— Молодец, дочулька, самостоятельная будешь, решительная, как мама. Все женихи будут твои.

И папка души не чаял в Лариске, все ей позволял. Вот и избаловалась девчонка.

— Иди, иди, сынок, помоги отцу. Коровам зимой много сена надо, — говорила в тот страшный день мать. — Не волнуйся, я Лариску в магазин возьму. Там со мной побудет.

— Ты следи за ней лучше, а то дашь шоколадку, скажешь, играй на улице. Лариска живо умотается куда-нибудь…

Так и было. Лариса, как всегда, улизнула от матери. Озорная непоседа пошла к дружку, с которым любила играть. Это был Андрюшка Корольков, её ровесник. Ларисе туда было запрещено ходить, поэтому она и пошла. Дом Корольковых был на самом краю деревни, около реки. Там недалеко и Сергей Петрович с Владиславом ворошили сено. Было жарко. Лариска, наигравшись, пошла купаться. Андрюша, которому не позволялось ходить на речку и при этом очень хотелось, пошел сказать старшей сестре, что Лариска хочет купаться. Девочка в это время и ушла. Зоя сердито приказала младшему брату:

— Не разрешай ей туда ходить, и сам не ходи.

И Андрюша пошел за Лариской, чтобы вернуть непослушную подружку. Зоя спохватилась брата минуты через три. Она увидела, как подходит к воде младший братишка.

— Пап! — крикнула она в ужасе, вбежав в дом. — Андрюшка на речку ушел, за Лариской, — и бросилась бежать туда.

Отец сорвался быстрее молнии. Он бежал и видел, как бултыхается в воде девочка, захлебывается, как полез ей помогать маленький Андрюшка.

— Нет, — кричала Зоя, которая бежала следом, — нет, Андрюша, нельзя! Не ходи туда! Андрюшка! Вернись!

С разбегу в одежде бросился в воду отчим. Откуда-то вылетел стрелой Владька, прыгнул в воду и стал вытаскивать Андрюшку. Тот в него вцепился, чуть оба не утонули. В это время нырял за Ларисой Александр. Вот он увидел в воде девочку, вытащил её. Положил на берег, где уже подбегал Сергей, бросился за Владом и Андрюшей. Вытащил их. Владислав бросился к сестре, которую пытались откачать набежавшие люди. Андрюша кашлял и плакал, его прижимал к себе бледный Александр. Ларису трясли, крутили, пытались вернуть жизнь девочке. Приехавший врач сделал какой-то укол. Все бесполезно. На машине привезли Галину Ивановну. С отчаянным криком она бросилась к дочери.

Прошло полчаса. Уставший врач диагностировал смерть маленькой девочки. Весь сгорбился Сергей Петрович. Он неподвижно сидел и держал на руках свою девочку. Плакал тихонько испуганный Владислав. А Галина Ивановна вдруг встала, пошла решительно на Александра:

— Это ты во всем виноват! — разнесся её пронзительный крик. — Это из-за тебя утонула Лариса. Ты не мог вытащить мою девочку сначала, бросился спасать Инкиного Андрюшку. А как же иначе? Ты мстишь мне, мстишь за всё! Это ты! Ты убил мою дочь!

— Мама! — пытался остановить её плачущий сын. — Мама, не надо, это я тащил Андрюшу. Дядя Саша сначала вытащил Ларису, потом меня с Андрюшей.

Мать не слушала:

— Это ты виноват, — она пошла с поднятыми руками на Александра, лицо её было страшно, казалось, рассудок покинул женщину. — Это твоя вина, что мы несчастны. Я не дам вам жить, я убью тебя! Ты заслуживаешь смерти!

Все стояли молча, все понимали, в женщине говорит горе, она потеряла дочь. Галина Ивановна подняла какую-то корягу, что была принесена большой рекой, и пошла на Александра, который сидел, опустив голову. Застыла в стороне Инна, которая держала на руках испуганного Андрюшку. Галина Ивановна стала поднимать над головой корягу. Люди оцепенели. Но сорвалась с места Зоя.

— Не тронь, не тронь моего папу, — закричала она и с разбегу оттолкнула не владеющую собой женщину.

Столько было отчаяния, ярости в голосе девочки, страх придал ей силы, Галина Ивановна упала, но моментально встала и пошла на Зою.

— Я и тебя убью, нет у меня Лариски, пусть у Инки тоже не будет дочери. Пусть будет справедливо все.

Она размахнулась, казалось, тяжелая коряга сейчас обрушится на ни в чем не повинную девочку, но под удар попал Сергей Петрович с мертвой Ларисой на руках. Как, когда успел он вскочить, встать впереди Зои, никто толком не увидел. Сергей Петрович упал, но так и не выпустил из рук тело умершей дочки. Отчим же вскочил, прижал к себе испуганную Зою.

— Галя! Галина! Опомнись! — говорил он. — Приди в себя! Разве так можно? У тебя же дочь… дочка твоя….

— Господи! — пронзительно закричала какая-то женщина. — Что ты, Галина, делаешь? Горе тебе рассудок помутило… Ведь покойник рядом, дочь твоя утонувшая… За что же ты её корягой-то…

Этот крик привел в чувство Галину Ивановну.

— Ненавижу, всех вас ненавижу, — горько сказала она и упала на землю. — Будьте вы прокляты… Но почему? Почему так? Все несчастья мне, почему жив Андрюшка их, а моя Ларисочка, моя девочка… Лучше бы он утонул…

Женщина отчаянно зарыдала.

Прошло время, стыдно было Галине Ивановне за свои слова, что лучше бы утонул Андрюшка…. Материнское сердце их оправдывало, а человеческая совесть нет. Невозможно было без боли и стыда смотреть в глаза маленькому мальчику, который пытался спасти Ларису, хватал её слабыми детскими ручонками за светлые, плывущие по воде волосики и сам чуть не лишился жизни.

Никогда, нигде ни разу не напомнили Галине Ивановне эти слова Александр и Инна. Только избегали, как могли, встреч; совсем перестали ходить в магазин, где работала мать Влада, старшие Корольковы. За хлебом важно приходил маленький Андрюша. Зоя доводила его до магазина, оставалась на крылечке, говорила, что надо сделать, братишка покупал хлеб сам. Галина Ивановна старалась загладить свою вину, обслуживала мальчика вне очереди, ласково говорила с ним, угощала конфетами, шоколадками, учила Владьку заступаться за него. И за Зою мучила совесть, ведь шла на неё с палкой, а стукнула свою уже не живую Ларисочку…. Но не могла заставить себя хорошо относиться к девочке. Уж очень она была на мать похожа. А Инна увела у Галины Александра.

Больное видение Галины Ивановны

Ларисочка умерла много лет назад. Утонула девочка… Откуда она сейчас взялась. Здесь, в этом доме. Может, за матерью пришла? Вот сидит на стуле. Что же это такое? Только появится Зоя, так и встает перед глазами маленькая Лариса. Знать, не дает больная совесть покоя до сих пор за тот страшный эпизод, когда Галина жаловалась Богу, что не забрал к себе Андрея и Зою, когда хотела сама убить детей, их отца и мать. Так было и первый раз: приехала Зоя с детьми, Шурочка бежала и кричала: «Бабушка», — а следом бежала Ларисочка, тоже кричала: «Бабушка!» Даже косичка такая же светлая моталась из стороны в сторону, только банта пышного не было у Ларисы, не любила их девочка банты.

— Ты не внучка, — вырвалось у Галины Ивановны, — ты не внучка мне…

А дальше в голове полный туман. Защемило сердце. Из последних сил держалась Галина Ивановна. Что говорила, и не помнит. А Зоя обиделась. Не поняла, что совсем плохо было пожилой женщине. Забрала всех: и внуков, и Владислава — и уехала. И Ларисочка с ней уехала, больное видение Галины Ивановны. Перед глазами больной женщины опять встало бледное личико плачущей девочки за стеклом машины. Зоя обиделась, не идет к свекрови, не пойдет к ней и Галина Ивановна. А она просто боится и очень хочет одновременно опять увидеть свою светловолосую дочку Ларису, утонувшую много лет назад.

Сидящая на стуле девочка осторожно погладила по руке Галину Ивановну. Ручка была теплая, мягкая.

— А ведь это живая девочка, — подумала Галина Ивановна. — У неё такая теплая ручонка, ласковая, как у Ларисочки, когда она подлизывалась, выпрашивала что-нибудь, она также гладила мать…

— Вам очень плохо? — тихо спросила девочка.

Даже голос был похож. Галина Ивановна заставила открыть себя глаза. Долго молчала и смотрела на девочку. Нет, это не Ларисочка. Теперь пожилая женщина видела это. Это не больное видение матери. Это живая, настоящая девочка. Но как похожа! Светлые волосики, косички, голубые, как у отца, глаза. Дочка! Лариса!

— Лариса, дочка, — тихо сказала Галина Ивановна. — Ты пришла за мной? За своей мамой? Тебе без меня плохо?

— Вы что, бабушка, я Ксюша, — рассудительно ответила девочка. — Я дочь Зои Наумовой. А мой папа Владислав, ваш сын. Значит, я — внучка ваша. И совсем не дочка. А вы моя баба Галя. Папа сказал, что вы на самом деле добрая. Просто с вами что-то случилось, поэтому вы не хотели меня видеть. А потом сами расстроились из-за этого. Вы не расстраивайтесь. Я уже все забыла. А то вы расстраиваетесь, и у вас из-за этого сердечко болит…

Да, Лариса так не умела говорить. Она была озорница, все больше смеялась. Это другая девочка. Это дочь Зои. А как говорит хорошо! Все знает!

Галина Ивановна жадно её рассматривала. Какие внимательные глазки. Смотрят сейчас строго, серьезно. Нет, не очень-то она похожа на Ларису, когда внимательнее присмотришься. Но все же есть что-то общее, а так совсем разные.

— Вам больно? — спросил ребенок.

Личико девочки сострадательно наморщилось. В её голоске было столько жалости, столько сочувствия, что Галине Ивановне стало себя жалко.

— Нет, уже не больно. Просто мне очень плохо, — пожилая женщина была готова расплакаться.

— Ничего, сейчас пройдет, — сказала Ксюша голосом опытной сиделки. — Вы полежите и все пройдет. Знаете, когда умер мой папа Антон, мне так было плохо. Я тоже долго болела. Все лежала в постельке. Мне совсем не хотелось играть. Знаете, как тошнит от таблеток, они горькие, противные, а уколы такие больные. Мама даже плакала вместе со мной, и бабушка Ада плакала. И знаете, за мной приходил мой папа Антон. Мама боялась, что он меня к себе заберет. Ну, это значит, что я тоже умру. (Галина Ивановна вздрогнула при этих словах, запоздало испугавшись, что эта девочка, так похожая на покойную дочку, могла уйти навечно в небытие). А потом к нам пришел новый папа, ваш сын, Владик, он один раз ночью взял и прогнал папу Антона, — словоохотливо поясняла Ксения, довольная тем, что у неё появился благодарный внимательный слушатель. — Правда, правда, я сама видела, я все помню, хоть у меня и болело сильно горлышко и голова. Я была такая вся горячая. Ваш Владик взял меня на руки, носил по квартире, а потом сказал: «Уходи отсюда, Антон. Ксюша теперь моя дочка! Не дам я её тебе!» Мама говорит, что я бредила, что такого не было. Это неправда, я все видела сама. И мама потихоньку, пока не было вашего Владика, прогоняла моего папу Антона, тоже уходи от нас, говорила, я не дам тебе Ксюшку. Но папа Антон её не боялся, а папу Владика сразу испугался и ушел. А потом папа Владик стал меня возить купаться на речку и в бассейн. Я перестала болеть. И мама стала веселой. У неё уже были в животе Сашка с Сережкой. Сашка с Сережкой — это были сразу папины сыночки. Я это знаю, правда, правда. Я вот что думаю, что ваш Владик все-таки и мой настоящий папа. Мама говорит, что я фантазерка, а папа Владик смеется и говорит, что я лучше мамы знаю, от кого я родилась. Вот вы бабушка, старше их всех, скажите, кто мой папа? Бабушка Ада старенькая знала все, но я не успела её спросить про папу Владика, он тогда к нам еще не приходил. Но все равно. Сережка с Сашкой уже были у мамы в животике, а папы Владика не было. А он все равно им настоящий папа. Ведь и я могла быть у мамы в животике, а мой папа все равно Владик ваш. Просто он поздно нас нашел. Правильно я говорю, бабушка?

— Правильно, — не удержавшись, улыбнулась Галина, подумав: — От Владьки с Зоей чего угодно можно ждать. Может, где и встречались. Но как девочке хочется, чтобы её отцом был Владька. Хотя, что я такое говорю? А ведь он её и есть отец. Вот почему я вижу мою умершую дочку. Вот почему они так похожи: Ксюша и Ларисочка.

А Ксюша уже говорила о другом:

— Вы, бабушка, не обижайтесь на нас, но вам мы папу не отдадим. Тем более у нас родились братики. Нам папа самим нужен. Тем более мальчишкам. Как мальчишкам без отца расти? Они, знаете, какие вредные, хоть и маленькие, особенно Сашка. Папа с мамой наших братиков назвали Саша и Сережа, потому что у мамы был папа Саша, у папы — Сережа.

— Саша, Сережа, — повторила Галина Ивановна.

— Так что папа обязательно будет жить с нами.

— А Шурочка?

— Что Шурочка? — не поняла Ксюша.

— Шурочку тоже не отдадите?

— Ну что вы? — Ксюша была безмерна удивлена. — Как же мы без Шурочки? Мы же семья. Нельзя детей из семьи отдавать. Шурочку уже хотела взять тетя Оля. Сестра её мамы Беллы. Папа не дал. Шурочка, знаете, как плакала, боялась, что её увезут от нас, пряталась от тети Оли. А мама сказала тете Оле: «Вам лучше уехать. Не видите, что с ребенком творится!» И тетя Оля послушалась и уехала. И потом, как же я без сестренки? С кем мне играть? Мальчишки еще маленькие и бестолковые, особенно Сережка, ревет без конца, его Шурочка любит. А Сашка лезет всюду. Но Шурочка и его любит. А меня больше всех любит. Нет, Шурочка наша. Мама ей купила краски и альбом, Шурочка любит рисовать. Она будет художницей, как её мама Белла. Вы знаете, мама говорит, что Шурочку надо отдавать в художественную школу.