— Теперь они не смотрят на тебя? — тяжело дыша, произнес он.

— Спасибо. Тебе действительно не стоило это делать. — Я улыбнулась.

— Эбс?

Я подняла взгляд и увидела стоящего у другого конца стола Паркера. Все взгляды снова обратились ко мне.

— Нам нужно поговорить, — сказал Паркер, выглядя нервным. Я посмотрела на Америку, Трэвиса, а затем снова перевела взгляд на Паркера. — Пожалуйста? — попросил он, сунув руки в карманы.

Я кивнула, последовав за ним наружу. Он прошел мимо окон в уединенное место у стены здания.

— Я не хотел снова привлекать к тебе внимание. Знаю, как ты это не любишь.

— Тогда ты мог бы просто позвонить, если хотел поговорить, — сказала я.

Он кивнул, глядя в землю.

— Я не стремился отыскать тебя в кафетерии. Я увидел какую-то заварушку, потом тебя, и просто вошел. Прости.

Я подождала, когда он заговорит снова.

— Я не знаю, что произошло между тобой и Трэвисом. Это не мое дело… Мы с тобой были лишь на нескольких свиданиях. Сначала я расстроился, а потом понял, что меня бы это не задело, если бы я ничего не испытывал к тебе.

— Я не спала с ним, Паркер. Он держал мои волосы, когда меня рвало от пинты Петрона в его туалете. Романтичнее не бывает.

Он рассмеялся.

— Не думаю, что у нас действительно что-то получится… пока ты живешь с Трэвисом. Правда, в том, Эбби, что ты мне нравишься. Я не знаю, что это, но я не могу перестать думать о тебе.

Я улыбнулась, и он взял меня за руку, проведя пальцем по браслету.

— Должно быть, я отпугнул тебя этим нелепым подарком, но я никогда не оказывался в такой ситуации раньше. Я чувствую, будто все время соревнуюсь с Трэвисом за твое внимание.

— Ты не отпугнул меня браслетом.

Он сжал губы.

— Мне бы хотелось пригласить тебя куда-нибудь через пару недель, после того, как закончится твой месяц с Трэвисом. И тогда мы сможем начать узнавать друг друга, ни на что не отвлекаясь.

— Справедливо.

Он наклонился ко мне и, закрыв глаза, прижался к моим губам.

— Я скоро позвоню тебе.

Я помахала ему на прощание и вернулась в кафетерий, проходя мимо Трэвиса. Он схватил меня, усаживая к себе на колени.

— Трудно разойтись?

— Он хочет снова попробовать, когда я вернусь в Морган.

— Черт, мне придется придумать другое пари, — сказал он, пододвигая ко мне тарелку.

Следующие две недели пролетели. Помимо занятий, каждый момент бодрствования я проводила с Трэвисом, и большую часть времени мы проводили одни. Он водил меня на ужин, выпить и потанцевать в «Красной Двери», в боулинг, и сам выходил на два боя. Когда мы не глупо хохотали, то шутливо боролись или уютно устраивались на диване с Тото за просмотром фильма. Трэв взял за правило игнорировать каждую девчонку, которая строит ему глазки, и каждый говорил о новом Трэвисе.

В мой последний вечер в квартире по непонятной причине Америка и Шепли отсутствовали, а Трэвис готовил специальный прощальный ужин. Он купил вина, разложил салфетки, и даже принес домой новое столовое серебро для такого случая. Он поставил наши тарелки на барную стойку и придвинул свой стул так, чтобы сесть напротив меня. Впервые было чувство, что мы на свидании.

— Это действительно здорово, Трэв. Ты держал это от меня в секрете, — сказала я, жуя Каджунскую пасту с курицей, которую он приготовил.

Он выдавил из себя улыбку, и я могла видеть, что ему трудно поддерживать несерьезный разговор.

— Если бы я сказал тебе раньше, ты бы ждала его каждый вечер.

Его улыбка погасла, он опустил взгляд на стол.

Я возила еду по тарелке.

— Я тоже буду скучать по тебе, Трэв.

— Ты же ведь будешь заходить, да?

— Ты же знаешь, что буду. А ты будешь приходить в Морган, чтобы помогать мне с учебой, как раньше.

— Но это будет не то же самое, — вздохнул он. — Ты будешь встречаться с Паркером, мы будем заняты… каждый своими делами.

— Не так сильно все изменится.

Он горько усмехнулся.

— Кто бы мог подумать в тот первый раз, когда мы познакомились, что мы будем сидеть здесь? И кто мог бы мне сказать три месяца назад, что я буду так несчастен, прощаясь с девушкой.

У меня засосало под ложечкой.

— Я не хочу, чтобы ты был несчастен.

— Тогда не уходи, — сказал он. У него на лице было такое отчаяние, что от чувства вины у меня встал комок в горле.

— Я не могу поселиться здесь, Трэв. Это сумасшествие.

— Кто сказал? Просто это были лучшие две недели в моей жизни.

— В моей тоже.

— Так почему мне кажется, что я никогда не увижу тебя снова?

У меня не было ответа. Его челюсти были сжаты, но он не был зол. Мне нестерпимо захотелось подойти к нему, поэтому я встала, обошла стойку и села к нему на колени. Он не посмотрел на меня, поэтому я обняла его за шею, прижавшись своей щекой к его.

— Со временем ты поймешь, какой занозой в заднице я была, а потом и вовсе забудешь обо мне, — я прошептала ему на ухо.

Он шумно выдохнул и погладил мою спину.

— Обещаешь?

Я отклонилась назад и заглянула в его глаза, заключив в ладони его лицо. Я гладила его подбородок большим пальцем, выражение его лица разрывало сердце. Я закрыла глаза и наклонилась к нему, чтобы поцеловать уголок его губ, но он повернулся так, что я коснулась большей поверхности губ, чем собиралась.

Даже притом, что поцелуй удивил меня, я не отстранилась тут же.

Трэвис удерживал свои губы на моих, но и дальше не заходил.

Наконец, я отстранилась и улыбнулась.

— Завтра у меня важный день. Я приберусь на кухне и пойду спать.

— Я помогу тебе, — сказал он.

Мы в молчании мыли вместе посуду, Тото уснул у наших ног. Трэвис вытер последнюю тарелку и поставил ее на полку, а потом повел по коридору, слишком крепко держа меня за руку. Расстояние от входа в коридор до двери спальни, кажется, заняло в два раза дольше времени. Мы оба знали, что от расставания нас отделяет всего несколько часов.

На этот раз он даже не притворялся, что не смотрит, как я переодеваюсь в одну из его футболок ко сну. Он разделся до боксеров и залез под одеяло, ожидая, когда я присоединюсь к нему.

Когда я легла, Трэвис выключил лампу и без разрешения или извинений прижал меня к себе. Его руки напряглись, и он вздохнул. Я уткнулась лицом ему в шею и крепко закрыла глаза, пытаясь насладиться этим моментом. Я знала, что буду хотеть вернуть это мгновение каждый день своей жизни, поэтому полностью отдалась ему.

Он смотрел в окно. Деревья бросали тень на его лицо. Трэвис зажмурил глаза, и во мне поселилось дурное чувство. Мне мучительно было видеть его страдание, зная, что я была не только причиной… но и единственным способом унять его.

— Трэв? Ты в порядке? — спросила я.

Повисла долгая пауза прежде, чем он, наконец, произнес.

— Мне еще никогда не было так плохо.

Я прижалась лбом к его шее, и он сжал меня крепче.

— Это глупо, — сказала я. — Мы будем видеть друг друга каждый день.

— Ты знаешь, что это не так.

Груз печали, которую мы оба ощущали, был сокрушающим, и меня охватила неудержимая потребность спасти нас обоих. Я подняла подбородок, но ощутила нерешительность — то, что я собиралась сделать, все изменит. Я знала, что Трэвис не рассматривал интимную близость в каком-нибудь другом ракусе, чем способ скоротать время, и я снова закрыла глаза и проглотила все свои страхи. Я должна была что-то сделать, зная, что мы будем оба лежать без сна, страшась каждой минуты, приближающей нас к утру.

Мое сердце учащенно билось, когда я коснулась губами его шеи и попробовала на вкус его плоть медленным, нежным поцелуем. Он удивленно посмотрел вниз, а затем взгляд его глаз смягчился, когда он понял, чего я хотела.

Он наклонился и с нежной сладостью прижался к моим губам. Тепло его губ проняло меня до кончиков пальцев на ногах, и я притянула его ближе. Теперь, когда мы сделали первый шаг, я не собиралась останавливаться на достигнутом.

Я приоткрыла губы, позволяя языку Трэвиса найти путь в мой рот.

— Я хочу тебя, — произнесла я.

Внезапно поцелуй замедлился, и он попытался отстраниться. Полная решимости закончить то, что начала, я задвигала губами более взволнованно. В ответ Трэвис начал отодвигаться назад до тех пор, пока не оказался на коленях. Я поднялась за ним, удерживая наши слившиеся в поцелуе губы вместе.

Он схватил меня за плечи, чтобы удержать на расстоянии.

— Подожди секунду, — прошептал он, с веселой улыбкой, тяжело дыша. — Ты не должна это делать, Голубка. Это не то, что должно произойти сегодня ночью.

Трэвис держался подальше от меня, но я видела в его глазах, что самоконтроль продлится недолго.

Я снова наклонилась к нему, и на этот раз его руки позволили моим губам прикоснуться к его.

— Не заставляй меня упрашивать, — прошептала я возле его губ.

От этих четырех слов все его ограничения исчезли. Он целовал меня, жестко и жадно. Я провела пальцами по его спине и остановилась на резинке его боксеров, нервно собирая ткань. От этого его губы стали более нетерпеливыми, и когда он набросился на меня, я упала назад на матрац. Его язык снова нашел мой, и когда я набралась смелости скользнуть рукой под его боксеры, он простонал.

Трэвис через голову сдернул с меня футболку, а затем его рука нетерпеливо опустилась вниз, схватив мои трусики и спустив их одной рукой вниз по ногам. Его губы снова вернулись к моим, в то время как ладонь скользнула по внутренней стороне моего бедра. Я долго и прерывисто выдохнула, когда его пальцы блуждали там, где ни один мужчина не касался меня раньше. Мои колени сгибались и подрагивали с каждым движением его руки, а когда мои ногти вонзились в его кожу, он склонился надо мной.

— Голубушка, — произнес он, прерывисто дыша, — это не обязательно должно произойти сегодня ночью. Я дождусь, когда ты будешь готова.

Я посмотрела у себя над головой и потянулась к верхнему ящику прикроватной тумбочки, выдвинув его. Нащупав пальцами пластик, я прижала кончик к своим губам и зубами разорвала упаковку. Он убрал свободную руку с моей спины и приспустил боксеры, сбросив их, будто не мог выдержать того, что они могут помешать нам.

Он с хрустом открыл упаковку пальцами, и через несколько мгновений я почувствовала его между своих бедер. Я закрыла глаза.

— Посмотри на меня, Голубка.

Я подняла на него глаза, его взгляд был одновременно решительным и мягким. Он наклонил голову, склоняясь ко мне, чтобы нежно поцеловать, а потом его тело напряглось, входя внутрь меня небольшим медленным движением. Когда он двинулся назад, от возникшего дискомфорта я закусила губу. Он снова толчком вошел в меня, и от боли я зажмурила глаза. Мои бедра сжались вокруг его, и он снова меня поцеловал.

— Посмотри на меня, — прошептал он.

Когда я открыла глаза, он вновь вошел в меня, и я вскрикнула от замечательного ощущения, что это вызвало. Как только я расслабилась, движения его тела стали более ритмичными. Та нервозность, которую я чувствовала в начале, исчезла, и Трэвис схватился за меня, как будто бы не мог насытиться. Я прижала его к себе, и он застонал, когда ощущения накрыли нас с головой.

— Я так долго хотел тебя, Эбби. Ты все, что мне нужно, — выдохнул он мне в губы.

Одной рукой он обхватил меня за бедро и приподнялся на локте, между нами осталось расстояние всего в дюйм. Тонкий слой пота начал покрывать наши тела. Я выгнула спину, когда его губы начали ласкать поцелуями мой подбородок, а затем он двинулся вниз по шее.

— Трэвис, — выдохнула я.

Когда я выкрикнула его имя, он прижался ко мне щекой и его движения стали более резкими. Звуки из его горла становились все громче, и наконец, он со стоном вжался в меня последний раз, дрожа всем телом.

Через несколько мгновений он расслабился и его дыхание замедлилось.

— Это как первый поцелуй, — сказала я, удовлетворенная и усталая. Он изучал мое лицо и улыбался.

— Твой последний первый поцелуй. — Я была слишком потрясена, чтобы ответить. Он рухнул на живот рядом со мной, протянув одну руку через мою талию и прижавшись лбом к моей щеке. Я водила пальцами по его обнаженной спине, пока его дыхание не выровнялось.

Я лежала несколько часов, прислушиваясь к глубокому дыханию Трэвиса и шелесту листьев за окном. Америка и Шепли тихо вошли во входную дверь, и я услышала, как они прошли по коридору, бормоча что-то друг другу.

Мы упаковали мои вещи раньше, и я вздрогнула от мысли, как неудобно будет утром. Я думала, что переспав со мной, Трэвис удовлетворит свое любопытство, но он заговорил об отношениях. Я зажмурилась от мысли о его реакции, когда он узнает, что то, что было между нами, было не началом, а концом. Я не смогу так с ним поступить, он возненавидел бы меня, за это.