Вчера смотрел то на нее, то на Вашурина, как баран на новые ворота! А потом Чупров… Ну, подполковник, дорого тебе обойдется это удовольствие! Заплатишь, скотина, по полной программе. Но как же все это гнусно! Он, Владимир Вашурин, докатился до такой жизни? Собственную жену толкнул в лапы возбужденного мужика?! Цель оправдывает средства?.. Да нет, он не толкал ее, он просто попросил быть поласковее. Могла бы обойтись без крайностей, курва! А тогда зачем он просил Лебеду организовать видеосъемку? Знал, что не обойдется без крайностей, знал!

Цель оправдывает средства.

Не представлял, что придется заплатить такую цену… Верно умные мужики говорят: пусть изменяет, главное, чтобы я не знал. Теперь на свет белый смотреть тошно. А она улеглась ночью рядом, прижалась к нему, полезла лизаться… Думала, он ни о чем не догадывается. Пришлось уйти в кабинет, лечь на диван.

Дура, дура!

Вашурин вспомнил, как ночью, пока она мылась в ванной, смотрел видеокассету, которую передал ему какой-то парень: Катька и Чупров внизу на лестничной площадке… Скрипнул зубами. Скотина Чупров, настоящая грязная скотина! Решил, что их никто не видит в темноте, но камера оказалась что надо! Все видно и слышно!

В кабинет вошла Екатерина. Вашурин искоса посмотрел на нее и отвернулся.

— Обижаешься? — Екатерина обняла мужа за плечи. — Ну, Володя, ты же сам просил это сделать.

— Я просил?! — вскипел Вашурин, сбрасывая ее руки.

— Ты просил быть с ним поласковее, — спокойно подтвердила Екатерина. — Я и была с ним поласковее. Не понимаю, почему ты так зол?

Так и есть, уверена, что он не знает, как Чупров трахал ее на лестничной площадке. В извращенном виде! Смотрит невинными глазами, в которых без труда можно прочесть все, что хотела сказать: ну, танцевала на столе, ну, позволяла себя лапать, исчезала минут на десять, так это ж ничего не значит. Тем более сам же просил… Включить ей видеомагнитофон, что ли? Ох, как она обалдеет! Да нет, нельзя. Нельзя, чтобы Чупров узнал об этом раньше времени.

— Ну и как он, хорош? — отрывисто спросил Вашурин, — Лучше меня?

— Да что ты, дорогой, — томно произнесла Екатерина. — Я не знаю, хорош он или нет, да и не хочу это знать. Может, я и позволила ему лишнее, но не все. Уж не считаешь ли ты меня совсем падшей женщиной?

— Хочешь сказать, между вами ничего не было?

— И быть не могло, — глазом не моргнула Екатерина.

«Только бабы умеют так нагло врать, особенно после измены», — со злостью подумал Вашурин. Вспомнил себя в таких случаях. Он, как правило, молчал, благо, и она ни о чем не спрашивала.

— Заткнись! — крикнул Вашурин.

— А вот грубить не надо. Сам-то, надеюсь, ангелом себя не считаешь? Дорогой, я бы не стала заигрывать с Чупровым, если б не видела, как ты старательно ковыряешься в трусах секретарши Агеевой. Нашел там что-нибудь интересное?

— Ты знаешь, это любовница Стригунова. Я просто хотел досадить ему за идиотское выступление.

— Но очень старательно досаждал, и с таким блаженством на лице!.. Я даже засомневалась, нет ли между вами давней симпатии?

— Ничего между нами не было и нет. Перестань нести чушь, Катя!.. — металлические нотки исчезли из голоса Вашурина. Что и говорить, он тоже виноват.

— Володя, я не очень-то рвусь в Москву и не обижусь на судьбу, если мы спокойно вернемся в Прикубанск. Это ты затеял какие-то странные игры, а когда что-то не получается, ищешь виноватых вокруг себя.

Ну как с ними разговаривать, с женщинами! У него в ящике стола видеокассета, где она… где ее… Черт побери, ну, невозможно об этом спокойно думать! А она ведет себя так, будто это он трахнул кого-то на лестнице! Да что ж это такое?! Ну, ладно, когда-нибудь он покажет это представление на лестничной площадке в ДК. Интересно будет посмотреть, как она завертится, что скажет тогда!

Он не знал, что в гардеробе, под стопкой постельного белья Екатерина хранит фотографии, которые вполне можно будет противопоставить его кассете.

— А виноватых вокруг меня нет? — заорал Вашурин. — Все правы, да?!

— Нет, все виноваты, что ты свалился с трибуны, когда увидел в зале Агееву. Так она действует на тебя, что ноги отказываются служить, — язвительно сказала Екатерина.

— Вот что! — он хрястнул кулаком по столу. — Собирай свои вещи, немедленно, сейчас же! Сколько времени? Десять тридцать. В одиннадцать пятьдесят две поезд на Москву. Уезжай, Катя. И никаких разговоров! Уезжай в Москву и жди меня там. Хватит, у меня здесь начинаются серьезные игры, ты будешь только мешать. Все!

Екатерина пожала плечами.

— Ты думаешь таким образом решить свои проблемы?

— Это наши проблемы, Катя, наши! Таким образом я хоть немного вздохну спокойнее! И, может быть, кое-что успею сделать! Иди собирай вещи.

— Ты уже купил мне билет?

— Я сейчас позвоню начальнику станции! Иди, Катя, иди, не стой над душой! У меня сегодня тяжелый день, столько дел впереди!

— Как скажешь, дорогой, — Екатерина обиженно поджала губы. — Только я не понимаю, мне выписывать контейнер, паковать вещи или что нужно делать в Москве?

— Главное, не встречаться там с Чупровым, — пробурчал Вашурин. — Остальное я скажу, когда приеду.

— Я так быстро не соберусь.

— А ты постарайся!

Вашурин схватился за голову, всем своим видом показывая, как она мешает его стратегическим планам своими глупыми рассуждениями.

Это правильно. Надо пожить врозь, пусть пройдет время, притупится боль, глядишь, и можно будет забыть… Только бы удержаться, не смотреть больше эту проклятую кассету!

А в глубине души горячей занозой ворочалась догадка: такое не забывается.

Оскорбленная жесткой бесцеремонностью мужа, Екатерина отправилась собирать вещи. Она понимала, что вела себя вчера в высшей степени неприлично. Напилась, танцевала на столе, а потом уступила Чупрову. Зачем? Удовольствия от этого никакого, а если бы кто заметил, до конца своих дней не отмоешься. Прикубанск — не Москва, здесь всё близко, и все друг за другом следят, по крайней мере, в тесной группе высшего руководства. Но вчера они все там посходили с ума. А Володя разве прилично себя вел? Какой же дурак после этого станет голосовать за такого кандидата?

Пожалуй, и вправду лучше уехать в Москву, эти нервные прикубанские попойки до добра не доведут. Если осторожный, подозрительный Чупров не мог потерпеть десяток часов (она бы сегодня нашла время, чтобы заглянуть к нему), что о других говорить!

Вашурин в это время разговаривал с Лебедой.

— Облом вышел, Владимир Александрович, — вяло оправдывался Лебеда. — Вы же видели сами, все шло как надо.

— Я видел одно: все покатилось к чертям собачьим! — сухо говорил Вашурин. — Как там что шло, куда в конце концов пришло, это никому не интересно.

— Бывает…

— После такого «бывает» многого может и не быть!

— Я понимаю, Владимир Александрович. То, что сам контролировал, классно вышло. Вы же видели кассету…

Лучше б он не говорил этого.

— Кассета необходима для нашей безопасности, на случай, если Борис побежит в милицию! Я для этого пошел на колоссальные моральные издержки! И все псу под хвост?! — закричал Вашурин. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Лебеда понял, что сказал лишнее.

— Извините, Владимир Александрович. Разберемся… и накажем виновных, — нехотя пообещал он. — Но вы не волнуйтесь, у меня есть гениальный план. Сегодня все будет о’кей. Можете не сомневаться.

— Что за план, могу я узнать? — официальным тоном осведомился Вашурин.

— По телефону трудно все рассказать, но план — высший класс. Давайте так. Часа через два-три я заскочу к вам и все расскажу. Можете не сомневаться, баба с возу свалится. Старик на город попрет, а мы с вами — в Москву.

— Ты уверен?

— На все сто!

— Увидимся через два часа. Я сейчас жену отправляю в Москву. Если не застанешь меня дома, значит, поезд опоздал. Подожди в машине у подъезда.

Вашурин положил трубку и стиснул ладонями виски. А может, бросить все к чертовой матери, согласиться на работу в солидной внешнеторговой компании? Они квартиру и прописку в Москве обещают…

Но кто ж ему там предоставит самолет из президентского авиаотряда, кучу услужливых советников, королевские апартаменты в заморских странах и правительственные коктейли?

25

На завтрак — большое краснобокое яблоко и стакан апельсинового сока. Танцовщица должна быть в форме.

Правда, если она особая танцовщица, исполнительница деликатного жанра у шеста, вроде бы форма и ни к чему. Публике плевать на ее танец, все ждут, когда упадет на пол вначале лифчик, а потом и трусики, и на короткий миг перед глазами пьяных мужчин возникнет обнаженная женская фигура. Как они орут в это мгновение! Слюни текут по подбородкам… фу! Если бы то же самое проделала какая-нибудь неопрятная толстуха, эффект был бы таким же, а может, и сильнее. Но публика тут специфическая, после первого одобрения толстухе потом такого наговорили бы, что она, бедная, больше никогда в жизни не осмелилась бы раздеться на публике. А когда видят красивую, грациозную, холодную девушку — да-да, она именно такая, и нечего тут скромничать! — язычки-то прикусывают.

Поэтому танцовщица должна быть в форме.

Анжела съела яблоко, выпила сок, приготовила чашку растворимого кофе, подумала-подумала и соорудила себе большой бутерброд с ветчиной. Такая аппетитная ветчина, прямо слюнки текут, когда открываешь холодильник. От одного бутерброда форма не пострадает. И от двух тоже.

После завтрака она стала думать, чем бы заняться. Вчера целый день слушала музыку в наушниках, надоело. Да что там услышишь, если мысли все время возвращаются к Борису? Досадно было, что все так вышло. Он хороший мужчина, добрый, ласковый, очень культурный, слова плохого не скажет, не то что некоторые новые богачи — мат-перемат через раз да каждый раз. Думают, если денег много, то им все можно. Нет, Борис настоящий интеллигент, каких мало в Прикубанске; а вот она плохая, предала его. Теперь, наверное, он жутко злится на нее… Интересно, матом при этом ругается?

Трудно даже представить себе.

Надо же, как подвела человека. Ужас просто! Но что поделаешь, если так получилось. Она же не могла сказать Лебеде: нет, я на это не согласна. Он страшный человек, на все способен. Борис бы тоже не смог отказаться в ее ситуации. Это сейчас он герой. Что случится, жена пристроит на другую тепленькую должность. А если бы, как она, был совсем один в этом городе и зависел от Лебеды? Нет, не смог бы.

Вчера она так долго об этом думала, что устала. В конце концов, Борис тоже виноват. Может быть, побольше, чем она. Если б у него была жена, пусть и начальница, но не такая великая, никому бы и в голову не пришло записывать их свидание. А лучше, если б вообще бросил свою Агееву и женился бы на Анжеле. Вечером возил бы ее на черной «волге» в казино. Не «мерседес», но тоже ничего. Нет, она бы тогда бросила работу. Стала бы актрисой в городском театре. Классно быть актрисой! Денег, правда, мало платят. Ну, так что ж? Боря зарабатывал бы на двоих…

Да, жди, бросит он жену! Даже и не заикался об этом.

Надоело, надоело!

А что было вчера, когда Лебеда поздно вечером отвез ее в казино! Гад такой, как ни спрашивала, не сказал, когда же ей можно будет на улицу выходить. А на работу, значит, можно? Оказывается, можно, потому что Борис поехал со своей кралей домой и вряд ли у него будет настроение заглянуть в казино. А если и заглянет, к ней подойти все равно не сможет.

Гад он, Лебеда, самый настоящий! Вот и получил вчера, хоть и хвастается, что его даже милиция побаивается, не говоря уже о простых людях. Вот и устроили ему нахлобучку, как шкодливому щенку!

Она как раз готовилась выйти на сцену, время было уже около полуночи, когда они появились: Гена Бугаев и его люди. Гена в точности оправдывает фамилию — здоровый, как бугай. И все злые, до невозможности. То им не понравилось, это. Какой-то охранник попросил, чтобы вели себя прилично, — ему тут же дали по морде, уложили на пол и велели не шевелиться. И не шевелился. С Бугаевым шутить опасно. А потом добрались и до Лебеды. На всех углах встали парни с автоматами, а Бугаев завел Лебеду в коридор за сценой, как раз неподалеку от комнатки, где она переодевалась, и стал что-то говорить про невежливые взгляды в ДК, нахальное поведение, много чего перечислил, забыла уже. А потом — бац, бац! И Лебеда, которого милиция боится, красной юшкой умылся.

Так ему и надо!

Видно, досадил Бугаеву, вот и получил. Не будет корчить из себя крутого мафиози. Всю дальнейшую программу, конечно, отменили, так и не пришлось ей раздеваться. Вот и хорошо, потому что радости от этого мало.