Этому водителю — обошлось. Да он, по мнению Андрея, и заслужил благосклонность небес, дважды ведь выручил его. Второй раз потому, что в подземных помещениях разрушенного завода жил неофициальный начальник свалки — Барон.

Тот самый Барон, у которого Андрей собирался взять интервью, не сомневаясь, что откровения затворника станут настоящей сенсацией.

Летом здесь стояла невыносимая вонь, но сейчас, в начале декабря, было терпимо.

Спотыкаясь, Андрей добрался до мрачной громады заброшенного завода, нашел место, где стена была полностью разрушена, и шагнул внутрь.

Где-то под землей находились прежние бытовки, душевые, раздевалки — они отлично сохранились, надежно защищали от ветра, дождя и снега. Но как пройти туда, Андрей не знал.

— Барон! — закричал Андрей.

Тишина. И жутковато вдруг стало при мысли, что Барон или крепко спит, или ушел в город. Андрей сложил ладони рупором и закричал изо всех сил:

— Ба-ро-о-он!!!

— Чего орешь на ночь глядя, — услышал он где-то сбоку хриплый голос.

— Барон! — обрадовался Андрей. — А я уж было испугался, что не встречу тебя, и черт его знает, что тогда делать…

Из темноты вынырнула могучая фигура, остановилась напротив Андрея.

— Ишь ты! Раньше люди пугались, когда встречали меня, а теперь наоборот получается. Видать, и вправду поменялись времена. Замерз, что ли? Ну, пойдем. Понятно, что не случайно ты тут очутился. Пойдем, расскажешь, что да как. — Он взял Андрея за руку.

Через несколько минут они оказались в просторной комнате. У одной стены в железной бочке полыхал огонь. Дым уходил куда-то вверх по широкой трубе. Сбоку от печки на груде старых матрасов, кутаясь в клетчатое одеяло, сидела женщина лет сорока. Она смотрела на Андрея без удивления, как будто знала заранее, что сегодня ночью увидит его тут.

— Нинка, моя жена, — пояснил Барон и приказал: — Спи, мы тут погуторим малость.

Женщина приветливо кивнула Андрею, легла, повернувшись к стене. Андрей шагнул к печке, протянул растопыренные пальцы к горячему металлу. Хотя в комнате было тепло, крупная дрожь сотрясала его тело.

Старые матрасы лежали и с другой стороны печки, на них и уселся Барон, могучий мужик лет пятидесяти пяти с длинными черными волосами и густой черной бородой. Ходили слухи, что он цыган, но в точности этого не знал никто. Зато было известно, что был он когда-то королем преступности в Прикубанске, одним из самых жестоких бандитов, загубившим немало жизней. В конце концов его поймали, суд приговорил к расстрелу; почти год Барон провел в камере смертников, пока в канун шестидесятилетнего юбилея Великого Октября не получил помилование: смертная казнь была заменена пятнадцатью годами строгого режима. Он вернулся незадолго до августовского путча и поселился на свалке. До этого здесь собирались разные компании: то бездомные пьяницы, то лихие рокеры. С появлением Барона любителей острых ощущений на свалке поубавилось. Что-то сказал он такое, что эхом разнеслось по городу, убедив самых лихих — не надо ходить на свалку, это может плохо кончиться. Городское начальство такое положение дел вполне устраивало, и Барона не трогали. Так и стал он неофициальным начальником свалки. Зарплату не получал, но за порядком следил. А настоящий начальник время от времени привозил ему подарки в виде еды и водки. Собственно, теперь он только для этого и приезжал на свалку. Хорошо-то как стало жить настоящему начальнику!

— Рассказывай!

Андрей машинально посмотрел на женщину. Барон перехватил этот взгляд:

— Нинку не боись, парень. Она глухонемая. Да ты сядь, — похлопал ладонью по матрасу рядом с собой. — Может, жрать хочешь?

Андрей неуверенно пожал плечами. Барон вышел в другую комнату, вернулся с куском хлеба, на котором лежала толстая пластина сала, протянул Андрею:

— Не брезгуй, не со свалки.

Кусая хлеб с салом, Андрей начал свой рассказ. Почему-то верилось, что Барону можно рассказать все. Даже то, что Косте не рассказывал.

Барон слушал, не перебивая. И лишь когда Андрей дошел до сегодняшней встречи с Чупровым, покачал лохматой головой:

— Илья Олегович даже помереть спокойно не мог, выходит, отомстил тебе.

— Выходит, — согласился Андрей. — Но ты-то веришь, что я не убивал его?

— Я-то верю. Зачем тебе убивать Стригунова? Я людей насквозь вижу, ты не из тех, кто может убить. Надо, чтоб и Чупров поверил. Иначе замордуют они тебя.

— Думаешь, ничего нельзя сделать?

— Посмотрим. Стригунова убили не за деньги, за что-то другое. Нужно узнать, кто это сделал.

— Кто это мог быть?

— Я в ваши игры больше не играю. Живу сам по себе, город не трогаю, и он меня не трогает. Если Чупров сунется, спрячу. Тут вот ляжешь. — Он поднялся, направился к жене. — Лучше курткой накройся, тепло, не замерзнешь. Ну а холодно станет, матрац на себя сверху положишь.

— Спасибо.

— Я людей насквозь вижу. Ты все сделал правильно. Как мужик.

43

Марина подняла красное, опухшее лицо, залитое слезами, пробормотала:

— Здравствуйте, Валерия Петровна… «Добрый день» не могу сказать, Какой же он добрый? Такой ужас творится… Я выражаю вам соболезнование…

— Я тебе тоже. — Черная косынка резко оттеняла ее бледное лицо.

— Спасибо… — кивнула Марина. Теперь уже ни к чему было скрывать, что Стригунов был для нее не только начальником. — Вы не знаете, кто это сделал и зачем?

— Нет. Я не следователь. У нас есть компетентные люди, которые занимаются этим. Разберутся — доложат. Если мне будут звонить, докладывай немедленно. Я сама решу, с кем говорить.

…В «аквариум» стремительно вошел Чупров. Гладко выбрит, одеколоном от него пахнет, а глаза аж провалились, и лицо серого цвета. Вон он, самый «компетентный» человек, явился, не запылился.

— Валерия Петровна, к вам можно?

— Если вошли, то можно. Есть новости?

— И не одна. Вчера вечером в ресторане «Кавказ» неизвестные совершили нападение на хозяина казино, Василия Левицкого и его спутницу. Расстреляли из автоматов.

— Слышала. Ну и что?

— Эта акция имеет прямое отношение к гибели вашего мужа. Извините, Валерия Петровна, но следующие новости будут малоприятными.

— Выкладывайте.

— Сам Левицкий с места происшествия исчез. Неизвестно, убит он, ранен, или здоров и невредим, а девушка с тяжелыми огнестрельными ранениями в реанимации. Ей ампутировали ногу, но врачи надеются, что выживет. В квартире Лебеды мы обнаружили вот это… — Чупров положил перед Лерой уже виденный ею снимок Бориса с пистолетом в руке на фоне окровавленной голой девушки. — Фотография подлинная, и на ней именно та особа, которую подстрелили вчера в «Кавказе». На фотографии — инсценировка убийства, но Борис Васильевич этого не знал. А причины беспокоиться у него были.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Ее выдержка поразила Чупрова.

— Объясните!

— Видите ли… как это ни грустно, ваш муж изменял вам. Именно с этой девушкой. Фотография свидетельствует о том, что его шантажировали…

— Какое отношение имеет все это к убийству? Не думаю, что теперь нужно исследовать нашу семейную жизнь!

Чупров задумался. В кармане у него лежала еще и магнитофонная кассета с записью свидания Анжелы и Бориса. Может, не стоит сейчас показывать ее Агеевой? И без того ей досталось…

— Мы полагаем, — Чупров заговорил вновь, — убийство Стригунова тоже связано с этим. Ведь кандидатов у нас было трое, и нетрудно понять, что устранение двух основных конкурентов напрямую выгодно третьему.

— Вы имеете в виду Вашурина?

— Разумеется.

— Если вина его будет доказана, в чем я сомневаюсь, он понесет суровое наказание. А если нет, поднимет страшный шум, что его, кандидата, дискредитируют местные начальники, конкуренты. Не только у нас будет шум, но и в Краснодаре, и в Москве. Поэтому прошу вас, будьте осторожны, Дмитрий Семенович. Никаких противоправных действий, никаких догадок — только доказательства.

— Я понимаю.

— А как быть с вашим вчерашним убеждением, что убийство совершил журналист Истомин?

— Я и сейчас не сомневаюсь в этом, Валерия Петровна. Повторяю, все взаимосвязано. Журналист, по-моему, сам того не ведая, вляпался в очень серьезные дела, и когда мы возьмем его, нащупаем ниточку, мигом размотаем весь клубок.

— Вы его не арестовали еще?

— Пока нет, но куда он денется! Все перекрыто, арест его вопрос времени. Если к Вашурину подступиться непросто, то с Истоминым цацкаться не будем. Быстренько развяжем язык… Если заказчики не завязали его навечно.

— Что это значит?

— Проще говоря, если он еще жив, — пояснил Чупров. — В таких делах свидетелей, как правило, убирают сразу.

— Понятно… Что ж, во всех случаях необходимо полное соблюдение законности, — бесстрастно произнесла Лера. — Спасибо, Дмитрий Семенович, будут новости, немедленно ставьте меня в известность.

Когда Чупров ушел, Лера опустила голову на стол, прижалась лбом к холодной полированной поверхности. Андрей, Андрей, ну зачем ты туда пошел? Ведь предупреждала же тебя! И где ты сейчас, что с тобой? Хоть бы позвонил, спрятала бы пока у себя…

— К вам Вашурин, — послышался из селектора голос Марины.

А этому еще что нужно? Спешит воспользоваться обстоятельствами? Или закрепить успех?

— Пригласите.

Вашурин еще у двери скорчил унылую физиономию, шел к столу, опустив голову, всем своим видом выказывая глубочайшую скорбь. Но если б он вдруг расхохотался, Лера ничуть бы не удивилась. Вашурин развел руками:

— Вот оно как бывает, кто бы мог подумать!.. Ай-я-яй! Ну почему, почему он это сделал? Вы были замечательной парой, Лера! Я всегда это говорил. Прими, прими, так сказать, мои искренние соболезнования. Если что нужно, скажи.

— Спасибо, Володя. Ничего не нужно.

— Мы, конечно, были соперниками, но теперь, в трудную минуту я всегда готов прийти к тебе на помощь. А кто же еще, Лера, как не старые друзья?

Она неприязненно смотрела на него и молчала.

— Я понимаю, тебе сейчас не до этого, такая трагедия, такой ужас! Но все-таки, может мы вернемся к моим условиям? Помнишь, я тебе говорил о них несколько дней назад?

— Ты настоящий старый друг, — сухо сказала Лера. — Удобно ли говорить о каких-то условиях именно сейчас?

— Что поделаешь, что поделаешь! И рада бы душа в рай, да грехи не пускают.

— Все же хочешь, чтобы я ответила?

— Разумеется, Лера. Ты снимаешь свою кандидатуру, остаешься полновластной хозяйкой в городе, взамен получаешь от меня практически неограниченную помощь и гарантированное место в Думе на следующий срок.

— Пошел вон!

— Ну зачем же так горячиться? Я, конечно, понимаю…

— Повторяю, пошел вон! — Встала с кресла, властно махнула рукой. — Немедленно!

— Вот как людям власти хочется, — недобро усмехнулся Вашурин. — Прямо смотреть страшно. Ты не кипятись, Лера, успокойся, подумай хорошенько: я ведь не с бухты-барахты к тебе пришел, а по делу. За Борисом такое тянется, что самоубийство было единственным выходом для бедного мужика. Где-то есть свидетельства его кошмарных преступлений. Если о них узнают люди, ты не сможешь быть ни депутатом, ни мэром, вообще жить в этом городе не сможешь. Это не шутка.

— Почему бы тебе сразу не воспользоваться этим?

— Добра тебе хочу. Я ведь пришел не уничтожать тебя, так сказать, морально, а договариваться. А ты шумишь, злишься. Не надо, Лера, козыри у меня, и я предлагаю тебе хорошую игру.

— Не боишься, что я прикажу арестовать тебя? — Агеева нервно барабанила пальцами по столу, с нескрываемой гадливостью глядя на Вашурина.

Однако бывшего депутата не так-то просто было смутить. Он уже не пытался выказывать вселенскую скорбь, напротив, холодно и высокомерно усмехался.

— Совершенно нет. Я вчера во второй половине дня заглянул к Павлу Ивановичу Осетрову, да так и не расстались мы с ним до поздней ночи. Пулечку писали. Так что арестовать меня не за что, дорогая. А то, что я сейчас говорил — это так, шутка. Запомнила? У тебя есть пара дней, чтобы оценить мое остроумие и принять решение. Пока.

— Пошел вон, подлец!

На сей раз Вашурин не стал возражать.

У Леры подкосились ноги, и она медленно опустилась в кресло. Желтое, презрительное лицо Бориса, как будто он и за порогом жизни сожалел о том, что женился на Лере… Опасность, нависшая над Андреем… Вашурин с ультиматумом… Что еще готовит ей судьба? Сможет ли она справиться? Или проще согласиться на ультиматум?..

44

Подполковник Чупров сам возглавил следственную бригаду. Так как пострадавшая в ресторане «Кавказ» Анжела Петренко находилась в тяжелом состоянии и врачи обещали разрешить разговор с ней не раньше второй половины дня, Чупров решил съездить домой к журналисту Андрею Истомину, поговорить с его матерью.