Пригодной? Да у нее был талант… Она уже никогда не сможет рисовать. Она и сейчас прятала за спиной изувеченную правую руку, чтобы не видеть ее в зеркале.

На душе у Эвелины стало тяжело, и она сразу же ощутила голод. Надо было захватить с собой оладьи, оставшиеся от ужина. После еды она почувствовала бы себя лучше. Даже Брендан, которого она обожала, не мог заполнить душевную пустоту, как это делала вкусная еда. Бедняга Брендан… он так старался доставить ей удовольствие, покупая все эти драгоценности, которые ей, в сущности, не были нужны, а теперь и лошадь. Что с ней делать? Она никогда не ездила верхом и вряд ли научится. Брендан явно верил, что Майра Эштон способна творить чудеса.

«Майра Эштон… Смешно, — подумала Эвелина, — но мы все всегда ждем чуда от тех, кого любим, считая их совершенными и непогрешимыми».

А как ее брат смотрел на Майру во время этого восхитительного ужина, совершенно не думая о великолепных тушеных грибах и картофеле, ветчине и сыре… Он даже краснел, когда Майра случайно перехватывала его взгляд! Не было никаких сомнений, что Брендан увлечен этой девушкой, которая с легкостью превращалась из озорного мальчишки в прекрасную даму.

А что, если Майра и вправду сможет сотворить чудо и научит ее кататься верхом?.. Но Эвелина сомневалась в этом. Майра, кажется, не слишком терпелива, но более важно то, что Эвелина не имела ни малейшего желания учиться. И если Брендан не замечал ее изувеченной руки, она сама не забывала.

Если бы она снова могла рисовать…

Вот на Майру Эштон мужчины смотрели. Там, на пристани, все были очарованы ею, совершенно не замечая ее испачканного лица и грязной мужской одежды. Они все будут смотреть на нее, потому что Майра смела, красива и стройна.

А Брендан? Он все воспринял совершенно спокойно. Похоже, он привык к такой бурной манере общения в данной семье, и это не испортило его аппетита, правда, только до того момента, когда дело дошло до яблочного пирога Майры…

И почему Эфраим и Мэтью отказались от пирога, предусмотрительно взяв оладьи? Неужели они знали о проделках Майры?

Эфраим, может, и знал, однако она не могла поверить, что Мэтью тоже причастен к этому. Мэтью… Эвелина задумалась. Он совсем не похож на морского капитана: рыжие волосы, мальчишечьи веснушки, очки, которые придавали ему скорее вид школьника, чем вояки. Правда, внешность бывает обманчива. Она без труда могла представить, как он командовал кораблем, как спас в океанских просторах ее бедного полумертвого брата и вернул его к жизни. Мэтью был смелым, внимательным и добрым. Он хорошо относился к прислуге, к Майре и искренне хотел, чтобы Эвелина удобно устроилась в их доме. У него такой очаровательный американский акцент и чудесные карие глаза, скрытые за толстыми стеклами очков…

Эвелина мельком глянула на свое изображение в зеркале — и все мечты о прекрасном принце испарились. Она с ненавистью уставилась на свою неуклюжую фигуру, а затем резко отвернулась и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Свеча догорала и начала чадить. Эвелина взглянула на красивую кровать, предназначенную для женщины, а не для такого толстого убожества, как она. Она попыталась заглушить рыдания, но тут ее взгляд упал на коробку с карандашами и пожелтевшую от времени бумагу, торчавшую из-под одежды в дорожном сундуке. Девушка долго смотрела на них, ее рыдания затихли. С какой надеждой подарил их Брендан, он так уговаривал ее попробовать рисовать снова, даже если для этого пришлось бы пользоваться левой рукой.

Но у Эвелины никогда не хватало мужества.

Она подумала о Майре Эштон, которой все было по плечу. Конечно, Майра могла пользоваться обеими руками, но даже если бы она стала калекой, то неужели позволила бы, чтобы это разрушило ее жизнь?

Нет, Майра смогла бы заставить себя рисовать.

Неудивительно, что Брендана влекло к ней. Майра была сильной, смелой, изобретательной. Эвелина должна стать смелее. Возможно, если она попытается помочь себе самой, то красавец капитан Эштон обратит на нее внимание? А если она станет рисовать так же хорошо, как прежде, он наверняка будет восхищаться ею.

В душе она оставалась художником. Она не должна терять этот дар. Впервые после того злополучного дня Эвелине захотелось попробовать рисовать.

Она неловко вытащила альбом. Затем принялась доставать карандаш и уронила его.

Подавив подступившие к горлу слезы, Эвелина подняла карандаш и попыталась удержать его неловкими пальцами. Это ощущение показалось таким знакомым и таким пугающим. Получится ли у нее?

Сосредоточившись, она провела кончиком графита по бумаге. Линия получилась неровной.

Эвелина была настолько поглощена этим занятием, что не услышала тихого стука Майры. От напряжения на лбу у нее выступили капельки пота. Она так хотела, чтобы Господь оставил ей надежду…

Карандаш выпал и укатился. Эвелина швырнула альбом и уткнулась в подушку, поэтому не увидела, с каким сочувствием смотрела на нее стоявшая в дверях Майра.

Эвелина была не единственной из Мерриков, кому в ту ночь не спалось. Брендан уже три часа лежал в постели не смыкая глаз. Он смотрел на луну и прислушивался к тиканью всех шестнадцати часов, которые насчитал в этом доме.

Вздрогнув от холода, Брендан встал и направился к окну Большое созвездие Ориона как раз поднималось с востока над Атлантикой. Его звезды ярко сверкали на небосводе. А вот и Ригель. Брендан мысленно улыбнулся. Он все утро спорил с Майрой, стараясь убедить ее оставить себе этого серого жеребца. Но Майра решительно собиралась выполнить свою часть сделки. Наконец они достигли компромисса, решив, что Эвелине подойдет мать Ригеля, Шейла, кобыла с более кротким нравом, чем Ригель или черный жеребец Эль-Нат. Брендан надеялся, что Майра была права. Этот черный дьявол в разгар их спора с такой силой ударил копытом об пол, что Брендан испугался.

Он вдруг подумал, нет ли часов и в конюшне, тогда это объясняло бы крутой нрав жеребца.

Вздохнув, Брендан вернулся в постель и натянул одеяло до самого подбородка. Он сильно замерз, несмотря на ярко горевшие поленья в камине и несколько шерстяных покрывал, лежавших поверх одеяла. Обыкновенный человек просто задохнулся бы под ними, но у Брендана были длинные руки, длинные ноги, и ему казалось, что пока кровь добирается до его конечностей, она успевает остыть.

Может, именно поэтому не спалось.

Тик-так, тик-так, тик-так…

— Черт возьми!

Он схватил кота и сунул под одеяло, пока тот не разбудил весь дом. Кот уютно устроился в ногах и громко замурлыкал. По крайней мере так было теплее.

Брендан лежал, думая о завтрашнем дне: ему предстояло отправиться в первое плавание на новой шхуне. Но тут он вдруг понял, почему не мог заснуть.

И виноваты в этом были не часы, не холод, не мысли о «Пустельге». Причина заключалась в Майре Эштон, которая находилась в соседней комнате. Их разделяла тонкая стена. Осторожно, чтобы не разбудить кота, Брендан повернулся в кровати и стал смотреть на залитые лунным светом занавески.

Если бы она была нимфой, то могла бы прийти к нему по лунной дорожке. Закрыв глаза, Брендан представил ее в лунном свете с густыми, рассыпавшимися по спине волосами, маленькими босыми ногами, выступавшими из-под длинной прозрачной ночной рубашки.

Брендан застонал, когда ее образ стал еще более явственным. Эта темная шелковистая масса волос, пахнувшая розами, мягкие и притягательные губы… Ее руки медленно скользят по его шее, груди, бедрам и…

Тут у него промелькнула неожиданная мысль.

«Понимаете, отец отправляется спать в 11:45... Ровно в 12:33 он тушит свечу и в 12:45 уже засыпает…»

Брендан сел. Тик-так, тик-так, тик-так… Шел второй час ночи.

Он долго сидел на краю кровати, так что у него застыли ноги. Но этот холод никак не охлаждал жар, что охватил его чресла. Брендан походил по комнате, подошел к окну и с трудом открыл его. Холодный чистый воздух ударил в лицо. Луна была такой яркой, что на нее было больно смотреть, темные ветви деревьев четко выступали на фоне неба, порывы ветра шевелили их. Последние звуки веселья затихали в трактире. Кругом царили тишина и покой.

Звезды были далекими в сравнении с низко проплывавшими облаками, но светили ярко, и Брендану казалось, что он мог бы прикоснуться к ним.

Майра… звезда в созвездии Цефея… Такая же далекая и близкая, как Майра, спавшая в соседней комнате. Осторожность и здравый смысл покинули Брендана. Ему захотелось зайти в ее спальню и посмотреть на спящую, просто посмотреть — и ничего больше.

Задрожав от холода и охватившего его волнения, Брендан пересек комнату и осторожно открыл дверь. Портреты на стенах просторного холла были погружены в темноту, в тишине слышалось тиканье часов. Из-за ближней двери доносился громкий храп Эфраима, и Брендан почувствовал себя крадущимся вором. Он подошел к двери Майры Она оказалась незапертой. Брендан замер, заколебавшись, а потом открыл дверь. В комнате стояла блаженная тишина. Здесь не было часов. Он увидел высокую кровать с резными спинками и шелковым балдахином, казавшимся серебристым в призрачном лунном свете. Но кровать была пуста, подушки так и лежали горкой на покрывале, Майра, обхватив колени, сидела на подоконнике, любуясь лунной ночью. В неярком свете свечи ее глаза казались темными и большими, а кожа — нежной и золотистой.

У Брендака перехватило дыхание, а девушка замерла, увидев в окне его отражение.

— Капитан Меррик?

Его застали врасплох.

— Извини… Я искал комнату Эвелины… и, должно быть, ошибся дверью…

Майра повернулась, ее длинные темные волосы рассыпались по плечам, а в глазах светилась нежность.

— Нет нужды извиняться, капитан. По правде говоря, я рада, что ты пришел. Я… хотела видеть тебя.

Брендан обрадовался, что в темноте нельзя было заметить, как он покраснел. Он сжал дверную ручку, собираясь уходить.

— Подожди.

Брендан замер, не смея повернуться. На лбу выступил пот. Он слышал, как зашлепали по полу босые ноги. Капитан с трудом сглотнул, сердце бешено заколотилось. Он почувствовал ее аромат, эту смесь запаха роз и мыла. Черт, нужно поскорее убираться отсюда.

Она дотронулась до его руки, и Брендан вздрогнул.

— Брендан? Я хотела поговорить с тобой о… о твоей сестре.

Он почувствовал облегчение, поскольку боялся, что она собиралась попросить поцеловать ее. Он и так уже был влюблен в нее и не нуждался ни в каких поощрениях. Брендан неторопливо повернулся, стараясь не думать о маленькой руке, крепко державшей его.

— Что с ней случилось, Брендан?

Он знал, что Майра обязательно спросит об этом, и намеревался объяснить ей причину недовольства и злости, которые скрывались за поступками Эвелины. Но стоявшая так близко Майра спутала все его мысли. Он прикусил губу и прислонился к двери, стараясь сохранить небольшое пространство между собой и этой феей, которая так неожиданно показала ему лучшие стороны своей души. Он поспешно заговорил:

— Мне очень жаль, что она так плохо обошлась с тобой утром. Возможно, это была не слишком хорошая идея привезти ее сюда…

Майра крепче сжала его ладонь.

— Нет, я хочу, чтобы она осталась.

Брендан поспешно отвел глаза, стараясь не смотреть на ее грудь, так ясно вырисовывавшуюся под тонкой ночной рубашкой.

— Она очень страдает, Брендан, — услышал он голос Майры. — Я не поняла этого днем и поэтому резко ответила на ее колкости. Я не должна была делать этого. Твоей сестре очень плохо, да?

По его лицу промелькнула тень.

— Брендан, что сделало ее такой несчастной? — продолжала настаивать Майра, поглаживая его плечи. — Все дело в искалеченной руке, да?

— Я бы не хотел говорить об этом.

— Но ты должен. Эвелине нужны друзья, Брендан. Я готова поспорить, что у нее никого нет и ты единственный в целом мире, кто заботится о ней, верно?

Брендан упрямо молчал.

— Черт возьми, Брендан! Я хочу помочь! Почему бы тебе не довериться мне?

Майра придвинулась и обвила руками его шею. Ее взгляд был таким мягким и умоляющим, что он наконец сдался.

— Это случилось почти четыре года назад, — спокойно заговорил он. — Я был назначен новым капитаном флагмана английского флота. Мы находились на борту фрегата в бостонской бухте. На корабле начался мятеж… и произошел несчастный случай. Кто-то выстрелил из пистолета, и пуля повредила Эвелине руку. — Он помолчал, а потом решил, что не должен ничего утаивать — Ей… она лишилась трех пальцев — Бог мой, Брендан…

Он долго молчал.

— Моя сестра была прирожденной художницей, — заговорил он снова. — Наша мама обычно говорила, что она родилась с кистью в руке. И правда, Эвелина рисовала портреты, когда ей еще не исполнилось и пяти лет. А в пятнадцать она рисовала портреты лондонской знати. Она стала настоящей сенсацией… Люди были готовы платить огромные деньги, лишь бы позировать ей. — При этих воспоминаниях на его лице появилась улыбка. — Она обычно шутила, что когда-нибудь будет брать уроки у знаменитых художников и что ее картины будут висеть в музее рядом с их. Но выстрел Кричтона все изменил.