– Тогда мне тошно, что все это затягивается. – Он положил подбородок на ее макушку. – Мы победим, Миган.

– Я знаю. Вообще-то, я отношусь к этому трезво, но время от времени не могу отделаться от чувства, что убийца манипулирует нами.

– Да нет. Мы так или иначе остановим его, но все было бы гораздо проще, знай мы, кто он. Вот почему необходимо копаться в твоей жизни. Найдем мотив, найдем и человека. Деньги и любовь – вот самые главные мотивы. Вернее, жадность и отверженность.

– У меня есть кое-какие сбережения и пенсионный фонд, но за это не убивают.

– А еще этот дом. «Пеликаний насест» с участком потянет, вероятно, на полмиллиона долларов.

– Его оценили в четыреста тысяч. На сегодняшнем рынке недвижимости это копейки. – Она повернула ручку, открыла дверь и вошла в небольшое помещение.

Барт вошел следом.

– Твоя мама расстроилась из-за того, что бабушка отписала дом тебе, а не ей?

– Да что ты! Она терпеть не может этот дом. Когда она приезжала сюда, она места себе здесь не находила и мечтала поскорей уехать.

– Но его можно продать.

– Бабушка кое-что ей оставила. Кроме того, мне кажется, что она поддерживала ее материально все эти годы. Я сейчас вспоминаю, что мама иногда подолгу сидела без работы, а нужды мы никогда не знали.

– Вы были богаты?

– Богаты не богаты, но ни в чем себе не отказывали. Даже за обучение в колледже мама платила сама и еще присылала мне ежемесячно деньги на расходы. Конечно, у нее всегда был под боком очередной ухажер, а с бедными она не якшалась.

– А других родственников, претендующих на дом, нет?

– У нас вообще нет родственников. – Миган прислонилась к косяку. – Так что жадность можешь сбросить со счетов, Барт. Ничего особенно ценного, из-за чего стоило бы убивать, у меня нет.

– Если выкинуть жадность, остается отверженность.

– Толпами мужчин с разбитыми сердцами я не могу похвастать. Честно говоря, я даже одного не припомню.

– Это еще как сказать. А Джон Гардисон. Вы были помолвлены, и ты фактически сбежала из-под венца.

– Он страдал не больше десяти минут и тут же нашел утешение.

– А как случилось, что вы вместе работаете?

– Он работал над проектом крупного слияния компаний, и, видать, кусок оказался ему не по зубам. Тогда ему и предложили нанять еще одного менеджера в его отдел. Он порекомендовал меня. Это было для меня серьезное продвижение. – Она увидела в его глазах недоумение, но он ошибался. – Это не то, что ты думаешь. Джон рекомендовал меня, потому что знал, на что я способна, и, кроме того, я трудоголик. Потом мы хорошо дополняем друг друга и составляем отличную команду.

– Он намекал как-нибудь, что не прочь возобновить матримониальные планы?

Миган покачала головой.

– Не то чтобы он отказался переспать со мной, если бы я того захотела. Вернее, он был бы не против, но не хочет торопить события.

Барт кивнул, но больше вопросов не задавал. Она смотрела, как он кружит вокруг коробок. Купольное помещение было круглым, метра три с половиной в диаметре, с шестью большими окнами и узкой дверью, ведущей к опоясывающему купол балкону. Коробки громоздились по стенам, загораживая окна и свет. Из центра потолка свешивалась голая стосвечовая лампа. Она и освещала комнату.

Барт хлопнул ладонью по одной из верхних коробок.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Может, выберешь сама первую?

– Ничего себе предложеньице.

– А что, если мы найдем нужное в первой же коробке? Ладно, начнем с этой. – Он взял верхнюю коробку и поставил ее на пол.

Миган прочитала этикетку, написанную черным маркером: «Школьные годы Миган в Ориндж-Бич».

– Здесь, должно быть, школьные выпускные ежегодники, фотографии класса, моя форма лидера команды поддержки, букетик сухих цветов с платья на выпускном вечере и прочая ерунда.

– Как знать. – Барт достал из кармана перочинный нож и разрезал клейкую ленту. Наверху лежала большая фотография ее и Джеки в нарядных платьях, приобретенных ими специально для выпускного школьного вечера. Барт взял фотографию и стал ее рассматривать. – Да вы здесь прямо как две сестры.

Миган посмотрела на фотографию и вдруг выпустила ее из рук. Джеки должна была бы быть сейчас здесь. Они вместе должны были бы смотреть на снимок, смеяться и болтать о ребенке, которому предстоит вскоре появиться на свет. Слезы подступили к ее глазам.

– Я не могу, Барт. Это выше моих сил.

Барт вскочил и взял ее руки в свои.

– Смотри, дождь перестал. Не пойти ли нам прогуляться и глотнуть свежего воздуха?

Он открыл дверь, и порыв ветра ударил им в лицо. Миган шагнула за порог и хотела было облокотиться о перила, но раздумала и встала поближе к стене. Круговой балкон вокруг купола был узкий, не шире двух шагов, он находился всего на этаж выше ее спальни, но виды отсюда открывались невероятные и совсем не такие, как с ее балкона.

Может, потому что тут создавалось ощущение, будто стоишь на высоте на самом краю, и от этого захватывало дух. Кроме того, балюстрада здесь была очень низенькой. Стоило наклониться слишком низко, и можно спланировать вниз и разбиться насмерть. Это место не для юных, слабых и чувствительных.

– Я бы не хотел стоять здесь в бурю, – проговорил Барт, обходя балкон по кругу и проверяя перила на крепость.

– Это верно, но отсюда здорово запускать самолетики и мыльные пузыри. Когда бабушка разрешила мне подниматься сюда, мы этим развлекались. До седьмого класса одну меня сюда не пускали, а когда разрешили, предупреждали, чтобы не подходила близко к перилам.

– Жаль, что не захватили бумаги. Я такие планеры делаю.

– Не сомневаюсь.

– Ты когда-нибудь занималась любовью в куполе?

– Ишь ты, все-то тебе надо знать.

– Занималась. По улыбке вижу. Неужели счастливчик Джон?

– Ради Бога, Барт! – Она понимала, что он пытается вывести ее из депрессии, которая навалилась на нее при виде фотографии с Джеки. И у него, как всегда, получилось. Ей уже стало легче, и она снова была готова продолжать делать что нужно, чтобы вся эта история поскорее закончилась.

Но есть здесь что-то такое, что она хотела бы прояснить.

– Скажи, ты еще не отказался от мысли, что покушения на мою жизнь как-то связаны с гибелью Джеки?

– Не совсем.

– Но твой босс явно полагает, что к Джошуа Карауэю это не имеет никакого отношения.

– Мы с ним и раньше расходились во мнениях. Из кабинета дела видятся не совсем так, как отсюда. Если покушения не связаны со свидетельскими показаниями Бена против Карауэя, они чем-то связаны с тобой и Джеки. Она погибла от взрыва. Проходит месяц, и кто-то начинает охотиться за тобой. Слишком все совпадает по времени, учитывая этого ребенка.

– Я любила ее, как сестру, Барт. Она была моей единственной близкой подругой, но ничего подтверждающего твою теорию я не могу придумать.

– Может, ты просто чего-то не помнишь.

– Да нечего помнить! Мы не брали денег взаймы. У нас не было никакого общего бизнеса. Никакого любовного треугольника. Никаких темных тайн из прошлого. Ничего. – Она сделала шаг к перилам, ободренная тем, что Барт все проверил.

Он подошел сзади, обхватил ее рукой за пояс и проговорил в самое ухо:

– Если бы я жил в свое время в Ориндж-Бич, хотел бы я быть частью такой тайны.

– Ты же здесь сейчас. – Она повернулась, обняла его за шею и, встав на цыпочки, поцеловала. Все это временная отсрочка, которая потом будет лишней мукой. Она не представляла себе жизнь с ним, как, впрочем, вообще жизнь с мужчиной. Но сейчас он ей нужен.

Он прижал ее к себе. Ветер раздувал ее рубашку и играл волосами. Что там самолетики и мыльные пузыри по сравнению с этим невероятным мигом в объятиях Барта на балконе купола.


Миган потянулась и подняла манжету рукава, чтобы взглянуть на часы. Они здесь уже три часа, и у нее ныла каждая косточка. Сколько можно ковыряться в этих бесконечных коробках и просматривать бумагу за бумагой, от самодельной открытки, которую она подарила бабушке на Валентинов день, когда ей было пять лет, до старой газеты с рекламой хлеба. Она даже отупела от усталости.

Она вынула рекламу чопорного старомодного купального костюма и глупо по-девчоночьи захихикала.

– Представляешь такой в «Спорт иллюстрейтед»? У Бемби все прикрыто до колен.

Барт достал очередную коробку.

– Чего это ты расхихикалась? Уж не плеснула ли себе в чай ликерчика?

– Ты что, ребенку вредно. Просто одни от усталости становятся злые как черти, а я дурею. Видел бы ты меня после затянувшегося ночного заседания: я хохочу не останавливаясь.

– Я так от усталости превращаюсь в маразматика. Сижу, злой на весь мир, и дуюсь.

– Ты никогда не бываешь маразматиком. Ты же плюшевый мишка.

– Кто – я? Я покажу тебе плюшевого мишку. – Он поиграл мускулами, схватил коробку и швырнул ее на пол, грозно ткнув в нее ножом. – Никто еще ни разу не назвал агента Барта Кромвеля плюшевым мишкой и при этом остался в живых.

Миган снова глупо захихикала.

Барт покачал головой и разрезал ленту на коробке. На этой коробке не было никаких ярлыков, но она, судя по всему, была доверху набита старым тряпьем. Он вытащил первую вещь и показал ей. Это была солдатская форма, вероятно дедушкина, времен Второй мировой войны.

Барт просунул руки в рукава мундира.

– Мне нравится. Тебе это что-нибудь напоминает?

– Ничего.

– Напрягите ваши мозги, леди, не то мне придется взяться за вас.

– Слова, слова.

– Я тебе покажу слова. – Барт сбросил китель и извлек из коробки французский берет. Ударив им по колену, надел его. – Вуаля, мадемуазель, а это вам, – сказал он, протягивая ей широкополую шляпку с цветочками.

– Мерси, месье. – Она спародировала его акцент и взяла шляпу. Цветы завяли и сыпались, вуаль была порвана. Миган надела ее. – Что поделываешь вечерком, солдатик? А то развлечемся?

– Прости, но я здесь с хихикающей женщиной на сносях. Дай телефончик, я потом звякну.

Миган игриво хлопнула его по руке.

– А что там еще? – Она сама наклонилась над коробкой и стала копаться в содержимом. Потянув за лоскут красного шелка, она вытянула длинное, до пят, вечернее платье с кружевной отделкой на глубоком декольте.

– Готов спорить, его выбирал твой дедушка.

– Несомненно. Жаль, я его никогда не видела. У бабушки всегда глаза были на мокром месте, стоило ей вспомнить о нем. Они, говорят, очень любили друг друга.

– Как это водится между супругами.

– Наверное. – Она запустила руку в коробку, пытаясь найти какую-нибудь интересную вещичку. Ей уже не верилось, что они найдут что-то полезное для расследования. – Боже мой, ты только посмотри на это.

Барт помог ей извлечь из коробки еще одно платье.

– Свадебное платье!

– Это бабушкино. Я видела ее старые фотографии. Если бы я знала, что оно здесь, давно достала бы.

Она приложила платье к себе и тут же остановилась. Барт смотрел на нее так, будто видел впервые.

– Ты прямо как неземное видение. Вся в белом, в кружевах, чистая.

Он сказал это таким глухим голосом, что ей даже стало не по себе. Словно магия платья позволила ему увидеть в ней что-то такое, чего в ней нет.

– Не думаю, что это платье предназначалось женщине на девятом месяце, – ответила она как можно более беззаботно. – Придется найти кого-нибудь, чтобы шел передо мной, прикрывая мой живот.

– Ты и беременная выглядишь прекрасной невестой.

– Кто из нас плеснул хмельного в чай? – Она бросила платье в коробку, затем сняла шляпу и отправила ее туда же. – Время просить Барта дать нам передышку – проговорила она, положив руки на живот. – Хорошенького помаленьку. Верно, малышка?

Странное выражение на лице Барта не изменилось, а скорее усилилось.

– Ты подумала о том, чтобы оставить ребенка?

Вопрос ошеломил ее.

– С какой стати ты спрашиваешь?

– Мне так показалось. Это, конечно, не моего ума дело, но ты явно привязана к ребенку и из тебя вышла бы дивная мать.

– Дивная мать? Да откуда мне быть дивной матерью? – На секунду ей стало не по себе, и она поспешно отвернулась.

– Ты не твоя мать, Миган.

– Я и без тебя знаю. Я – это я, только от этого не легче, когда дело касается брака и материнства.

Барт подошел к ней и взял ее за руки.

– Это пустые слова, ты сама знаешь.

– Я не могу оставить ребенка. У меня слишком серьезная работа. Мне приходится постоянно ездить. Какой тут грудной ребенок. Я и не знаю, как их кормят.

И вдруг как гром с ясного неба на нее обрушилось то, от чего она все время отмахивалась. Она хочет этого ребенка больше всего на свете. Отдать его – значит оторвать что-то живое от сердца. Но она боится, боится, что у нее ничего не выйдет, что она не далеко ушла от своей матери.

– Прости, Миган. Я действительно лезу не в свое дело.