Татьяна, лицо которой по цвету стало напоминать старый газетный лист, вдруг полоснула Юлю жестким взглядом и очень по-деловому потребовала:

– Так! Объясняй, с чего ты решила, что Эдик – это Родик.

Юля как раз успела рассказать про шрам на указательном пальце Родиона, когда к мосткам начали спускаться несколько хорошо подгулявших гостей.

– Э! Девчонки! Вы чего там затихарились?! – послышался совершенно пьяный голос Сергея. – Не утопли, часом?! А то мы уже...

– Чего несешь, дурак! – оборвала его жена. – У них еще траур, а ты, как кретин, опять намекаешь...

– А я че? Я просто беспокоюсь... Там, значит, уже чай наливают, а девки все в гальюне да гальюне... Мало ли что?

– Да идем мы, – отозвалась Татьяна и потянула Юлю к гостям. – Действительно, пора пить чай. Свекровь столько пирогов напекла – за неделю не съесть.

И Юле, так ни в чем и не разобравшейся, пришлось снова идти к столу, за которым опять восседали довольные смешливые дети, разливали чай и резали пироги. Первым делом Юля, конечно, отыскала глазами Родиона. В том, что это никакой не Эдик, а именно ее муж, она вдруг как-то одномоментно перестала сомневаться. Он бросил на нее невыразительный взгляд и продолжил о чем-то беседовать с родителями и бабкой.

Никакие пироги не лезли в рот ни Юле, ни Татьяне. Юля вдруг поняла, что Татьяна действительно не догадывалась, с кем имеет дело. Понять это было трудно. Вот она, Юля, знает любимое тело мужа до последней клеточки. Она вообще все про Родика знает. Она никогда не смогла бы дать такого маху, как Татьяна. Хотя... Все эти рассуждения не стоят нынче и выеденного яйца. Оказалось, что она совсем не знает собственного мужа, раз он сейчас не с ней, а с Татьяной и даже готов называться именем погибшего брата. А погибшего ли? Может, убиенного?

Юля с трудом досуществовала до конца праздника. Расцеловавшись с племянницами, резво забралась в машину Эдика-Родика вместе с его родителями. Она знала, что ее завезут домой первой, потому что Григорий Сергеевич и Маргарита Васильевна жили в районе, который находился гораздо дальше от шоссе, ведущего в город с дачи.

– Я завтра к тебе заеду часов в семь вечера, – шепнула Юле на прощание Татьяна.

Юля угрюмо кивнула. Она специально села на заднее сиденье, чтобы не находиться рядом с Родионом. Она даже принципиально не смотрела в зеркало на лобовом стекле, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом. Но как ни старалась, в поле ее зрения все время попадала рука Родика с белеющим на фаланге указательного пальца извилистым шрамом. Если бы она не отворачивала голову, когда ехала на дачу, многое можно было бы прояснить...

С трудом улавливая смысл болтовни свекра со свекровью, Юля что-то отвечала им и понимала, что делает это не всегда впопад, но старшие Кривицкие не обижались. Григорий Сергеевич изрядно выпил и в конце концов, с трудом сцепляя одну нарождавшуюся фразу с другой, принялся обсуждать с сыном какой-то футбольный матч. Юля каждый раз вздрагивала, когда свекор называл Родиона Эдюхой. Маргарита Васильевна, чутко уловив ее конвульсии, обняла невестку за плечо, притянула к себе и шепнула в ухо:

– Что же делать, Юлечка... нам с тобой остается только терпеть... Ты молодая еще, найдешь свое счастье, а у меня вот другого сыночка уж не будет... Она смахнула слезинку и начала вдруг вспоминать, как покойный Родичек, когда был маленьким, очень смешно вместо звука «л» говорил «в», и у него получалось не «ложка», а «вожка», не «лодка», а «водка».

Юля молча слушала воспоминания Маргариты Васильевны и никак не могла понять, почему мать близнецов столько времени не может разобраться, кого похоронила – Родиона или Эдуарда. Неужели она так и не почувствовала подмены? Подозревать простую добрую женщину в сговоре с Родионом Юля была не в силах. Она чувствовала, что свекровь совершенно искренне принимает Родика за Эдика. В этом тоже была какая-то неправильность, ненормальность.

Маргарита Васильевна конечно же потребовала, чтобы Эдик проводил Юлечку до квартиры, а то «мало ли что», но Юля самым решительным образом отказалась. Закрывая дверцу машины, она все-таки встретилась взглядом с Родионом. При этом у нее чуть не подогнулись колени. Не было никакого сомнения в том, что мнимый Эдик не сомневался: Юля точно знает, кем он является на самом деле.

Кое-как открыв дверь квартиры дрожащими руками, Юля прямо с порога упала на пуфик, привалилась спиной к стене, закрыла глаза и задумалась. Как же так получилось, что ее муж, которого она любила больше всего в жизни, считала самым лучшим мужчиной на земле, вдруг оказался способен на такой по меньшей мере странный поступок? Что он такого ужасного натворил один или вместе с братом, если посчитал возможным жить в его личине? И почему все родственники так просто повелись на этот обман? Неужели Танька не понимала, что в ее доме поселился совсем другой человек? Конечно, братья были близнецами, а значит, были очень похожи, но ведь не во всем! Родик, например, не любил кофе, а Эдик, даже направляясь в гости к брату, брал с собой баночку любимого напитка, поскольку считал, что Родион с Юлей в кофе не секут, а потому, если и купят чего для гостей, непременно какую-нибудь бурду в красивой упаковке. Неужели в угоду созданной легенде Родик теперь каждый день пьет ненавистный кофе? Да что кофе! Танька, как жена, должна знать кучу мелких деталей, которые отличали одного близнеца от другого. Не может такого быть, чтобы она не заметила за Эдиком каких-нибудь странностей. Да и девчонки, Ладочка с Лерочкой! У них наверняка были с отцом какие-то свои, особые дочерние секреты. Как со всем этим справляется Родик?

Юля вдруг нервно выпрямилась и широко открыла глаза. Ведь у Родиона есть ключи от квартиры, и он «после своей смерти» уже бывал здесь. А вдруг придет снова? Конечно, с одной стороны, это будет хорошо, можно потребовать от него ответы на все мучающие вопросы. С другой стороны, Юле почему-то хотелось для начала переговорить с Татьяной. Невестка явно вспомнила что-то очень важное... Это надо обсудить до разговора с самим Родионом. А он ведь уже порывался что-то сказать Юле на даче, на мостках. Он проговорил что-то вроде «Ты не все знаешь...» – а она не захотела его слушать, поскольку думала, что он – Эдик и непременно заговорит об интиме. Вот ведь что!!! Она тоже думала, что он – Эдик, пока не увидела знакомого шрама на пальце! Значит, и она обманулась, как все! Да, обманулась, но ей ведь даже в страшном сне не могло присниться, что ее муж поменяется местами с собственным братом. Она ведь даже жизнью рисковала, когда хотела узнать о нем что-нибудь важное в жуткой трущобе недостроенного универсама! Но! Надо быть честной с собой: в смерть мужа она никогда не верила. Она вынуждена была согласиться со всеми, чтобы ее не считали сумасшедшей, и даже принять решение о соблюдении траура и регулярном посещении кладбища, хотя в глубине души всегда чувствовала, что муж жив. И вот сейчас, когда она убедилась в правильности своих чувств, радостно ей от этого не стало. Более того, Юля поняла, что ей завтра же надо сменить замки на дверях. Родион сможет сюда зайти только с ее разрешения. И хорошо бы, чтобы при этом в ее доме находился какой-нибудь мужчина. На всякий случай. Да, но где же на подобный случай найдешь мужчину, да еще в такие сжатые сроки? А Бэтмен? Да! Бэтмен, который ее однажды уже спас, мог бы пригодиться и в нынешних условиях. В конце концов, ему можно даже все рассказать. Незнакомым людям всегда легко рассказывать о собственных драмах. Вряд ли между ней, Юлей, и Родионом когда-нибудь восстановятся былые отношения. Им безусловный конец! Кирдык! А Бэтмен сможет что-нибудь посоветовать. Только вот где его найти, этого Бэтмена? Он, кажется, назвал свое имя, но оно почему-то никак не вспоминается... Какое-то очень простое имя... Артем, что ли? Да и лицо у этого Артема было уж очень невнятное. Среднестатистическое! Не человек, а натуральный милицейский фоторобот! Собака у него – и то была выразительней! Точно! По псу его и можно найти! Он же выгуливает своего Джека на пустыре перед недостроем, значит, именно там может быть обнаружен!

Юля обрадовалась, что хотя бы один вопрос как-то разрешился, и внимательно оглядела прихожую и часть видневшейся с пуфика кухни. Нельзя ли найти в этих помещениях что-нибудь эдакое, чтобы забаррикадировать входную дверь? Родик не должен переступить порога этой квартиры, пока она, Юля, к его приему как следует не подготовится!

Она встала с пуфика, когда решила, что некое современное изделие из прихожей, стилизованное под старинный комод, вполне подойдет для того, что она задумала. Юля чувствительно приложилась к нему собственным боком, но комод даже не подумал сдвинуться с насиженного места. Раздосадованная Юля пару раз пнула его в наказание ногой, но потом догадалась вытащить из него ящики. При этом она убедилась, что ящики забиты таким хламом, который не жалко и выбросить, а потому совершенно неясно, зачем они с Родионом вообще покупали этот комод. Видимо, для стиля, потому что ни для чего другого он явно раньше не был нужен. Неужели его предназначение как раз и состояло в том, чтобы в будущем перегородить вход в квартиру? А ведь Родион сам предложил его купить... Какой ужас! Все, что было связано с мужем, теперь казалось Юле кошмарным и вымороченным.

Без ящиков комод сдвинуться с места пожелал, но Юле все равно пришлось затратить на его перемещение определенные усилия. На новом линолеуме под мраморную плитку остались безобразные полосы, но Юля нисколько не огорчилась. У нее вся душа исполосована и изранена, а потому царапины на полу не имеют никакого значения. После того как в ящики вместо полиэтиленовых крышек и пакетов, мотков бечевок и прочей ерунды, которая так и осталась валяться на полу, были положены самые тяжелые книги из библиотеки, которую они любовно собирали с Родионом, Юля прошла в комнату, рухнула в джинсах и свитере на кровать прямо поверх покрывала. Прежде чем заснуть, вспомнила, что оставила на даче свой апельсиновый плащ, который находился на просушке после того, как Татьяна отстирала шоколадные отпечатки детских ладошек.

Утром Юля опоздала на работу, потому что минут пятнадцать потратила на то, чтобы привести в порядок старую куртку, которую надо было надеть вместо отсутствующего плаща, и еще целых сорок, чтобы отодвинуть от входной двери проклятый комод. Начальник, Николай Ильич Телятников, при ее появлении поджал губы, но не проронил ни слова. Похоже, жеваные джинсы и сильно помятая Юлина физиономия опять напомнили ему о безвременном вдовстве молодой подчиненной, и он счел возможным только тяжело вздохнуть ей вслед.

Юля скрылась за своим компьютером и подумала: если бы Телятников знал, что ее муж не только не умер, а, наоборот, выглядит живее всех живых, наверняка не только распек бы ее по первое число за такое серьезное опоздание, но еще и лишил бы премиальных на год вперед за обман коллектива, который от души скидывался на похороны.

Надо сказать, что, безотрывно пялясь в компьютер, Юля без конца сбивалась с мыслей о насущных проблемах своего учреждения на невеселые думы о Родионе и к концу рабочего дня выглядела еще более измочаленной. Когда она встала со своего рабочего места с коричнево-синими кругами под глазами, Николай Ильич сочувственно дернул подбородком и спросил, не нужна ли Юле помощь в деле подготовки той документации, которая привела ее сегодня в совершенно негодное состояние. Юля от помощи отказалась самым решительным образом и поспешила на остановку маршруток.

Войдя в квартиру, она пребольно ударилась коленкой о стоявший посреди прихожей комод, о котором за день как-то подзабыла, жалобно всхлипнула и пошла греть чайник, чтобы за ужином хоть как-то скоротать время до прихода Татьяны.

Татьяна не заставила себя долго ждать. Видимо, путаница в живых и мертвых братьях Кривицких очень сильно задела ее за живое, а потому она явилась к Юле даже раньше обещанных семи. Комод, стоящий посреди коридора, нисколько не удивил Татьяну, видимо, после неимоверного удивления, которое она испытала у себя на даче, ничто другое уже не могло произвести на нее особого впечатления. Она протянула Юле пакет и сказала:

– Тут плащ. Ты его забыла.

Юля бросила пакет на комод и спросила невестку чисто из гостеприимства:

– Чаю хочешь?

Татьяна нервно отмахнулась рукой, дескать, кому нынче до чая. Поскольку Юля и сама никак не могла допить до конца чашку, согласно кивнула, отставила ее в сторону и сразу перешла к делу:

– Вот скажи мне, Танька, как ты могла не заметить, что возле тебя трется другой человек? Ну не мог же Родион знать все тонкости вашей с Эдиком жизни! Неужели он ни разу ни в чем не прокололся?

Татьяна немного помолчала, потом зачем-то потянулась за только что отодвинутой хозяйской чашкой, с неприличным бульканьем допила из нее то, что в ней осталось, и сказала совершенную, с Юлиной точки зрения, ерунду:

– Понимаешь... тут такое дело, он не мог проколоться...