– Кому понадобилось сживать меня со света? Зачем?

Вместо ответа, Дуся сказала:

– А ну, пошли к Елене!

– В смысле... к Елене Матвеевне?

– Конечно, к ней. Она у нас в доме одна Елена! – Дуся, зажав в руке фату, решительно пошла к выходу из комнаты.

– Нет!!! – истерично взвизгнула Катя.

Дуся, остановившись в дверях, посмотрела на нее с таким удивлением, что бедной Кате пришлось продолжить:

– К ней сейчас нельзя!! Она очень рассердится!!

Дуся зачем-то бросила взгляд на настенные часы и, чертыхнувшись, спросила:

– А ты откуда знаешь?

– Я... я очень испугалась, когда увидела фату... Я не знала, куда пойти. Тебя нет... Не к Славочке же мне было идти!

– И тебя понесло к Елене?

– Да... понесло... больше мне было некуда идти...

– Ну и ты, конечно, застала ее с этим козлом, Иваном Игнатьевичем?

– Ну... может быть, это был Иван Игнатьевич... не знаю... – прошептала Катя, а потом истерично выкрикнула: – Только почему бы им не запереться, Дуся?! Откуда же мне было знать, что Елена Матвеевна не одна!

– А зачем им запираться, когда весь дом знает, что по вторникам после завтрака у нее бывает этот Ванятка?

– Как весь дом знает? – ошалело спросила Катя.

– А так. Знают, и все. Конечно, считается, что он приходит лечить ее от мигреней, но... Хотя, может быть, это самый лучший способ борьбы с мигренью и есть, – усмехнулась Дуся.

– А мигрень... это что?

– Ну... что-то вроде затяжной головной боли.

– А таблетки какие-нибудь... например, пирамидон... ей не помогают? У меня мама всегда пьет пирамидон, когда у нее болит голова.

Дуся опять как-то нехорошо усмехнулась и ответила:

– Похоже, что Елене лучше пирамидону помогает сам Иван Игнатьевич.

Катя почувствовала, как к щекам приливает горячая кровь. Она схватилась ладонями за пылающие щеки и сказала:

– Не понимаю, как можно изменять Виталию Эдуардовичу даже и из-за мигрени?

– А вот так и можно! Скучает она.

– Кто?

– Елена. Ты уже довольно тут пожила, чтобы понять: Виталия дома почти не бывает. Он в больнице да в больнице... А Елене что прикажешь делать?

– Ну... не знаю... Может быть, работать пойти?

– Да она уже и забыла, как это – работать... Почитай, больше двадцати лет не работает, а тут вдруг взять и пойти! Да и вообще, жене хирурга Кривицкого работать не к лицу!

– Как это?

– Ну... не знаю... Некрасиво... Засмеют... Жена такого известного в городе человека, как Виталий, должна сидеть дома и... украшать его.

– Она украшает, – согласилась Катя. – Елена Матвеевна очень красивая.

– Ага! Но красота не мешает ей скучать.

Катя немного подумала, потом проговорила:

– Вот ты сказала, что все в доме знают про... ну... в общем, понятно про кого. А Виталий Эдуардович знает?

– Думаю, знает...

– И как же он терпит! Этот Иван Игнатьевич такой противный...

– Не нам с тобой, Катюха, обсуждать их проблемы, – перебила Дуся. – Откуда мне знать, почему он терпит. Может, сам уже разлюбил Елену, может, когда отсутствует, не всегда бывает в больнице. Может, и у него есть любовница...

Катя в ужасе покачала головой. Она даже не могла представить, чтобы такой порядочный человек, как отец Германа, мог иметь любовницу. Разве он умеет обманывать? Да у него на лице написано, что не умеет...

– В общем, так... – Дуся решила подвести итог разговору. – Мне сейчас надо обед сготовить. Я уж этим и займусь. А ты иди пока в свою комнату и ничего не бойся. Как только закончится у Елены это ее... лечение, мы с тобой с ней обязательно поговорим.

Катя вдруг вспомнила, что заявила Дуся, когда внимательно осмотрела фату перед окном, и сказала:

– Но ведь ты, мне кажется, сама все знаешь! Ты же сказала, что этот человек не успокоится, пока не изведет меня! Кто этот человек? Что ему от меня надо?!

– Я могу только догадываться, Катюшка, – ответила Дуся, – а потому надо обязательно поговорить с Еленой. Ты уж погоди в своей комнате, ладно?

– Думаешь, это все-таки сделала Елена?!

– Ну вот что! Иди в свою комнату! – уже довольно сердито проговорила Дуся. – И не мешай готовить обед. Сегодня у нас суп с пирожками будет. Я уж и тесто поставила. Должно, подошло. – Дуся с самым невозмутимым лицом отправилась на кухню.

Немного постояв в коридоре, Катя поняла, что выбора у нее нет, и поплелась к своей комнате.

* * *

За весь день поговорить с Еленой Матвеевной Кате с Дусей и не удалось. К обеду явились гости, две супружеские пары, которых Катя уже как-то видела у Кривицких. Ее удивляло только, что и Иван Игнатьевич, которого она имела счастье видеть в полном неглиже, совершенно невозмутимо уселся за стол вместе со всеми. Он не стеснялся даже Кати, очевидно, потому, что был уже в полном облачении: великолепном светлом костюме, скорее всего очень дорогом, белой рубашке в тонкую полоску и при галстуке. Конечно, его залысины никуда не делись, но лицо без жаркого румянца и остекленевших глаз уже не казалось отвратительным. Иван Игнатьевич был обыкновенным мужчиной лет сорока, галантным и обходительным. Он даже для Кати, с которой ему пришлось соседствовать, элегантно отодвинул стул, потом помог ей придвинуться к столу и без конца предлагал различные закуски. Кате же кусок в горло не шел. Она отказывалась, утверждая, что у нее особая диета. Иван Игнатьевич кивал, игриво посматривая на ее животик.

– Кстати, а где Славочка? – спросил он своим высоким голосом, накладывая себе в тарелку салат с маринованными грибами. – Она очень любит этот салатик. Мы с ней всегда подсаживаемся к нему поближе!

– Нездоровится Славочке, – томно отозвалась Елена Матвеевна. – Пусть девочка полежит, Дуся попозже отнесет ей и салатику, и своих фирменных пирожков.

– Хорошее дело! – радостно согласился Иван Игнатьевич и тут же затеял разговор о каком-то кинофильме.

Потом он начал в самых пышных выражениях говорить о мудрой политике Хрущева, внешней и внутренней. Иван Игнатьевич очень ловко манипулировал фактами и даже приводил цитаты из самых разных источников. Катя слушала плохо, потому что от высокого голоса любовника свекрови или, может быть, от излишнего напряжения у нее очень скоро заболела голова. Кроме того, ей было неловко сидеть с Иваном Игнатьевичем. Ее сознание услужливо рисовало его веснушчатую спину, поросшую редкими извивающимися волосками. Она, правда, теперь понимала, чем этот человек мог привлечь Елену Матвеевну. Своей громогласностью, умением говорить. Никто за столом не скучал, так или иначе втянутый в разговор. Даже Кате пришлось пару раз промямлить что-то, поскольку Иван Игнатьевич не обходил своим вниманием никого. А Катя никак не могла взять в толк, почему он ее совершенно не стыдится. Она ведь видела его голым, в весьма недвусмысленной позе. Он находится в доме мужа своей любовницы и при этом не чувствует никаких неудобств. Неужели ему все равно? Неужели всем все равно? И Елене Матвеевне, и гостям? Похоже, что те тоже знают, каким образом этот человек лечит мигрени хозяйки. Может быть, они вообще только и делают, что таким образом «лечат» друг друга?

Застолье окончательно опротивело Кате, и она, специально положив руки на свой выпуклый живот, попрощалась с гостями, поскольку ей, дескать, тоже пора отдохнуть. Уговаривать ее остаться никто даже не подумал. Более того, как только она вышла в коридор, столовую потряс взрыв хохота. Возможно, остроумный Иван Игнатьевич прошелся по Кате. Что бы он ни сказал о ней, ничто не могло бы оскорбить лично ее, потому что она была оскорблена совсем другим. Тем, что в дураках остается Виталий Эдуардович, добрый, совестливый человек, на деньги которого пирует вся эта шушера. Шушера?! А что? Как их еще можно назвать? Очень подходящее слово!

Гости развлекались в столовой зале долго. За окнами успело стемнеть. Катя слышала из своей комнаты смех, разговор, который после принятия больших количеств спиртного сделался чересчур громким. Гости спорили о чем-то, перебивали друг друга. Все голоса перекрывал высокий голос любовника свекрови. Потом зазвучала музыка, видимо, начались танцы.

Взмыленная Дуся заскочила к Кате, принесла чаю с пирожками и сказала:

– Вот! Тебе сохранила! И Герочке у меня припасено! Поешь-ка. А то эти... – она кивнула в сторону столовой, – сейчас все сожрут!

– А как же Виталий Эдуардович? – пискнула Катя.

– А он, милая, уже отзвонился, чтобы его, значит, ждали только глубокой ночью или утром. Привезли тяжелого больного, нужна срочная операция. Ну а без нашего Виталия, сама, поди, знаешь, в сложных случаях никак не обойтись!

Выпалив все это скороговоркой, Дуся умчалась на свой пост в кухне. Катя взялась за пирожки. Да, их ни с чьими не спутаешь. Даже у Катиной мамы не получалось такое мягкое, сдобное тесто. За чаем с пирожками Катя думала о том же. Почему замужняя дама, Елена Матвеевна, позволяет себе подобные гулянки? У нее замечательный муж, если бы Катя была на ее месте, непременно ждала бы его дома без всяких гостей. Это же стыдно – развлекаться, когда муж в операционной сражается за чью-то жизнь!

Когда вернулся с работы Герман, лицо его было серым и мрачным.

– Что случилось, Гера?! – испугалась Катя. Не хватало, чтобы у мужа начались какие-то неприятности.

– Да вот... гляжу... мама опять взялась за старое...

– За старое... – повторила за ним Катя.

– Да. Она давала нам слово, что в отсутствие отца в доме не будет никаких гостей. Держалась долго... Больше полугода, наверное... И тут опять...

– Гера, Дуся говорит, что ваша мама скучает дома одна. Виталий Эдуардович все работает, работает, а Елена Матвеевна все одна и одна. Ей же совершенно нечем заняться, если даже всю домашнюю работу взяла на себя Дуся, – почему-то вдруг начала защищать свекровь Катя. – Я бы тоже здесь от скуки с ума сошла, но я хоть жду ребенка, а она...

– Вот именно! Жди ребенка и не скучай! – улыбнулся Герман. – А когда тебе к врачу?

– Завтра. От доктора Пинкензона уже звонили, чтобы я не забыла, хотя я и так помню, – отозвалась Катя, и они вдвоем с Герой отправились на кухню, быстренько прошмыгнув мимо столовой, где продолжали гулять гости Елены Матвеевны.

Гости разошлись глубоко за полночь. Уставшему после работы Герману их пьяные выкрики ничуть не мешали, он спал подле Кати богатырским сном, а она все думала о том, что никогда не смогла бы изменить ему, даже если бы он работал так много, как его отец. Катя настолько любила своего Геру, что готова была бы терпеть годами его отсутствие. И как все же замечательно, что он не пошел учиться на врача! Как же хорошо, что он каждый вечер возвращается домой!

Засыпая, Катя вспомнила свою злосчастную фату. Если завтра они с Дусей опять не найдут возможности поговорить с Еленой Матвеевной, придется все рассказать Герману. Уж он этого так не оставит.

* * *

Утром следующего дня Катя вышла из дома вместе с мужем. Они даже отправились одним автобусом. Гере до заводской проходной надо было ехать всего две остановки, а Кате – почти до самого кольца, там находилась женская консультация. Чмокнув мужа в щеку, Катя уселась поудобней, поскольку ехать до консультации было еще долго. Но как только автобус отошел от остановки, она вдруг вспомнила, что забыла на столике в прихожей свою карту беременной женщины. Без нее ехать к Пинкензону было бессмысленно, он отправлял Катю на консультацию к эндокринологу, и этот самый эндокринолог сделал в карте соответствующую запись. Таким образом, необходимо было выйти на следующей остановке и поехать обратно за картой.

Дожидаясь автобуса на лютом морозе, она уговаривала себя не нервничать, потому что забытая карта – сущие пустяки по сравнению, к примеру, все с той же фатой. Карту она возьмет, вместо тонкой кофточки наденет свитер, чтобы зря не мерзнуть, и спокойно поедет в консультацию. Ребенку очень вредно, когда матери нервничают, а потому она ни за что не станет этого делать из-за всяких пустяков и даже выбросит из головы несчастную фату.

По сравнению с улицей в квартире было так тепло, что настроение Кати опять стало портиться. Еще бы! Ведь сейчас опять придется выходить на мороз, трястись в автобусе чуть ли не на самый конец города, а в доме так тепло и пахнет чем-то сдобным! Наверное, Дуся опять затеяла пироги или булочки. Катя еще раз вдохнула этот чудный запах и заставила себя собраться. Ей надо посетить врача, а после она приедет обратно и от души навернет пирожков, если, конечно, Пинкензон найдет ее вес нормальным.

Катя скинула в прихожей мутоновую шубку и первым делом зашла к Дусе на кухню.

– Ты? – Дуся всплеснула руками, с которых на пол посыпалась мука. – Катюха, чего случилось-то?

– Карту свою забыла, да и одеться надо бы потеплее: мороз – просто ужас какой! Сейчас свитер надену и опять уйду. А ты чего печешь-то?

– Плюшки, – ответила довольная Дуся, поскольку увидела, как у Кати плотоядно шевелятся ноздри.