Выйдя из стойки, Колин отступил на шаг и взглянул на собственную руку. Он применял французский захват, менее изысканный.

– А научишь меня такому? Я бы не возражал…

– Да! - разозлившись, сказал Бенедикт, едва сдерживаясь, чтобы не броситься к брату и не проткнуть его насквозь. - К бою!

Колин криво усмехнулся, и Бенедикт понял: он спросил про захват только для того, чтобы его позлить.

– Как пожелаешь, - пробормотал он, снова вставая в стойку.

Секунду они стояли, застыв на месте, после чего Колин крикнул:

– Начали!

Бенедикт тотчас же ринулся вперед, однако Колин, обладавший отличной реакцией, молниеносно отскочил и ловко парировал удар.

– Что-то ты сегодня не в настроении, - заметил он и, в свою очередь сделав выпад, едва не угодил Бенедикту в плечо.

Бенедикт отскочил и тоже сумел парировать удар.

– У меня был плохой… - он устремился вперед, выставив рапиру, - день.

Однако Колин был настороже и ловко уклонился от удара.

– Отличный ответный удар, - заметил он и коснулся лба рукояткой рапиры, воздавая тем самым шутливую похвалу брату.

– Заткнись и фехтуй! - рявкнул Бенедикт. Хмыкнув, Колин рванулся вперед, размахивая рапирой, и вынудил брата отступить.

– Не иначе как здесь замешана женщина.

Скрестив с Колином рапиры, Бенедикт заставил брата отступить и теперь сам пошел в наступление.

– Не твое собачье дело!

– Значит, женщина, - ухмыльнулся Колин. Рванувшись вперед, Бенедикт коснулся защитным наконечником ключицы брата.

– Укол, - буркнул он. Колин коротко кивнул.

– Твое касание.

Братья снова вышли на середину зала.

– Ну что, готов? - спросил Колин. Бенедикт кивнул.

– К бою! Начали!

На сей раз первым атаковал Колин.

– Если хочешь, дам тебе совет относительно женщин, - проговорил он, тесня Бенедикта в угол.

Подняв рапиру, Бенедикт отразил атаку брата с такой силой, что тот едва устоял на ногах.

– Если бы мне нужен был совет, я бы попросил его у кого угодно, только не у тебя!

– Ты меня ранил! - воскликнул Колин, вновь обретя равновесие.

– Нет, - неторопливо возразил Бенедикт. - У меня на рапире защитный наконечник, я тебе уже тысячу раз об этом говорил.

– Так вот, к вопросу о женщинах. Здесь я тебе сто очков вперед дам.

– Да ну? - насмешливо бросил Бенедикт и, задрав нос, очень похоже передразнил брата:

– "Я ни за что не женюсь на Пенелопе Фезерингтон!"

Колин поморщился.

– И ты еще смеешь говорить о том, что лучше меня знаешь женщин!

– Но я же не знал, что она слышит.

Бенедикт ринулся вперед и едва не уколол Колина в плечо.

– Это не оправдание. Ты стоял на улице, средь бела дня. Даже если бы Пенелопы там не было, кто угодно мог тебя услышать и дело кончилось бы тем, что ты попал бы в "Светские новости от леди Уислдаун".

Колин парировал удар и с головокружительной скоростью нанес ответный, коснувшись живота Бенедикта.

– Касание, - буркнул он.

Бенедикт кивнул, и братья снова вышли на середину зала.

– Я поступил глупо, - признался Колин, - а ты ведешь себя как последний дурак.

– Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?

Вздохнув, Колин снял маску.

– Почему бы тебе не сделать всем нам приятное и не жениться на этой девице?

Бенедикт тупо уставился на него, позабыв о рапире. Неужели Колин и в самом деле знает, о какой именно девице идет речь?

Он тоже снял маску и, взглянув в темно-зеленые глаза брата, едва не застонал. "Колин знает". Бенедикт понятия не имел, откуда ему это стало известно, но брат знал, это точно. "А впрочем, чему удивляться? Колин всегда все знает. Единственный человек, который знает больше сплетен, чем Колин, - это Элоиза, но при желании ей хватит нескольких минут, чтобы поделиться ими с братом".

– Откуда ты знаешь? - наконец спросил он.

– О Софи? - Колин криво усмехнулся. - Но это же очевидно.

– Колин, она…

– Служанка? Ну и что? Что произойдет, если ты на ней женишься? - Колин пренебрежительно пожал плечами. - Люди, на которых тебе ровным счетом наплевать, перестанут с тобой общаться? Я бы не возражал, черт подери, чтобы со мной перестали общаться некоторые из тех, с которыми я вынужден раскланиваться.

Бенедикт раздраженно пожал плечами.

– Я уже пришел к выводу, что мне на это наплевать.

– Тогда в чем же дело? - спросил Колин.

– Все так запугано…

– Ты сам все и запутываешь.

Задумавшись над словами брата, Бенедикт машинально воткнул рапиру в пол, и она закачалась из стороны в сторону.

– Ты помнишь бал-маскарад, который устраивала мама? - спросил он.

Не ожидавший подобного вопроса Колин захлопал глазами.

– Несколько лет назад? Непосредственно перед тем, как она выехала из Бриджертон-Хауса?

Бенедикт кивнул:

– Совершенно верно. Помнишь даму в серебристом платье? Ты еще наткнулся на нас в холле…

– Конечно. Ты ею тогда здорово увлекся. - Внезапно Колин все понял и вытаращил глаза от удивления. - Неужели это была Софи?!

– Здорово, правда? - пробормотал Бенедикт.

– Но… Как…

– Не знаю, как она туда попала, но она не служанка.

– Не служанка?!

– Нет, точнее, она и служанка, но еще и незаконнорожденная дочь графа Пенвуда.

– Теперешнего?

– Нет, который несколько лет назад умер.

– И ты все это знал?

– Нет, - коротко бросил Бенедикт. - Не знал.

– Понятно, - сказал Колин. Он задумчиво прикусил нижнюю губу и, пристально глядя на Бенедикта, спросил:

– И что ты собираешься делать?

Рапира Бенедикта, которая все это время раскачивалась из стороны в сторону, внезапно упала на пол. Равнодушно взглянув на нее и даже не удосужившись поднять, Бенедикт прошептал:

– Это очень хороший вопрос.

Он все еще злился на Софи за то, что она его обманула, однако не мог не отрицать и своей вины. Ему не следовало требовать, чтобы Софи стала его любовницей. Он имел, конечно, право попросить ее об этом, но она имела право отказаться. И когда она это сделала, ему не следовало настаивать.

Бенедикт не был незаконнорожденным ребенком, и если Софи утверждает, что жизнь такого человека просто ужасна, и в подтверждение своих слов ни за что не соглашается зачать такого ребенка, - что ж, он должен уважать ее за это. А если он будет уважать ее, значит, он будет уважать и ее убеждения.

Мать была права. Он и в самом деле жил райской жизнью. У него было все: богатство, семья, счастье. Он мог получить все, что пожелает. Единственной трагедией в его жизни была внезапная и безвременная кончина отца, но даже тогда семья помогла ему пережить это несчастье. Ему было трудно представить настоящее горе, потому что он никогда его не испытывал. И в отличие от Софи никогда не был одинок.

Как же ему жить дальше? Он уже решил, что, презрев общественное мнение, женится на Софи. Незаконнорожденная дочь графа - немного более достойная партия, чем горничная, но только чуть-чуть. Лондонское великосветское общество, быть может, и примет Софи, если он заставит его это сделать, однако всегда будет относиться к ней с презрением. Так что ему с Софи придется по большей части жить в деревне, подальше от лондонского общества, которое еще долго будет перемывать им косточки. Однако Бенедикт совершенно четко знал, что предпочитает тихую жизнь с Софи бурной светской жизни без нее.

Так ли это важно, что Софи и есть та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада? Она солгала ему относительно того, кто она такая. Но когда они целовались, смеялись или просто сидели и разговаривали, она была самой собой - женщиной, от одной улыбки которой у него сладко замирало сердце, которая способна была наполнить его душу радостью, просто находясь рядом. Вот эту Софи он знал и любил.

– Такое впечатление, что ты пришел к какому-то решению, - тихо сказал Колин.

Бенедикт задумчиво взглянул на брата. С каких это пор он стал таким всепонимающим? Когда успел стать взрослым? Бенедикт всегда считал Колина молодым повесой, красивым и галантным, однако не любящим возлагать на себя никакой ответственности.

Но теперь, когда он смотрел на брата, он видел перед собой совершенно другого человека. Он и внешне сильно изменился. Плечи стали шире, поза увереннее, взгляд мудрее. Последнее было самым важным. Если глаза и в самом деле зеркало души, значит, и душа Колина претерпела изменения. Она стала более тонкой и ранимой, способной сочувствовать и сопереживать.

– Я должен перед ней извиниться, - проговорил он.

– Уверен, она тебя простит.

– И она должна передо мной извиниться.

Бенедикт видел, что брата так и подмывает узнать, за что, однако Колин лишь спросил:

– А ты ее простишь?

Бенедикт кивнул.

Нагнувшись, Колин поднял рапиру Бенедикта.

– Я сам уберу, - заметил он.

Бенедикт долго непонимающе смотрел на брата и наконец порывисто сказал:

– Мне пора.

Колин с трудом подавил усмешку.

– Я так и понял.

Бенедикт снова взглянул на брата и внезапно, под влиянием необъяснимого порыва, быстро обнял его.

– Знаешь, - его голос вдруг осип, - я не часто говорю такие слова, но я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, брат. - Колин, как обычно, криво усмехнулся. - А теперь убирайся отсюда ко всем чертям.

Бросив брату маску, Бенедикт выбежал из зала.


***

– Как это уехала?!

– Очень просто. - Глаза леди Бриджертон были полны печали и сострадания. - Взяла и уехала.

У Бенедикта кровь застучала в висках с такой силой, что ему показалось, будто голова сейчас не выдержит и разорвется.

– И ты ее отпустила?!

– У меня не было никаких законных оснований удерживать Софи против ее воли.

Бенедикт едва сдержался, чтобы не застонать. У него не было никаких законных оснований заставлять ее ехать в Лондон, и тем не менее он это сделал.

– Куда она уехала?

– Понятия не имею. Я настояла, чтобы она взяла нашу карету, отчасти потому, что опасалась за ее безопасность, но в большей степени оттого, что хотела узнать, куда она поехала.

Бенедикт хлопнул ладонью по столу.

– И что случилось потом?

– Это-то я и пытаюсь тебе рассказать битых четверть часа. Я думала, что уговорила ее воспользоваться нашей каретой, однако, похоже, ошиблась. Когда карету подали, Софи уже исчезла.

Бенедикт чертыхнулся про себя. Софи, по всей вероятности, все еще в Лондоне, но Лондон - город большой. Практически невозможно найти в нем человека, который не желает, чтобы его нашли.

– Как я полагаю, - осторожно спросила Вайолет, - у вас вышла размолвка?

Бенедикт взъерошил рукой волосы, и взгляд его упал на белый рукав. О Господи! Он примчался к матери прямо в костюме для фехтования.

– Вот черт! - выругался он и бросил раздраженный взгляд на мать. - Только прошу тебя, мама, не нужно сейчас лекций о том, как нехорошо ругаться.

– Я и не собиралась читать тебе никаких лекций, - улыбнулась Вайолет.

– Где мне теперь ее искать? Улыбку Вайолет как рукой сняло.

– Не знаю, Бенедикт. Хотелось бы мне знать. Софи мне очень нравилась.

– Она дочь графа Пенвуда, - сказал Бенедикт. Вайолет нахмурилась.

– Я предполагала что-то в этом роде. Полагаю, незаконнорожденная?

Бенедикт кивнул.

Мать открыла рот, собираясь что-то сказать, но что, Бенедикт так и не узнал, потому что в этот момент дверь в кабинет распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и в комнату ворвалась Франческа, а следом за ней Гиацинта. Франческа так стремительно подлетела к столу, что стукнулась о него, а Гиацинта ткнулась ей в спину.

– Что случилось? - спросила Вайолет, вскакивая.

– Софи… - едва выдохнула Франческа.

– Я знаю, - сказала Вайолет - Она уехала. Мы…

– Нет! - перебила ее Гиацинта, бросая на стол газету. - Читай!

Бенедикт попытался схватить ее первым - он уже узнал газету "Светские новости от леди Уислдаун", - однако мать оказалась проворнее.

– Что там? - спросил он и, видя, как лицо матери постепенно становился мертвенно бледным, почувствовал, что у него больно сжалось сердце.

Мать протянула ему газету. Он быстро просмотрел ее. Мельком взглянул на статью о герцоге Эшборне, графе Макклесфилде и Пенелопе Фезерингтон и, наконец, добрался до статьи, в которой явно говорилось о Софи.

– Ее посадили в тюрьму? - едва слышно прошептал он.

– Мы должны освободить ее! - воскликнула Вайолет и расправила плечи - ни дать ни взять генерал перед сражением.

Бенедикт устремился к двери.

– Подожди! - крикнула Вайолет, бросившись за ним следом. - Я поеду с тобой.

Не дойдя до лестницы, Бенедикт остановился и обернулся к матери.

– Нет, ты не поедешь. Я не хочу, чтобы ты трепала себе нервы.

– Да будет тебе, - проговорила Вайолет. - Я ведь не какой-то нежный цветок. Я смогу побороться за освобождение Софи.