Когда мы оба спрятали ноги под покрывалом, он снял с себя футболку и натянул одеяло по наши шеи. Мы продолжали дрожать от холода, так что он крепко обнял меня, в ожидании, когда тепло наших тел нагреет маленькое пространство между нашей кожей и одеялом.

Я почувствовала касание его губ на своих волосах и вибрацию его горла, когда он заговорил:

— Смотри, Голубка. Снег идет.

Я обернулась, чтобы посмотреть в окно. Белые снежные хлопья были видны только в свете уличного фонаря.

— Такое впечатление, что уже Рождество, — сказала я, моя кожа наконец-то нагрелась, благодаря теплу его тела. Он вздохнул, и я повернулась, чтобы увидеть выражение его лица. — Что?

— Тебя не будет здесь на Рождество.

— Но я здесь сейчас. — Уголок его губ приподнялся и он наклонился, чтобы поцеловать меня, но я отодвинулась и покачала головой. — Трэв…

Его хватка усилилась, он опустил голову и в его, орехового цвета глазах, я увидела решимость.

— У меня осталось меньше, чем двадцать четыре часа с тобой, Голубка. Я буду целовать тебя. И не один раз. Весь день. Буду использовать каждую возможность. Если хочешь, чтобы я остановился, просто скажи, но пока ты этого не сделаешь, я хочу сделать каждую секунду моего последнего дня с тобой запоминающейся.

— Трэвис… — я задумалась на мгновение и пришла к выводу, что он не испытывал никаких иллюзий по поводу того, что случиться, когда он отвезет меня к себе домой. Я приехала сюда притворяться и хоть нам обоим будет очень сложно позже, я не хотела ему отказывать.

Когда он заметил, как я смотрю на его губы, то вновь приподнял один уголок и нагнулся, чтобы прижаться своими мягкими губами к моим. Начиналось все мило и невинно, но стоило его губам раскрыться, как я с тем же пылом ответила на поцелуй. Его тело мгновенно напряглось, и он глубоко вдохнул, прижимаясь ближе ко мне. Мое колено сползло с края кровати, когда он приподнялся надо мной, при этом наши губы ни разу не оторвались друг от друга.

Он раздел меня в мгновение ока, и когда между нами не осталось и кусочка ткани, он схватил железные узоры на спинке кровати обеими руками, и одним быстрым движением вошел в меня. Я сильно прикусила губу, сдерживая крик, зародившийся в моем горле. Трэвис застонал, и я вжала ноги в матрас, устраиваясь так, чтобы можно было поднимать бедра ему на встречу.

Держась одной рукой за спинку кровати, а другой, обнимая меня за затылок, он входил в меня снова и снова, и от его жестких и решительных движений у меня подрагивали ноги. Его язык искал мои губы, и на груди я ощутила его глухие стоны, когда он старался сдержать свое обещание сделать наш последний день незабываемым. Я могла бы потратить тысячу лет, пытаясь выкинуть этот момент из своих воспоминаний, но он все равно будет запечатлен внутри меня.

Спустя час, я зажмурилась, каждый мой нерв сосредоточился на внутренней дрожи. Трэвис задержал дыхание, когда вошел в меня в самый последний раз, и я упала на матрас, абсолютно опустошенная. Тяжело дыша, он опустился на кровать без слов и весь мокрый от пота.

Услышав голоса внизу, я захихикала над нашим недостойным поведением и прикрыла рот рукой. Трэвис перевернулся на бок, изучая мое лицо своими ласковыми карими глазами.

— Ты сказал, что собираешься только целовать меня, — усмехнулась я.

Лежа рядом с обнаженным Трэвисом и смотря в безнадежно влюбленные глаза, я отбросила прочь свое разочарование, гнев и упрямую решительность. Я любила его, и не важно, что кричал мой разум, я не могла жить без него. Даже если бы я не передумала, мы бы не смогли жить вдали друг от друга.

— Почему бы нам не провести весь день в постели? — улыбнулся он.

— Я приехала сюда готовить, помнишь?

— Нет, ты приехала, чтобы помочь мне приготовить индейку, а у меня нет желания этого делать в течение ближайших восьми часов.

Я коснулась его лица, желание положить конец нашим страданиям стало невыносимым. Если бы я сказала ему, что передумала, и все стало как раньше, нам бы не пришлось весь день притворяться. Вместо этого, мы могли бы праздновать, как все.

— Трэвис, я думаю, мы…

— Не говори этого, ладно? Я не хочу думать об этом, пока не придется. — Он встал и натянул боксеры, подходя к моей сумке. Он бросил мою одежду на кровать, а затем надел рубашку через голову. — Я хочу оставить хорошие воспоминания об этом дне.

Я сделала яичницу на завтрак и сэндвичи на полдник. К тому времени, как началась игра, я принялась за обед. Трэвис пользовался каждой свободной минуткой, чтобы постоять рядом со мной, обхватив талию руками и целуя меня в шею. Я поймала себя на том, что постоянно смотрю на часы, отчаянно желая оказаться с ним наедине и рассказать о своем решении. Я в предвкушении ожидала увидеть выражение его лица, и вернуться к тому, на чем мы остановились.

Весь день мы смеялись, болтали и выслушивали жалобы Тайлера по поводу открытого выражения любви Трэвиса.

— Снимите комнату, Трэвис! Господи! — простонал он.

— У тебя лицо стало отвратительного зеленого оттенка, — поддел его Томас.

— Это потому что меня уже тошнит от них. Я не завидую, придурок, — усмехнулся Тайлер.

— Отстань от них, Тай, — сказал предупреждающим тоном Джим.

Когда мы сели за обеденный стол, мистер Мэддокс настоял, чтобы Трэвис разрезал индейку, и я улыбнулась, когда тот гордо встал, чтобы выполнить просьбу. Я немного нервничала поначалу, но потом меня завалили комплиментами. К тому времени, как я поставила перед ними пирог, на столе не осталось и крошки еды.

— Я достаточно приготовила? — рассмеялась я.

Джим улыбнулся, смочил губами вилку и приготовился к десерту.

— Более чем, Эбби. Мы просто хотели набить животы до следующего года… если только ты не согласишься повторить это на Рождество. Теперь ты официальный член семьи Мэддоксов. Мы будем рады тебя видеть на каждый праздник, и не для готовки.

Я перевела взгляд на Трэвиса, чья улыбка сошла с губ и мое сердце сжалось. Надо сказать ему как можно скорее.

— Спасибо, Джим.

— Не надо было так говорить, пап, — сказал Трентон. — Она должна готовить. Я не ел ничего вкуснее с пяти лет. — Он засунул в рот половину куска от пирога, мыча от удовольствия.

Я почувствовала себя как дома, сидя за столом с мужчинами, развалившимися на своих стульях и почесывающих полные еды животы. Меня накрыли эмоции от мыслей о Рождестве, Пасхе и остальных праздниках, которые я проведу за этим столом. Мне ничего не хотелось так сильно, как стать частью этой разбитой, громкой семейки, которую я обожала.

Когда торт закончился, братья Трэвиса убрали со стола, а близнецы начали мыть тарелки.

— Я сделаю это, — сказала я, вставая.

Джим покачал головой.

— Нет. Парни позаботятся об этом. Просто забери Трэвиса на диван и отдохни. Ты хорошо поработала, сестренка.

Близнецы начали брызгать друг на друга водой, и Трентон ругнулся, когда поскользнулся в луже и уронил тарелку. Томас наорал на братьев и вручил им метлу и совок, чтобы убрали стекло. Джим похлопал сыновей по плечу, затем обнял меня и направился в свою комнату, готовиться ко сну.

Трэвис положил мои ноги к себе на колени и снял обувь, массажируя мои ступни. Я откинула голову назад и вздохнула.

— Это был лучший День Благодарения с тех пор, как умерла мама.

Я подняла голову, чтобы увидеть выражение его лица. Он улыбался, но с оттенком грусти.

— Я рада, что была здесь и увидела это.

Выражение лица Трэвиса изменилось, и я приготовилась услышать, что же он собирается сказать. Сердце затрепетало в груди, в надежде, что он попросит меня вернуться, и я смогу ответить положительно. Лас-Вегас кажется далеким прошлым, когда сидишь дома у своей новой семьи.

— Я другой. Не знаю, что произошло со мной в Вегасе. Это был не я. Мои мысли были лишь о том, что мы можем купить на те деньги. Я не видел, как сильно ранила тебя мысль о моем желании вновь поехать с тобой туда, но, глубоко в душе, думаю, я это понимал. Я заслуживаю того, что ты бросила меня. Я заслуживаю все те бессонные ночи и боль, которую я чувствую. Мне нужно было это, чтобы понять, как сильно я в тебе нуждаюсь и на что я готов, чтобы оставить тебя в своей жизни.

Я в нетерпении жевала губу, ожидая той части, когда я смогу ответить «да». Я хотела, чтобы он отвез меня в свою квартиру, и праздновать наше воссоединение всю ночь. Не могу дождаться, когда появиться возможность расслабиться на его новом диване, с Тото под боком, просматривая фильмы и смеясь, как раньше.

— Ты сказала, что между нами все кончено, и я принимаю это. Я стал другим человеком после нашего знакомства. Я изменился… к лучшему. Но не важно, как сильно я стараюсь, я не могу вести себя правильно, когда нахожусь рядом с тобой. Поначалу мы были друзьями, и я не могу потерять тебя, Голубушка. Я всегда буду любить тебя, но если не в моих силах сделать тебя счастливой, нет смысла пытаться тебя вернуть. Не могу представить себя с кем-то еще, но я буду счастлив, если мы останемся друзьями.

— Ты хочешь остаться друзьями? — слова буквально обожгли мой язык.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива. Что бы для этого не требовалось.

От его слов у меня возникло впечатление, что мои внутренности вырвали разом, я удивилась той подавляющей боли, что почувствовала. Он давал мне свободу, которой я не хотела. Я могу сказать, что передумала и он возьмет слова обратно, но я понимала, что это не честно по отношению к нам двоим: притормозить, когда он отпустил меня.

Я улыбнулась, борясь со слезами.

— Пятьдесят баксов на то, что ты поблагодаришь меня за это, когда встретишь свою будущую жену.

Трэвис свел брови к переносице и его лицо помрачнело.

— Это легкий спор. Единственная женщина, на которой я хотел бы жениться, разбила мне сердце.

После этого, я не смогла выдавить из себя улыбку. Я закрыла глаза, а затем встала.

— Думаю, пора тебе отвезти меня домой.

— Да ладно тебе, Голубушка. Прости, это было не смешно.

— Не в этом дело, Трэвис. Я просто устала и хочу домой.

Он втянул в себя воздух и кивнул, тоже вставая. Я обняла его братьев и попросила Трентона попрощаться с Джимом за меня. Трэвис стоял в дверях, держа наши сумки, а Мэддоксы дружно обещали приехать домой на Рождество. Я сумела продержать улыбку достаточно долго, чтобы выйти за дверь.

По дороге к общежитию, лицо Трэвиса оставалось грустным, но не таким мучительным. В итоге, совместные выходные не были трюком, чтобы вернуть меня. Они были нашим концом.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку и придержал дверь, наблюдая, как я захожу внутрь.

— Спасибо за сегодня. Ты даже не представляешь, насколько осчастливила мою семью.

Я остановилась у подножья лестницы.

— Ты собираешься рассказать им завтра, не так ли?

Он посмотрел на парковку, а затем опять на меня.

— Я практически уверен, что они и так знают. Не только ты умеешь надевать маску безразличия, Голубка.

Я потрясенно уставилась на него, и впервые после нашего знакомства, он ушел от меня и даже не оглянулся.

Глава 18

Пачка презервативов

Финальные экзамены были настоящим проклятьем для всех, кроме меня. Дни напролет я проводила за учебой с Карой и Америкой у себя в комнате, либо в библиотеке. Наше расписание изменилось из-за предстоящих тестов, так что Трэвиса я видела только в перерывах. На зимние каникулы я поехала домой к Америке; к счастью, Шепли остался с Трэвисом, и мне не пришлось страдать, глядя на проявления любви этой парочки.

За четыре дня до окончания каникул я простудилась, что дало мне отличный повод оставаться в постели. Трэвис сказал, что хочет остаться друзьями, но ни разу мне не позвонил. Так что, я только обрадовалась возможности провести пару дней, погрузившись в жалость к себе. Мне хотелось бы избавиться от нее до возвращения в университет.

Казалось, поездка обратно в Восточный заняла годы. Я очень хотела поскорее начать весенний семестр, но куда больше мне хотелось вновь увидеть Трэвиса. За те пару раз, что я его видела, я заметила его равнодушие к остальным девушкам, что постоянно вились вокруг него, после новости о нашем разрыве. Казалось, он был доволен нашей новой дружбой. Мы почти месяц не виделись, и теперь я нервничала и не была уверена, как мне стоит вести себя с ним.

В первый учебный день, кампус наполнился свежей энергией, и его накрыло снежным покрывалом. Новые предметы и новые одногруппники означали новых друзей и новое начало. У меня не совпадал ни один предмет с Трэвисом, Паркером, Шепли или Америкой, но Финч был со мной везде, не считая одного предмета.

Я с нетерпением ждала встречи с Трэвом за обедом, но когда он пришел, то просто подмигнул мне и сел в конце стола, вместе с остальными своими друзьями из братства. Я попыталась сосредоточиться на разговоре Америки и Финча о последней футбольной игре сезона, но постоянно отвлекалась на голос Мэддокса. Он развлекал всех рассказами о своих приключениях, терках с законом, который он нарушил, и новостью о новой девушке Трентона, с которой они как-то познакомились в «Красной Двери». Я приготовилась услышать про всех девушек, которых он встретил или приводил к себе домой, но если такие и были, он не делился об этом с друзьями.