— Мать приказала жениться на тебе… — шептал Влад. — Мамка, она простит… Не могу я так долго без женщины… А насчет Ксюшки, надо все проверить. Мамка все знает… Моя Ксюшка дочка, моя… Раз мамка сказала, значит, так это.

Утром Сергей Петрович сказал, что не надо больше так беспокоиться о нем, он справится. Еду сам сварит, Римма будет помогать ему с хозяйством. Если хотят, то Влад и Зоя могут вернуться к себе домой. Пить он больше не будет. Зоя обрадовалась и тут же собралась домой. С облегчением вздохнул и Влад. Жизнь возвращалась в прежнее русло.

Побежало вечной струей время. Позади остались и сорок дней.

Хоть и обещал Сергей Петрович не пить, но это было не так.

Владислав был у отца и вернулся очень поздно. Отец после смерти матери продолжал грустить, но сильно не напивался, однако все видящая Римка донесла: прикладывается частенько к бутылке Сергей Петрович. Владислав переживал, дергался. Вот и сегодня он к вечеру пошел отца проверить. Отец был трезв. Они просидели весь вечер, проговорили. То, что рассказал отец, плохо понималось и не хотелось верить. Но все надо сказать и Зое. Да крепко сплела свою паутину жизнь.

Зоя! Женщина, которая принесла счастье Владиславу, которая стала матерью его Шурочке. Ему с ней хорошо. И никакие больше женщины Владиславу не нужны. А какие замечательные мальчишки растут у них. Зоя очень устает с детьми, выматывается, опять похудела, ходила всю неделю, помогала Римке и отцу полоть картошку. Поэтому и не пил отец. Боялся Зои. Девчонкам и Петьке пришлось нянчиться. Шурочка, как всегда, согласилась, Петька улизнул, ннесмотряна крики матери догнать и выдрать. А Ксюшка потерпела пять дней и тут же позвонила отцу. Молодец! Не знал Влад, а то не пустил бы. Надо же насажать целый гектар картошки! Есть родителям было нечего зимой! Но не единой жалобы не слышал от Зои мужчина. И дома тепло и уют. Недаром Шурочка до сих пор боится, что мама Зоя её отдаст тете Оле, сестре Беллы. Девчушка поэтому и старается, помогает маме, играет с братиками. Маленькая дурочка, никому они её не отдадут, как никому не отдаст Владислав Ксюшу и саму Зою. А вот и дом, где его ждут в любое время.

Мужчина услышал знакомый теплый голос и невольно замедлил шаги. Во дворе Зоя ласково с кем-то разговаривала. Кто же это может быть? Влад почувствовал самую настоящую ревность. Этому способствовало еще то, что утром он встретил бывшего одноклассника Сашку Попова, что в школьные времена не давал прохода Зое. Сашка вырос в огромного здоровяка, жена у него, с точки зрения Владислава, была неинтересная: худенькая, маленькая, с острым личиком. Какая-то серая, невзрачная. Но говорили, что Сашку она держит под каблуком. Сашка, которого Владислав подвозил, осведомился:

— Ты все-таки женился на нашей Зойке-Зайке?

— Женился, — ответил мужчина. — Только она не ваша — моя.

— Ну ладно, ладно, не цепляйся к словам. Счастливец ты, — вздохнул Сашка. — Такую бабу отхватил. И как она согласилась стать твоей женой? Ты же все окрестности обошел. А Зойка строгая. Она никого к себе не подпускала.

— Откуда такие сведенья про Зою?

— Да я тоже пробовал к ней как-то подкатиться, когда она у нас учителем работала.

— И что?

— Хохотала, хохотала, глазки строила, но до себя так и не допустила. Принцесса-недотрога! — фыркнул рассерженный Сашка. — Хотя Анька Бычкова, твоя бывшая зазноба, видела, как к ней какой-то мужик пару раз приходил сюда в деревенский дом. Может, это ты был?

— Я, — подтвердил Влад.

— Чужая жизнь — потемки, — отозвался бывший одноклассник. — Ну, спасибо, что довез.

Сашка вылез возле своего дома.

— Эх, чего только деревня матушка не знает, — подумал Влад. — Нет секретов! Все на виду.

Но теперь, слушая ласковый голос жены, говорившей с кем-то, Владислав вспомнил этот разговор и в своем воображении нарисовал Зою, которая лежит в объятиях Сашки. Зоя же во дворе говорила:

— Вернулся, здоровяк, ты все-таки вернулся ко мне. Я всегда знала, что в тебе живет верность. Что ластишься, даже целоваться лезешь? Да не лижись! Не хочу я тебя целовать. Что ты говоришь? Соскучился. Помнишь, как я тебя оглаживала, животик щекотала. А ты ляжешь, мордастый, вытянешься, доволен, как слон, даже похрюкиваешь. Любишь массаж. У, какой важный барин был. А сейчас? Совсем без меня отощал. На кого ты стал похож? Давно бы пришел, знаешь ведь, жду я тебя, всегда рада.

Владислав не выдержал, сделал шаг назад. Слушать, как его Зайка-Зойка ласкает другого мужчину, было свыше сил. Не ожидал он такого от жены. На душе стало невыносимо пусто. Но и сюда доносился голос Зои.

— Ну ничего, я тебя быстренько откормлю. Вот сейчас съешь колбаску сначала. Что? А, знаю, мяса хочешь. Потом получишь, вот в дом пойдем, я тебе мяса дам. Хозяин придет, есть будет, тогда и ты получишь. Без хозяина я кастрюльку доставать не буду, остынет все. А может, ты пока молочка попьешь? Вкусное, деревенское. Как раз для твоего возраста. Ты уже ведь старенький, зачем так сильно гулять. Живи дома.

— Ничего не понимаю, — подумал мужчина. — То она его оглаживает, целует, то уговаривает дома жить. А может, кто к Зое приставал тут без меня, — вдруг пришла мысль. — Вот она и отвлекает его… Господи, ведь дети в доме. Точно, увела во двор…

Владислав решительно шагнул назад. Опять услышал слова:

— Ишь, какой ласковый. Знаешь, скотинка, что я тебя люблю. Не переживай, откормлю я твое мурло, станешь опять жирным…

— Зоя, — окликнул мужчина. — Кто здесь?

На крылечке сидела жена. Рядом разлегся пропавший месяц назад рыжий кот, любимец Владислава.

— Где? — не поняла Зоя, она повернулась к двери — детей там не было.

— Так это ты с котом говорила? — понял мужчина. — С рыжиком? Он вернулся?

— Да, — ответила Зоя. — Вернулся наш хозяин. Отощавший весь. Никак не нажрется. Пузо уже раздулось. А все орет, просит. Знает, что мясо в кастрюльке горячее есть.

У Владислава стало хорошо-хорошо на душе:

— Я-то подумал…

Зоя внимательно всмотрелась в лицо мужа, потом засмеялась:

— Владька, ты решил, что я без тебя мужичка привела.

Владислав смущенно молчал. Зоя продолжала хохотать.

— Представляю, что ты думал, особенно когда я про мурло говорила.

Влад тоже засмеялся:

— Я думал, к тебе Сашка Попов пришел. А чего, у него и есть мурло. Здоровый. Я его подвозил, он обещал тебя навестить. Вот я и решил…

— Все ясно, — констатировала женщина. — У самого рыльце, Владислав Сергеевич, значит, в пушку…Привык по женщинам ходить…

— Зоя, — возмущенно прервал её Влад. — Ты же знаешь, как я начал жить с тобой, не было у меня других женщин. Даже когда ты последние месяцы дохаживала. И после еще… Лихо мне было, но терпел.

— Знаю, — ответила Зоя. — Но если, Владька, на кого посмотришь, то я… то я…Знаешь, что я сделаю!

— Заберешь детей и уйдешь? — подсказал мужчина.

— Нет, Владик, — засмеялась жена, — от меня так просто не отделаешься. Ни за что я не уйду от тебя. Пореву, позлюсь, а потом прощу. Или, знаешь, я поступлю по-другому. Я тебя сначала, как кота, кастрирую. А потом… а потом…. А жить все равно будешь со мной. Не отпущу. Мой ты навеки.

— Зойка, тебе же хуже будет, если кастрируешь, — засмеялся мужчина. — Что по ночам будешь делать?

— Правда, — согласилась Зоя. — Нельзя такого делать. Поэтому ты не гуляй. Ты мой и только мой!

Она встала, обняла мужа, тесно прижалась к нему. Общение с Зоей никогда не надоедало Владиславу. Он знал, что в любое время может обнять её, поцеловать. Он готов был это сделать в любую минуту, не всегда получалось: то близнецы разорутся, то девчонки выставят свои любопытные носики. Прикосновения жены были приятны, не теряли своей привлекательности. И никогда не потеряют. Владислав был уверен в этом.

— Славик-Владик мой, — шептала женщина. — Я больше всего боюсь тебя потерять. Я признаюсь тебе в этом. Слышишь? Знаешь, мама умерла спустя полгода после смерти папы. Я теперь понимаю почему. Она не смогла жить без него. И я без тебя не смогу. Не надо ревновать меня. Куда мне с четырьмя детьми любовников заводить? — Зоя потянула его за руку. — Пойдем, ужинать будешь?

— А как же?

— Заодно и мурлона мясом покормлю. Он давно ждет. За мной, гуляки.

Влад, прежде чем сесть, подошел к мальчикам, с непроходящими удивлением и гордостью всмотрелся в своих одинаковых сыновей, поправил на них одеяльца, поцеловал спящих девчонок, ему показалось — не спят, притворяются. Он по-доброму улыбнулся и вернулся на кухню, сел за стол, где дымилась тушеная с молодой бараниной картошка, посыпанная укропом, соблазнительно блестел салат.

— Знаешь, Зайка-Зойка, я тоже хочу сказать, что без тебя моя жизнь немыслима. Без тебя и детей. Вот я сейчас смотрел на наших девочек и вспомнил своего родного отца, твоего отчима. Я понял, почему он любил так сильно тебя, неродную дочь. Ты была повторением своей мамы, которую он любил больше всего на свете. Я когда увидел твою Ксюшку, испуганную, бледную, несчастную, я сразу полюбил её. Она твое повторение, хоть и мало похожа на тебя. А любовь к тебе всегда жила в душе. Зоя, давай поженимся. Пора всем нам иметь одну фамилию — Елизаровы.

— Наконец-то, — радостно засмеялась женщина. — Владька! Как я ждала этих слов. Ждала, когда ты жил как квартирант, ждала, когда ты узнал про близнецов, ждала, когда ты поссорился с Галиной Ивановной из-за меня. Я всегда их ждала. Владька, всю жизнь! Еще в юности, когда ты проводил меня единственный раз. Я очень хочу быть твоей настоящей женой.

— Зайка-Зойка! Мы устроим настоящую свадьбу. Ты наденешь белое платье и фату.

— Владь, у нас четверо детей. Какая фата, какое платье белое? — засмеялась женщина. — И мне уже за тридцать.

— И наши четверо детей будут на свадьбе, — Владислав не слушал женщину. — Девочки уже большие, а мальчишкам наймем няню на один день. Но они все равно будут с нами в этот день. Наша семья неразделима. И в день свадьбы мы должны быть вместе.

— А почему бы и нет, — тряхнула головой Зоя. — Я хочу быть твоей женой, я хочу быть Елизаровой….

— Мы еще и обвенчаемся, Заюшка моя. Я ни с кем не венчался. А ты?

— Нет, Антон подумывал, но его мать помешала. Чем я теперь очень довольна, я ей даже благодарна. Мы обвенчаемся и мальчиков потом окрестим.

— Правильно… А к венцу тебя поведет тво… — Владислав на секунду заикнулся, словно забыл слово, — наш отец.

— Сергей Петрович?

— Да, — Владислав хотел еще что-то добавить, но шум отвлек его.

— А мы с Шурочкой будем держать шлейф от платья.

В дверях кухни стояли прищурившиеся от света девочки. Ксюша быстро подбежала и вскарабкалась на колени Владу, обняла тонкими ручками, поцеловала в щеку, а Шурочка доверчиво прижалась к Зое.

— Так и я лазила к отчиму на руки, — подумала Зоя, обнимая девочку. — Как я любила сидеть у него на коленях. Мне так хорошо всегда было. Папа. Как жаль, что ты не дожил. Ты бы радовался, что я и Владька вместе. И у нас есть дети. Я знаю, ты всегда любил сына…

— И мы все станем Елизаровы, — сказал Владислав.

— И я? — спросила Ксюша.

— И ты.

— А я? — задала вопрос Шурочка.

— Ты и так Елизарова, — ответил удивленно Владислав. — Это только мама Белла была Светлицкая. Ты сразу носила мою фамилию. Ты Александра Елизарова.

Шурочка внимательно слушала. Потом задала очень важный для неё вопрос:

— Папа, а почему Ксюша зовет тебя папой?

Встрепенулась Зоя, услышав эти слова. Она не успела ничего сказать, Владислав опередил её.

— Потому что Ксюша тоже моя дочка.

— А тетя Аня Бычкова говорила сегодня с бабой Симой, что Ксюшин папа какой-то дядя Антон.

— Шурочка, — тут же стала объяснять Ксюша. — Это старый мой папа, не настоящий. Он умер. Твой папа — теперь мой папа.

Зоя прижала к себе девочку, повернула к себе серьезное личико. Она поняла, насколько важен для девочки этот разговор.

— Шурочка, зачем ты спрашиваешь? — спросил Владислав. — Мы все тебя любим. И Ксюшу тоже.

— Если мой папа для Ксюши настоящий папа, то кто моя настоящая мама? — задала девочка самый важный вопрос.

— Шурочка, — у Зои прервалось дыхание, она присела, обняла девочку, поцеловала рыжеватые волосы. — Я твоя мама. Я всегда ею буду.

— Настоящая?

— Самая настоящая.

— Говорила же тебе, — торжествующе заявила Ксюша. — Сестрички мы. У нас одинаковые папа и мама.

— А скоро у вас одинаковые фамилии будут, — улыбнулся Владислав.

— Значит, мы с Ксюшей станем настоящими, родными сестренками? — тихо проговорила Шурочка.

— Мы и так родные, — сказала Ксюша. — Хочешь, я с тобой буду учиться рисовать? А ты играть на пианино.