Дети и муж были долго у Галины Ивановны. Та вволю наигралась с упитанными мальчишками. Ей посадили их на руки, но поднимать не разрешили. Выспавшийся Сережа уже не куксился на руках бабушки, только пытался слезть. Малышам хотелось ходить, они делали свои первые шаги, когда их водили. Девочкам все быстро наскучило, они нашли забаву — играли прутиками в большой луже, ночью был сильный дождь. Зоя посмотрела, попросила не мазаться, на что Ксюша сказала:

— Мам, ну мы если только чуть-чуть… — и продолжила гонять щепку по воде, называя её корабликом.

Зоя вздохнула и махнула рукой:

— Ну что с вами делать? Играйте. Выстираю потом ваши платья.

— Дедушка, — позвали вскоре внучки.

Им уже надоела лужа. В голове Ксении появился новый замысел. По пути сюда девочка видела небольшую палатку со всякой всячиной. Сергей Петрович поднялся.

— Все ясно, — констатировала Зоя, — сейчас у деда что-то будут выпрашивать. Он ни за что не откажет.

Точно, дед выслушал Ксюшу, взяв внучек за руки, сказал, что они скоро вернутся, что у них важное дело.

— Он уже всю пенсию на девчонок истратил, — пожаловалась Зоя. — Я на Ксению ругалась, так она теперь Шурочку заставляет просить, знает, что я ничего не скажу. Владь, поговори ты с Ксюшей.

— Зоя, ты и Шурочке бы могла тоже выговорить, — ответил Владислав.

— Нет, Владь, не могу, — сказала женщина, — не получается. Как вспомню её маленькую, испуганную, в больнице… Не могу.

— Вот видишь, мам, жена меня не слушается, — шутливо пожаловался сын. — Все трудное на меня перекладывает.

Галина Ивановна заулыбалась. Жалуется, а в глазах читается: посмотри, какая замечательная у меня жена. Мать прищурилась, потом неожиданно спросила:

— А правду про вас говорят люди, что вы голые по двору бегаете?

— Что? — сын отчаянно смутился.

Зоя, не моргнув и глазом, лукаво произнесла:

— Правда, правда, Галина Ивановна. Пробежались пару раз, и то я одна… Было такое… А кто вам сказал?

Мать Влада молчала.

— Я и так знаю, — смеялась Зоя, — Анька Бычкова. Говорила, Владь, надо ей окна разбить, чтобы не подглядывала.

Галина Ивановна с удовольствием наблюдала за своими взрослыми детьми:

— А ведь любят друг друга, любят. Это видно по каждому слову, жесту. Вот и хорошо.

Вернулись дед и девочки с мороженым. Девочки с наслаждением лизали эскимо. Сергей Петрович нес в руках лакомство для остальных.

— Так, — свела брови Зоя. — У кого-то давно не болело горло.

— Мам, это Шурочка захотела, — тут же выпалила Ксюша.

Зоя замолчала.

— Значит, Шурочка, — строгие глаза отца обратились к дочерям.

Обе опустили головы.

— Владь, это я захотел мороженного, — поспешно сказал Сергей Петрович.

— Шоколадного, — добавила Ксения.

— Вот и купил. А девочки не просили, — улыбнулся дедушка. — Ну не мог же я один его есть. Без них!

— Тю, старый, — вздохнула Галина Ивановна, — ты сладкое никогда не ел…. И сейчас что-то забыл себе купить.

— Просчитался, — развел руками Сергей Петрович и подмигнул Ксюше.

Вот так в незначительных, но в то же время важных разговорах пролетело время. Расстались все в хорошем настроении. И все же Зою не покидала мысль, что вид у Галины Ивановны бледноватый. Все такие же больные глаза. Отрешенные какие-то.

Ночью у женщины наступило резкое ухудшение, к утру Галина Ивановна умерла.

Дом и хозяйство

Как только Галина Ивановна справлялась со своим хозяйством? Зоя была в ужасе: коровы, свиньи, куры, гуси, утки. Слава Богу, козы не было. Если бы не Римка, ходить скотине голодной, а коровам недоенными. Римка фактически и все поминки на себе вывезла, и в день похорон, и на девять дней. И на сорок, Зоя знала, поможет.

Сергей Петрович, узнав о смерти жены, сгорбился и замолчал. Владислав опасался за его рассудок, отец молчал весь день, не отвечал даже на вопросы. Лишь близнецы вызывали на его лице отсветы жизни, он все сидел возле них, порой слабо улыбался. На второй день после похорон всегда трезвый, интеллигентный отец Владислава напился и уснул. Спал почти сутки. Страшный, опухший, с головной болью проснулся он на другой день. Рядом, на стуле, сидела усталая Зоя. Ничего не сказала она, подала стакан с минеральной водой, но пожилой человек съежился под её грустным взглядом. И так продолжалось несколько дней. Сергей Петрович пил каждый день.

Женщина очень устала за это время, она испытывала одно желание: отдохнуть. Вот уже несколько дней они жили в доме родителей Владислава. Опасаясь за отца, Влад остался в родном доме. Зоя тоже не пошла домой. Римка все дни появлялась с утра:

— Погубите скотину без меня, — вздыхала она, занимаясь коровами. — Будет сниться вам Галина Ивановна без конца и ругать вас.

Одна из коров, своенравная Зорька, давала очень много молока, но доить себя никому не давала. Её пытались обмануть, Сергей Петрович как-то раз утром, будучи еще трезвым, надел халат покойной жены и сумел подоить корову. Но это прокатило лишь один раз. В обед Зорька стояла, не лягалась, а молоко не отдавала. Измученная корова с раздутым выменем еле дошла вечером до своего хлева. Стояла грустная, опустив голову. С Зорькой долго сидела Римка. Горластая, крикливая невестка о чем-то беседовала с коровой. Животина слушала, слушала, обернулась, что-то промычала.

— Ну давно бы так, — удовлетворенно сказала Римка, словно поняла мысли коровы, начала доить. — Сейчас тебе станет легче. Золотая ты скотинушка. Другие просто не понимают. Зорюшка ты моя ясная.

Зорька признала новую хозяйку и отдала молоко.

— Ты, Римм, молоко себе забери, — сказал Влад.

— Да куда столько? Знаешь, сколько одна Зорька дает! Озолотиться можно. А у вас две коровы!

— Продавай тогда. Ты всех дачников знаешь. Половина дохода тебе, — Владислав задумался на минуту: — А что, Римм, хозяйство наше повисло на тебе полностью. Работы у тебя нет, сократили тебя недавно, я знаю. Поработай у нас, Зое не справиться. Да и не разрешу ей заниматься хозяйством. Вон вся похудела.

— Да, — поддакнула Зоя, — мой Владик толстых любит.

— Но тебя я всякую любить буду, — улыбнулся Влад. — Тебе забот с детьми хватает. И доить не умеешь. На отца надежды нет.

Зоя поддержала мужа:

— Помоги нам, Римм.

— Да неудобно как-то за деньги, — протянула невестка.

— А нам бесплатно неудобно, — отрезал Владислав. — Раз не согласна, надо закруглять это хозяйство. Завтра же начнем поросят резать… Коров на мясокомбинат…

— Ты что? — возразила Римка. — Зорьку ни за что нельзя. И не продашь. Нравная она…. И свиноматка породистая у вас. А поросята еще маленькие. Чего с них толку? Пусть подрастут. И цыплята тоже не выросли. Есть нечего. Одни перья… Ладно! Поработаю я на вас. Молоко, значит, пополам.

— Пополам, — подтвердил Владислав.

У Римки явно мелькали какие-то мысли. Невестка, честно сказать, выгоды своей никогда не упускала. Но уставшей Зое не хотелось забивать голову еще и этими мыслями.

Сегодня отвели девять дней. Все дни после похорон пил тайком Сергей Петрович, но сегодня был трезв. Владислав воспользовался моментом, раскричался на него, пригрозил, что уйдет с Зоей домой.

— Зое и так достается, — выговаривал сын. — Она еще и тебя должна караулить, отпаивать рассолом по утрам. Зоя детей бросает, тебе кружечку несет, плохо, видите ли, папе. А днем тебя с близнецами оставляют, надеются на тебя, а ты к бутылке прикладываешься!

— Когда я с детьми, я не пью, что, алкаш я что ли, — обиделся отец. — Я только, когда они спят.

Но Владислав не слушал:

— Ты раньше никогда не пил. Тебе денег было жалко на водку тратить, ты всегда так говорил. А теперь? Всю пенсию пропил?

— Всю, — сердито ответил отец. — Видишь, сегодня трезвый.

— Это ты к вечеру проспался. И пенсию пропил, и водку, что с похорон осталась, потихоньку берешь. У тебя уже друзья бомжи появились. Римке скажу, чтобы денег тебе с продажи молока не давала, — возмущался сын.

Зоя в это время расставляла посуду после очередных поминок.

— Сергей Петрович, — попросила она, — в самом деле, не надо пить. Я видела, вы давление мерили. Высокое оно у вас. Да еще водку пьете. Мальчики к вам привыкли, не дай Боже, что случится и с вами. Как же мы без вас?

Пожилой человек покаянно молчал, потом пообещал:

— Не буду, Зоюшка. Только не оставляйте меня одного. Боюсь я своего пустого дома. Раньше Галя шумела всегда. Он и большим не казался. А теперь тишина. Не могу я один.

— Мы и так уже все дни у вас живем, — ответила Зоя.

Она уложила детей. Женщина устала за этот день, хотелось упасть на кровать и ничего не делать, но надо самой хоть немного сполоснуться. Придется еще идти в баню.

— Ты иди, иди, — сказал Влад. — Там в бане вода горячая, еще много. Дети спят.

— Хорошо, — благодарно вздохнула женщина. — Я быстро помоюсь.

В бане она села на чистую лавку, не в состоянии двигаться. Кто-то забыл сигареты на полке. Зоя взяла их в руки и держала, не зная, куда их деть. Сколько прошло времени, она не знала. Просто сидела и наслаждалась тишиной и покоем. В голове не было никаких мыслей.

Владислав начал уже дремать.

— Пап! Где мама? — в дверях комнаты стояла Шурочка.

— В бане, моется, — сказал Владислав.

Глянул на часы. Ого, уже полтора часа прошло. Где Зоя? Он встал.

— Ты сходи, Владь, — раздался голос отца из другой комнаты. — Что-то долго Зои нет. Может, ей плохо стало, может, расстроена чем, побудь с ней рядом. Я послежу за детьми.

— Я лягу с братиками, — раздался голос Шурочки. — А ты с мамой побудь.

Детской кроватки здесь не было. Мальчишки спали, огороженные подушками, на разложенном диване. Девочка быстро перебежала к братикам, легла с краю, заботливо обхватив ручкой Сережу.

— Лариса, Ларисочка, — проговорила во сне в соседней комнате Ксюша, которую потревожила Шурочка.

Влад и отец вздрогнули, испугались. Мужчина поспешил в баню. Зоя все так же устало сидела на лавке с закрытыми глазами. Почувствовав приход мужа, слабо улыбнулась: «Владик! Я знала, что ты придешь». Влад сел рядом:

— Устала?

— Да, — кивнула женщина. — Я хочу домой, Владик.

Говорить по-прежнему не хотелось. Взгляд мужчины упал на сигареты, что автоматически держала в руках Зоя.

— Зоя, ты курила?

Он был готов рассердиться. Курящие женщины никогда не нравились ему, терпеть не мог, когда от женщины пахло табачным дымом.

— Нет, — ответила она. — Не курю, и никогда не курила.

— Врешь, — сказал Влад. — Курила. С Антоном жила — курила.

— Откуда знаешь? — Зоя все так же не двигалась.

— Знаю. Помнишь, я целовал тогда тебя в беседке. Ты курила в тот день. Я сразу почувствовал.

— Значит, Владька, ты мне не приснился в ту ночь в беседке, — открыла повеселевшие глаза Зоя. — Да, смелые мы с тобой люди. И бесстыжие. Но как хорошо было в ту ночь!

— Не приснился, конечно! Сны не бывают одинаковые, — подтвердил мужчина и тут же спросил резко, без перехода. — Ксюша — моя дочь?

Умершая мать все-таки вселила в него сомнение. Да и фотографии Ларисочки это подтверждали. Зоя удивленно посмотрела на мужа:

— Ты что? От Антона она.

— А мать меня дураком назвала. Спросила перед смертью, когда это мы с тобой успели сочинить Ксюшку.

— Я очень хотела бы этого. Но после нашего обоюдно одинакового «сна» в беседке до рождения Ксении прошло сорок две недели. От Антона она.

— Зойка, — мужчина взял сигареты и бросил на окно. — Если будешь курить…

— Да не курю я. Я же грудью кормлю…

— И потом не будешь курить.

— Не буду, — Зоя, не двигаясь, сидела на лавке. — Уже много лет не беру сигарету в рот, и не тянет. Не надо этого мне.

— Заюшка моя, — подвинулся Влад, обнял теплые плечи жены. — Я, кажется, знаю, что нам сейчас надо.

Зоя сразу оживилась, блеснули в полумраке её глаза.

— Ну все-то ты понимаешь, Заюшка моя.

— Владька, я соскучилась по тебе, — жалобно протянула женщина. — Девять дней…. Чужой дом. Куча народа. Настоящая пытка…

— Как хорошо, что здесь никого нет. Я хочу спокойно поцеловать твою грудь, приласкать тебя, чтобы никто не мешал, — Влад стал расстегивать пуговицы на халате, потом бюстгальтер. — Вот они, мои любимые, — довольно произнес мужчина, целуя полные груди жены.

— Ой, Владька, — простонала Зоя, обхватив его плечи. — Ты всегда знаешь, что мне надо.

Забыв об усталости, женщина обняла своего мужчину, успев пробормотать:

— Мы с тобой страшные грешники. Бесстыжие грешники… Всего девять дней прошло…А мы грешим…