Ольга Бондаренко - Предназначены друг другу

А примирение с бабушкой так и не состоялось. Зоя отказалась идти в дом Владислава, Галина Ивановна не пришла сама в дом невестки. Владислав навещал мать, хотел как-то взять девочек, но Шурочка вцепилась в Зою и не захотела идти, а любопытную и быстро прощающую Ксюшу, которая была с папой идти хоть на край света, Зоя сама не пустила. Зато дедушка стал постоянным связным между домами. Он появлялся строго каждый день утром с теплым парным молоком, приносил масло, сметану, творог и другую продукцию с огорода. «Ты, дочка, не бойся, бери, — говорил Сергей Петрович, — мать от души посылает. Переживает она. Только характер такой, не умеет сделать первый шаг» А Зоя и не боялась. Конечно, Галина Ивановна не любит её, не захотела назвать Ксюшу внучкой, но здесь Шурочка, мальчишки. Видела женщина, как обнимала Шурочку Галина Ивановна, пока её не заклинило. Вот именно заклинило, когда появилась Ксения. Иногда вспоминая эту сцену, Зоя думала, что там было что-то не то, словно не Ксению видела мать Влада, а что-то совсем другое, и это другое её сильно испугало, потому она оттолкнула Ксюшу.

Зоя не говорила об этих своих мыслях даже Владиславу. А пока она с удовольствием брала молочную продукцию, признавая, что такого вкусного молока ни у кого не было в деревне. У Шурочки и Владислава появилось новое любимое блюдо — пирог из творога. А Ксюша очень полюбила домашний сыр, что готовила Зоя из тех же молочных продуктов. Еще круглее стали личики близнецов. «От молока деревенского! — смеялась Зоя. — Кашу уплетают и молоко без конца пьют». Окрепли и Ксюша с Шурочкой. Их худенькие тельца уже не производили впечатления болезненности, это были крепенькие, подвижные девочки, и кушали хорошо, по крайней мере, Ксения съедала свою тарелку супа без уговоров, но и без добавки, зато кусочек сыра часто исчезал из холодильника. С Шурочкой этих проблем не было, девочка ела все с большим аппетитом. Ни разу не простудилась за это время Ксюшка. Она фактически перестала болеть с появлением в её жизни Владислава, словно с ним пришла её невидимая защита. И все же никак не могли сделать последний шаг для примирения ни Зоя, ни Галина Ивановна.

Сегодня красный столбик термометра поднялся до тридцати трех градусов. Зоя отсиживалась в прохладе деревенского дома. Близнецы были тут же. Женщина не решилась оставить их под яблоней в манеже, солнце палило беспощадно. Девочки бегали по двору, им солнце было нипочем. А Владислав с отцом уехали на рыбалку. Можно подумать, говорила себе Зоя, рыба будет клевать в такую жару. Но, понимая, что для Влада это своеобразный отдых, отпустила его с отцом на какие-то платные озера.

Неожиданно в калитку стукнула соседка, Анька Бычкова. Она работала медсестрой в местной больнице, шла на обед.

— Зоя, — крикнула она. — Мы сегодня были на вызове. Галине Ивановне плохо. У неё сердечный приступ. Она отказалась ехать в больницу. Мы ей укол сделали. А дома никого не было. Она одна.

— А я тут при чем? — ответила женщина, прекрасно зная, что вся деревня осведомлена о неудачном визите Зои в дом Елизаровых.

— Владиславу передай, — пояснила Анька. — Нежелательно Галине Ивановне быть одной. Вдруг опять плохо будет. Жара-то какая стоит.

— Его нет, — ответила Зоя.

Зоя ответила сердито и решительно, а покоя не стало. Влад уехал с Сергеем Петровичем на рыбалку. Обновлять рыболовные принадлежности, что подарили ему сын с новой невесткой. Куда-то далеко отправились. Обещали вернуться поздно. Значит, Галина Ивановна одна все это время будет одна.

— Надо позвонить Владу и Сергею Петровичу, — решила женщина.

Но ей стало жалко прерывать отдых Владислава, к тому же с отцом. Зоя опасалась за их отношения, после того как Сергей Петрович рассказал всю правду. Но мысль, как там мать Владислава не шла из головы.

— Пойду сама к Галине Ивановне, — решила женщина. — Не переломлюсь. Сделаю еще попытку примирения. По словам Сергея Петровича, Галина Ивановна какая-то притихшая, вину чувствует.

Соседка увидела, как Зоя минут через тридцать куда-то пошла, везя в коляске двух упитанных близнецов. Вместе с ней шли чинно две девочки, одетые в одинаковые легкие костюмчики, в соломенных панамках. Девочки шли неохотно.

Зоя приблизилась к дому свекрови. Предстояло войти в этот дом. Было очень трудно. Ксюша робко остановилась, Зоя повернулась к Шурочке.

— Пожалуйста, покажи, как открыть калитку.

Девочка неохотно это сделала.

— Мама, — голос Шурочки дрогнул. — Можно, мы во дворе останемся? Не пойдем в дом?

— Хорошо, — согласилась женщина. — Заодно за мальчишками присмотрите. Они пока спят. Я коляску в тенёк поставлю. Вы тихонько рядом поиграете, а проснутся, позовете меня.

Зоя тихо постучала в дверь, никто не отвечал. Стараясь не шуметь, она вошла в большой дом родителей Влада. Галина Ивановна спала на широкой софе в комнате, что была первой после сеней. Пожилая женщина была бледной, измученной. Зоя тихо села на стул возле неё. Галина Ивановна проснулась.

— Зоя, — она даже не удивилась.

— Да, — сухо кивнула женщина. — Мне передали, что у вас сердечный приступ. Вам плохо? Может, в аптеку надо, лекарств купить?

— Нет, мне уже лучше. Боли прошли. Тяжело только вот здесь, — она указала на область сердца. — Я знала, что ты придешь.

— Я думаю, вам надо согласиться лечь в больницу. Я позвонила туда, узнала, что с вами… С сердцем не шутят. Папа вот так же умер… — Зоя осеклась, вспомнив, что Галина Ивановна была первой женой отчима.

Свекровь молчала.

— Вы меня не любите, потому что… — Зоя не решалась продолжить. — Вы были несчастны с Сергеем Петровичем? Вы плохо жили?

— Нет, Сережа был хорошим отцом и хорошим мужем, — ответила свекровь. — Только…

Зоя внимательно смотрела на женщину, которую всю жизнь боялась.

— Зоя, ты любишь Владислава?

— Да, — кивнула женщина. — Очень люблю. Вы не обижайтесь на меня, Галина Ивановна, может, я не вовремя говорю, но только я не дам вам нас разлучить.

В её голосе звучала твердость, уверенность в своих силах и одновременно просьба…

— Я и не буду вас разлучать, — ответила свекровь. — Что я не знаю, это невозможно. Когда-то Александр ушел от меня к Инне, твоей матери. Что я только не делала! А не вернула Сашу. Я даже его лишила сына, сделала так, что мы жили рядом, и вы с Владькой не ничего не знали про своих родных отцов. Но Сашка все равно не бросил Инну. И тебя любил как дочку. И от тебя Владька не уйдет. Что-то в тебе есть. Держишь ты его.

— Просто я его люблю, — ответила Зоя. — Я очень люблю его. Всегда любила…

— Зоя, ты меня прости за Ксюшу, — потекли слезы у пожилой женщины. — Сама не знаю, что нашло на меня. Увидела тебя, ты на мать похожа. Инна такая же была в молодости… А Ксюша… Она…Я подумала… Ксюша…

— Давайте, не будем пока об этом, — попросила Зоя. — Я не хочу вспоминать… И вы забудьте… Ксюша — добрая девочка, она будет вас любить… Она вас уже простила, жалеет вас, что вы заболели… Вы отдыхайте, поспите.

— Какой отдых? Надо коров подоить. Уже обед. Сможешь?

— Нет, — улыбнулась Зоя, вспомнив вредную Римкину козу. — Не умею, ни разу не доила… Но я попробую…

— Надо мне как-то вставать. Куда тебе? Детей куда денешь? Да и корова одна с норовом, никого не подпускает. Даже Сергея…Ты и не пытайся….Я сейчас встану, — Глина Ивановна приподнялась. — Нет, не смогу. Слабость какая-то.

— Лежите, лежите! Я Римку сейчас вызову, — сказала Зоя и вытащила телефон. — Она любую корову подоит.

— Коровы-то в поле, на пастбище. Римка не знает…

— Вы думаете, в деревне есть что-нибудь, чего Римка не знает? — засмеялась Зоя, набирая номер невестки. — Римка знает все!

— Ты ей скажи, пусть себе молоко заберет. И ты себе возьми побольше! У вас дети… У меня и так залежи. Мы сдавали тут одной даме молочную продукцию, она ездила по домам, собирала, но заболела, не приехала…Все прокисло, надо творог сделать…А его и так полон холодильник. Ты забери. Сережа говорил: твоя девочка сыр домашний любит. Свари ей побольше.

— Все сделаю и Римке скажу… Римма, — начала Зоя, услышав знакомый говорок невестки в телефонной трубке, — у меня к тебе просьба. Просто огромная. Ты коров подоишь? Как каких? У Елизаровых. Где пасутся? А ты не знаешь? Не может быть! Римка, теряешь квалификацию… Сейчас трубку дам Галине Ивановне, её спроси.

Галина Ивановна объяснила, повторила приказание забрать молоко себе и облегченно вздохнула.

— Теперь мне спокойно. Римма справится, она деловая баба. Хваткая! Она и творог, сказала, сделает, поможет, придет, — женщина с облегчением закрыла глаза.

— Мама, — это тихо вошла Шурочка. — Мама, Сашка с Сережкой проснулись. Сашка из коляски лезет. Его Ксюша держит и ругается.

— Я сейчас, — Зоя стрелой метнулась на улицу.

Близнецам было по семь месяцев, они пытались вставать, ни минуты не сидели спокойно. Для девочек были уже тяжеловаты. Не меньше десяти килограммов в каждом.

Шурочка осталась в доме. Она настороженно смотрела на лежащую бабушку. Галина Ивановна протянула руку к внучке. Девочка вся сжалась.

— Нет, я не хочу с тобой, я буду жить с мамой! — тоненько воскликнула она и убежала.

Слезы потекли по лицу Галины Ивановны. Она не видела, как девочка, выбежав, бросилась к Зое, обхватила её руками, за шею, та, сидя на крыльце, кормила грудью одного из сыновей, другого держала недовольная Ксения.

— Все хорошо, Шурочка, все хорошо, — сказала Зоя, целуя щечку девочки. — Ты больше не ходи туда. Вот покарауль Сережу с Ксюшей. А то Ксюша уже недовольна, что Сережку ей пришлось держать.

— Мама, — сказала Ксюша, — я больше не боюсь чужую бабушку. Папа сказал, что баба Галя нечаянно сказала, что я ей не внучка, что она добрая. Папа всегда правду говорит. Я сейчас пойду и спрошу. Я побуду с ней, а Шурочка возьмет Сережку.

Девочка с радостью согласилась. Вздохнула облегченно Зоя. А Ксюша решительно открыла дверь.

— Если что надо, ты сразу меня зови, — сказала Зоя и подумала: — Сейчас Галина Ивановна узнает все подробности нашей жизни. Ксюшка расскажет все.

— Бабушка спит, — через минуту высунулась назад голова девочки. — Но я к вам не пойду, я побуду с папиной мамой. Больных нельзя оставлять одних.

Галина Ивановна лежала, закрыв глаза, на душе было погано. Она, не желая того, оттолкнула Зоину светловолосую девочку. Ведь не хотела этого, не хотела, настроилась на мир, но не справилась с нахлынувшими воспоминаниями. Владька обиделся на мать. Родная внучка теперь бабушку боится. Как убежала следом за Зоей. Но, кажется, Шурочка вернулась. Галина Ивановна притворилась, что спит, а то опять убежит малышка. Девочка осторожно приблизилась, погладила руку бабушки, облегченно вздохнула, побежала и сказала Зое, что бабушка спит, и вернулась. Галина Ивановна слышала, как она подвинула стул и села рядом, потом осторожно перелезла на софу, села, поджав ножки. Бабушка решилась и приоткрыла глаза. Это была не Шурочка. Это была, Пресвятая Божья Матерь, это была опять она, больное видение Галины Ивановны, в последние дни оно преследовало пожилую женщину. Это была Лариса, маленькая утонувшая девочка, дочь Галины и Сергея, которую вытащил из воды Владислав, но Лариса так и не начала дышать.

Страшные картины опять встали перед глазами…

— Мам, — канючил Владислав, — мам, я не пойду с папкой сено убирать. Мам, давай я лучше с Лариской посижу.

— Лариса уже большая, — отрубила Галина Ивановна. — Пять лет. Поиграет во дворе одна. Она у нас самостоятельная, ничего не боится.

— Да, она в тот раз ушла, — возразил сын. — К Андрюшке, на другой конец деревни!

Мальчишка специально напомнил это, зная, что мать не любит Корольковых и Лариске не разрешает мать ходить.

— Ну и что, дорогу назад нашла? Нашла. Наша Лариска нигде не пропадет.

— Ага, нашла, — пробурчал тихо под нос сын. — Зойка привела, спряталась, чтобы ты не видела.

— Вот что, сынок, — тихо сказал спокойный всегда отец, — пойдешь со мной. Ты вон какой у нас рослый, сильный, поможешь мне. Надо сено убрать. Погода ждать не будет. Завтра дожди обещали.

— Вот убежит Лариска, не буду искать, — проворчал двенадцатилетний парнишка. — Даже не просите.

Сестра Лариса была младше брата на семь лет. Она была совсем не похожа на него. Светловолосая, озорная, не слушалась никого. Владик очень её любил. Таскал всюду её за собой. Девочка набралась у мальчишек разных выражений, подражала им во всем. А мать только смеялась, улыбался по-доброму спокойный интеллигентный отец. Лариса любила ходить по гостям. Не было в деревне дома, к кому бы эта девочка не зашла в гости. Чаще всего в няньках с ней сидел старший брат. И когда долго не видел сестренки, переживал, искал её. А Лариса, самостоятельная особа, так и норовила или спрятаться куда-нибудь, или уйти. Первый раз она убежала от брата к матери в магазин, когда ей было три года. Ох, и испугался же Владька, пока нашел её. В четыре года ушла на деревенские танцы. Тогда ночью хорошо все побегали, поискали: и мать, и отец, и братишка — пока кто-то не сообщил, что четырехлетняя особа отплясывает в сельском клубе. Мать потом смеялась: