось, разрушительным эхом разошлось по лабиринту коридоров и проходов.

– Эт-то что такое? – строго вопросил Анатолий Алексеевич, ткнув пальцем в пустую ячейку, будто дырку хотел проткнуть. А пустота и без того зияла.

– Так это, не знаю, – промямлил дежурный специалист, опасливо косясь на Воронина.

– Кто брал ключи от хранилища? – спросил Анатолий Алексеевич, выдергивая журнал из-под мышки дежурного.

– Никто не брал, не положено по инструкции, – сказал тот, озираясь по сторонам, будто выглядывал любую возможность испариться из душного помещения, забитого чужими деньгами.

– А кто заходил в хранилище последним? – поинтересовался Анатолий Алексеевич, оттирая плечом в сторону от специалиста взволнованного, тяжело дышащего Воронина.

Разъяренный Михаил нетерпеливо почесывал кулаки. Тяжелые, крупные, увесистые кулаки напоминали булыжники. Извечное орудие справедливости яростно рвалось в бой. Оно обладало самостоятельной волей.

– Как обычно, Морозов заходил, Владимир Андреевич, – радостно сообщил охранник, переводя стрелки на другого, – он всегда заходит в хранилище перед уходом, проверяет журналы, пломбы, печати. После его отмашки включают наблюдение.

– Морозов? – прошептал Михаил. – Морозов Владимир Андреевич, так-так-так.

– Что «так-так-так»? – спросил Анатолий Алексеевич, оборачиваясь в сторону Воронина.

– Это он, – закричал Михаил. – Он!

После вынесения приговора Михаил Воронин замолчал, и присутствующие остро ощутили, кожей почувствовали, что-то зловещее затаилось в его молчании. И они поняли – с чужими деньгами шутки плохи. Надо свои иметь. В эти секунды случилось страшное и непоправимое, Морозов перестал быть порядочным человеком. Он перешел в разряд отверженных и опасных.

– Вызывай наряд, звони в отдел, – коротко бросил Анатолий Алексеевич охраннику.

– Слушаюсь, Анатольлексейч, – крикнул охранник и полетел к выходу.

– А я еще нужен? – безнадежным тоном взвыл специалист с утиным носом.

– Еще как нужен, больше всех нужен, – невесело засмеялся Анатолий Алексеевич, – у вас же по графику дежурство. Вот и дежурьте себе на здоровье.

Михаил Воронин натужно, с хрипом дышал, ему не хватало воздуха, в помещении и впрямь было душно, кондиционеры на ночь отключались. «Медиабанк» работал в режиме экономии электроэнергии.


Анна вылила остатки шампанского в остывшую воду, открыла кран, добавила в ванну горячую воду и заплакала. Ничем не отмыть любовь. И шампанским не залить. И в ванне любовь не размокает. Владимир прочно поселился в одиноком сердце. Теперь Анна понимала, что зря затеяла ссору из-за подарков. Злые подруги выступили единым фронтом, искусно настроив невесту против жениха, вот и получилась катавасия. А как все красиво начиналось: цветы, музыка, стихи, беседы о высоком искусстве. Казалось, не будет конца этой гармонии. Анна хотела и не хотела замуж. В браке она опасалась грязного быта, ежедневной сутолоки, мельтешения и застоя. Невозможно было представить симпатичного Владимира в роли занудного супруга. Анна почему-то наивно предполагала, как только Морозов получит власть над ней, с него вмиг соскочит интеллигентность. Он станет таким, как все мужья. Один за другим пробежали в воображении Анны знакомые мужские портреты. Михаил, Александр, Иван, Игорь. Подруги часто жаловались на непонимание со стороны мужей. В основном супружеские мнения расходились на почве финансов. То не купил, этим не смог обеспечить. Вечная война из-за мелких желаний. Именно этого и страшилась Анна. Трусливая невеста побаивалась, что Владимир с первых же дней супружества станет посягать на твердый и прочный материальный мир Анны Мельниковой. Этот мир создан вот этими руками, хрупкими, тонкими, цепкими. Она вытащила из воды руки и внимательно осмотрела кисти. Кисти тонкие, кожа на руках без синих жилок и венок, ровная и смуглая. Анна вновь опустила руки в воду, размешала пену, пытаясь создать из ничего нечто прочное и стабильное. Но мыльная пена разлеталась хлопьями. Совершенно определенно, что повод для ссоры был надуманным, Анна спровоцировала скандал. Теперь красное платье грустно висит в шкафу, ожидая своего часа, а долгожданный час остался в прошлом, в той минуте, когда еще не случилась размолвка. И в этом месте глаза Анны вновь наполнились слезами, и она горько расплакалась, вытирая слезы пенными руками. Пестрые картинки калейдоскопом замелькали перед глазами, Анна подавила радостный вздох. С каким нетерпением она ожидала первого свидания, того самого, когда на небесах решается судьба двоих. Анна знала, чувствовала, что именно в тот день свершится самое главное, самое важное событие. Владимир позвонил первым. Пригласил поужинать, заехал за ней, открыл дверцу машины, подал руку. Все, как в кино. Белый шарф, длинное пальто, сверкающий автомобиль. В ресторане Морозов вел себя галантно, слегка манерно, но уже в тот момент он казался Анне родным человеком, близким, своим. Они немного потанцевали, послушали музыку, и им больше уже не захотелось расставаться. Никогда. Анна жалобно всхлипнула. Она вспомнила чувство единения, страх перед предстоящей разлукой.

– Зайдешь ко мне? – спросил Владимир.

– Поздно уже, – прошептала Анна.

– И хорошо, что поздно, лишь бы не рано, а чашка кофе тебе сейчас не повредит, – сказал Владимир, нежно и бережно привлекая к себе девушку.

И Анна доверчиво склонилась на его плечо. Спать категорически не хотелось. Они так и не уснули в ту ночь. Сначала пили кофе, потом гадали по ладоням, выискивая друг у друга линию судьбы и брака. Ничего не нашли, запутались в линиях и начали все сначала. Незаметно линии слились в одну сплошную, руки переплелись. Все стало общим, родным, неделимым. А потом и вовсе забыли, где находятся. Комната исчезла, стены и мебель пропали, стали незримыми, столы и стулья постепенно растворились в воздухе. Владимир ласкал гибкое тело Анны, а она отдавала себя целиком, пытаясь понять, где и на каком острове они оказались. И не было пронзительным ласкам конца, казалось, они будут длиться целую вечность. И вот слабый рассвет проник через квадраты окон. Мебель стояла на своих местах, но мир уже стал другим, он переменился, в нем больше не было одиночества. Уже позже появилась другая жизнь, одна на двоих. Незаметно она стала привычной. Кино, прогулки, театр, выставки. Мир казался пестрым и ярким. Анна любовалась собой, своим отражением. Она непрерывно вертелась перед зеркалом. Ей нравилась эта новая Анна, влюбленная и любящая. И вдруг все закончилось. В один миг. Суета целиком поглотила счастье. Анна встала, поглядела на себя в зеркало и решительно обтерлась полотенцем.

«Я же люблю его, он моя жизнь, и мне нужно спасать свое счастье! Надо бежать за Владимиром, догонять его, пока не отняли. Я умру без него. Жизни мне не будет, если мой любимый не вернется. Ах, а во что бы мне одеться? Надо же быть нарядной, Новый год все-таки. Надену красное платье, в нем я отлично выгляжу, просто супер! Неплохо бы к платью иметь подходящие сапожки, да ладно, обойдусь без них. Зачем они мне в этом климате? Развалятся от непогоды, в один момент развалятся», – примерно с такими мыслями Анна вышла из ванны, будто Афродита из пены морской, очищенная от суеты и материальных желаний.


А на месте происшествия творилось что-то невообразимое. В канун Нового года в здании «Медиабанка» собрались почти все: управляющий, менеджеры и служащие. Среди толпы важно прохаживались полицейские. Два сержанта. Первый был явно главным, он почему-то держал руки за спиной, отчего походил на арестованного. Оба хранили угрюмое молчание. Управляющий ненавидящим взором сопровождал каждый их шаг. Его глаза, как маятник, ходили туда-сюда, туда-сюда, голова же оставалась на месте. Леонид Львович не понимал, что произошло, точнее, он все понимал, но с трудом. Случившееся никак не укладывалось в голове управляющего. Морозов проник в ячейку и похитил деньги клиента. С этим все понятно. И просто, цинично просто, проще уже не бывает – служащий банка украл деньги. Вор должен сидеть в тюрьме. Все это укладывалось в стройную схему. А вот дальше начиналось непонятное. Во-первых, Морозов не вор. Уже много лет он честно трудится в банке и если бы захотел что-нибудь украсть, то мог бы спокойно похитить миллион, да что там миллион, два, три. С другой стороны, Морозову не нужны три миллиона чужих баксов. И в этом Леонид Львович был уверен на тысячу процентов.