— В детском саду приучили, — оправдывалась она на мои недоуменные взгляды, а в последствие и на прямые вопросы. Сильные привычки развивает воспитание в коммуне.

И сейчас на Аллочкиной тарелке дымились блинчики с мясом, рядом ожидали своей очереди десертные блинчики со сгущенкой и непременная чашка с какао.

— Не дает мне покоя предстоящая беседа с Янисом. Три недели назад ничто не предвещало моего замужества, — пыталась я отвлечь Аллочку от трапезы.

— Ты с Янисом встречаешься на протяжении трех лет, и не был бы Янис лопухом… — забубнила Аллочка с полным ртом.

Я подождала, когда она прожует, и продолжила:

— Я никогда не думала о нас, как о паре, в смысле, супружеской паре. Янис как все латыши — националист, но это не отражалось на его желании продолжать со мной интимные отношения. Но жениться…

— Не вздыхай, у нас теперь жених получше будет. Миллионер! А у Яниса, как у латыша — хер и душа.

— Скора ты, подруга, миллионы подсчитывать! — сказала я, наблюдая, как Аллочка вилкой терзает блинчик. Не выдержала. — Алла, возьмите нож.

Вилка звякнула об щербатый край общепитовской тарелки, но фраза, в раздражении сказанная мной, возымела действие. Аллочка протянула руку за ножом.

— Чего такая?

— Поговорить не с кем. Подруга все время ест, за ушами хруст стоит ничего не слышит, и ответить не может, рот набит.

— Так, обед же… — жуя, сказала она. — Ладно, не дуйся. Я считаю, переживет твой Янис это известие. Уж лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.

Разговор с Анри обрадовал меня — слышимость такая, словно любимый находился рядом, в Москве. Анри рассказал мне, что его родители благосклонно, но настороженно отнеслись к известию о помолвке. Больше всего их встревожило предположение о негативном отношении со стороны руководства его компании. Анри будет жить и работать в Москве, а появление молодой жены являющейся гражданкой «Империи зла», хотя и вставшей на путь «перестройки» и «гласности» может повлиять на его карьерный рост. Анри уверил их, что брак, по мнению непосредственного куратора проекта, положительно скажется на расположении представителей советской стороны, их партнера «Союзхимкома».

— Неле, без тебя мне очень грустно, я так скучаю по твоему телу, по твоей изобретательности, по нашим урокам русского языка… Я все время думаю о тебе, сидя в кафе, представляю, что ты сидишь напротив, проезжая по бульварам, ловлю себя на мысли, что тебе бы понравилась болонка, выгуливаемая хозяйкою. Я не могу спать, потому что ты рядом со мною и в тоже время тебя нет. Это сумасшествие!

Мишель советует мне не торопиться с возвращением, но я готов лететь ближайшим рейсом!

Мишель! Даже из Москвы дотянул свои руки до Анри. Или Аллочка не справляется со своей задачей? Имея в любовницах такую Мессалину, как моя подружка, Мишелю ни до чего не должно быть дела! Ну, Мишель, намудрил! Думал, не узнаю о твоих подножках? Ничего, на каждого мудреца, довольно простоты. Спасибо за науку.

Мои враги — мои учителя.

Глава девятая

Начальник отдела, Амалия Ивановна, была родственницей нашего давнего знакомца и покровителя.

После окончания техникума нам предстояло отработать год по распределению на пищевых предприятиях столицы. За время практики на кондитерской фабрике «Большевик», мы познакомились с организатором и заведующим местным интернациональным клубом Борисом Янкевичем. Борис был ярым бабником и балагуром, за что был, любим и, одновременно ненавидим, женским коллективом фабрики. Симпатичное лицо немного портил еврейский нос, удлиненной формы с каплевидным кончиком, он был физически развит, но маловат ростом. Прямолинейная Аллочка впервые увидев его на трибуне, во время комсомольского собрания не удержалась:

— Это что за обмылок…

Янкевич обладал даром убеждения и ораторским искусством, и входил в верхушку комсомольской организации фабрики. Он сразу обратил на нас внимание, посулил множество интересных встреч с молодежью стран социалистического лагеря. Мы не возражали. И, действительно, Янкевич организовал встречи с участниками интернациональных клубов ГДР и Социалистической Венгрии. Кроме провозглашения лозунгов и выражения солидарности с угнетаемыми народами, в помещении клуба типографии издательства «Правда» была организована дискотека, где под бдительным оком офицеров госбезопасности, переодетых в костюмы и галстуки, интернациональная молодежь танцевала, сначала робко приглашая друг друга, но, подкрепившись в выездном буфете, все-таки пустилась в пляс.

С Борисом у нас сложились дружеские отношения, несмотря на его попытки приударить сначала за мной, затем за Аллочкой. Поняв их бесперспективность, махнул рукой и стал нам старшим товарищем, помогая и направляя. Янкевич сыграл главную роль в нашем распределении на фабрику «Большевик». Позвонил в наш «кулинарный», и, отрекомендовав спортсменками и комсомолками, настоял на направлении нас в его распоряжение.

Так с благословения Янкевича мы с Аллочкой отдавали долг Родине на вотчине Бориса Насоновича технологами рецептурного цеха.

В цехе стоял устойчивый аммониевый запах. Несколько женщин в белых халатах и косынках закладывали в огромные котлы, положенные по рецепту печений ингредиенты.

Наша с Аллочкой задача состояла в том, что бы контролировать соблюдение технологических операций и рецептур, «вносить предложения по совершенствованию, упрощению и улучшению». Не пыльная работенка. Сотрудницами цеха были в основном пожилые, опытные женщины и студентки училища находящегося при фабрике.

Много времени мы проводили с Борисом, с ним было интересно, он умел удивлять и развлекать. Не стесняясь, обсуждали его пассий и подвиги на амурном фронте.

Борис поражал своей изощренностью в этом деле. Не брезговал самыми, не стоящими даже малейшего внимания, дурнушками.

— Это настоящий клад. Она считает себя недостойной моего внимания и что бы убедить меня в правильности моего выбора вытворяет такие вещи… Ой вэй!

Мы с Аллочкой надрывали животики, слушая Бориса. Он был умелым рассказчиком, и услышанное нами оживало и наливалось сочными красками. А что стоили его еврейские присказки! Своего еврейства он не стеснялся и всячески над собой насмехался.

Когда же пришло время нашего расставания, мы поделились с Борисом своими видами на будущее. Не сидеть же нам век в технологах на фабричке! Борис посоветовал не торопиться и обещал помочь с хорошей работой. Так он пристроил нас Амалии, и частенько названивал, узнавал новости, делился своими. Как говорят, держал руку на пульсе.

Сейчас, как никогда, мне нужен был дружеский совет. Совет умудренного жизненным опытом друга. Не Аллочки.

Борис взял трубку со второго звонка.

— Здравствуйте Борис Насонович. Вас беспокоит служба эскорта, хотим подтвердить заказ. Конопатая толстушка с сизым от пьянства носом и нехваткою двух передних зубов, ваш заказ? Нам стоило больших усилий осуществить его! Ваши фантазии Борис Насонович ставят нашу организацию на грань банкротства, наши доходы не покрывают наших затрат на розыск столь оригинальных особ.

— Смените управляющего. Он обманывает вас. Сей контингент, в достаточном количестве, представлен на площади трех вокзалов и всего-то за стакан портвейна.

Не путать с благородным португальским вином! Здравствуй, Неле.

— Привет, Борис. Есть нужда в добром совете.

— Всегда готов! Приезжай в любое время, где найти ты знаешь.

— Спасибо Борис, через час буду.

Стоя у фабричной проходной, вдыхая ванильный запах, я испытала чувство ностальгии о прошедших днях, дурачествах и сладкой жизни без проблем под крылом Янкевича.

Борис был свеж, подтянут и полон энергии, которая сразу передалась мне, растушевав мои печали и сомнения. Мы обнялись, расцеловались, пружинистой походкой, подхватив меня по руку, Борис привел меня в узбекское кафе находящееся по соседству. Мы пили душистый чай, и Борис внимательно выслушал историю моей любви к Анри. Я рассказала все, не скрывая первоначальных планов и грядущего заключения брака. Большая и самая эмоциональная часть моего рассказа была посвящена Мишелю. Из моего повествования выходило, что Мишель редкостная сволочь, интриган и выродок, запятнавший своим рождением цвет французской нации.

— Вообще-то он хороший друг для Анри, подходящий любовник для Аллочки, и если бы он не был тем Мишелем, о котором я тебе рассказала, я бы могла подружиться с ним, — закончила я.

Борис шумно отхлебнул чай. Посидел молча какое-то время. Думал. Пригладил ладонью свои короткие жесткие волосы. До меня донесся знакомый запах любимого Борисом одеколона «One man show».

— Ну, натворили вы делов…

— Что, так плохо, Борис?

— Куда там! Ты хоть понимаешь, что тебя могут выпереть с работы? Замуж собралась!

А если не получится? Что-нибудь пойдет не так? Твоему французику как с гуся вода, а вот тебе красавица везде дорога будет заказана.

— Не каркай…

— Я смотрю глубже. Ты думаешь, что за неприятность, друг против вашей свадьбы!

Это все ерунда. Вот если подключатся другие силы, тогда, действительно, жди беды!

Знаешь, сколько наших хотели уехать, но их не отпускали из страны? И какую при этом жизнь для них создали? Быть парией, в своей стране, отвергаемым своим народом, даже своими близкими в ожидании, когда же тебя выпустят… А наша Родина никого еще просто так не отпускала, не замучив, не унизив, не искалечив, в конце концов.

— Борис ты сгущаешь краски. Сейчас не те времена, и я не диссидент. Я люблю и хочу быть рядом со своим любимым. Он будет работать в Москве, и я буду жить здесь с ним до тех пор, пока это будет необходимо.

— Я буду молиться за тебя своему еврейскому Богу. Только прошу тебя, будь осторожна! Не делай опрометчивых поступков, не горячись, обдумывай каждый свой шаг. С дружком его советую помириться, лучше худой мир, чем добрая ссора. Ты девочка умная, подход найдешь. Поверь мне, все средства хороши.

Похлопал ободряюще ладошкой по моей руке нервно постукивающей чайной ложкой.

— Завидую я, Неле, твоему жениху. Такую красотку отхватил! Я на тебе бы хоть сейчас женился. А то! Выходи за меня.

— Все б тебе шутить Янкевич!

— Кроме шуток, я своих страшил враз побросаю. Зачем мне чужая горбушка, когда рядом свой тортик! За границей хочешь жить? Оформлюсь на ПМЖ, в Америку, в США.

Лет десять нас помурыжат, да отпустят с легкой душой. Что взять с Борьки Янкевича?

— А как же любовь, Боренька?

— Стерпится — слюбится. Я тебе подарки делать буду. Корзина «Юбилейного» подойдет?

— Сам лопай свое печенье, у меня до сих пор стойкое отвращение к продукции нашей славной фабрички! Переела в свое время. Спасибо тебе, Борис, за совет, за ласку.

— Всегда обращайтесь. Теперь не шутя, Неле, если от меня что-нибудь будет зависеть, все сделаю. Держи меня в курсе. Звони. На свадьбу не забудь пригласить.

— Почетным гостем будешь!

На этом мы и расстались.

Объяснения с Янисом вышло каким-то неуверенным. Ничего не понимающий, он несколько раз переспросил меня — не шучу ли я? Сказать твердо, что я люблю другого, у меня не хватило духу. Пролепетала что-то про то, что так будет лучше для нас обоих, что выхожу замуж за иностранца и, скорее всего, скоро покину Россию. Скомкала конец разговора и, пожелав ему счастья, повесила трубку. Еще один камень с души.

Но слишком рано я посчитала себя свободной.

На следующий день, утром, открыв дверь на звонок, я от неожиданности присела в коридоре. Янис собственной персоной. Протянув через порог руку, больно сжал мой локоть и дернул меня к себе. Выскочив на лестничную клетку, я захлопнула дверь квартиры.

— Ты, зачем…? — пролепетала я.

— Я решил приехать сам, хочу выяснить, что это за бред, смотря тебе в глаза. Кто он? Когда вы познакомились? Что за чушь ты несешь о каком-то замужестве?

— Янис, войдем в дом, не будем беспокоить соседей, — попыталась я погасить назревающий конфликт.

— Нет. Иди, соберись, посидим где-нибудь, поговорим, — он подтолкнул меня к двери.

— Хорошо, я быстро. Только, пожалуйста, войди в дом.

— Нет.

Я собралась быстрее, чем солдат на утреннюю поверку. Лерка следила за мной, покачивая головою.

— Что, систер, земля горит под ногами? Женихи-то весь подъезд теперь испишут.

Рядом с «Цой — жив» корявенько «Нелька — дура». Только вот, на каком языке? На латышском или на французском? Какому отдаешь предпочтение?

— Изыди, Лерка!

— И тебе удачи, систер.

Янис ждал меня сидя на ступеньках. Спустились вниз, не говоря ни слова. Я шла конвоируемая Янисом вдоль нашего дома к кинотеатру «Рубин». Зашли в кафетерий расположенный рядом. Вкусно пахло кофе. Уборщица мыла полы, шаркая затхлой тряпкой и зло громыхая ведром. Я давно заметила, что человек, который моет полы отчего-то и на кого-то злится, будь-то мужчина или женщина, уборщица по профессии или просто домохозяйка.