Она была сильной, независимой, смелой и благородной, она хотела сама распоряжаться своей жизнью. Аллегра вовсе не походила на тех женщин, с которыми ему случалось иметь дело. Сравнивать ее с Френсис было нелепо. Они были совершенно разными. И вряд ли нашлась бы какая-нибудь другая женщина, которая могла бы соперничать с ней по силе духа.

Кроме всего прочего, он нуждался в ней физически. Это чувство проистекало откуда-то из самой глубины, и он не знал, как его держать в узде. Джамал сказал, что переговоры и подписания договоров были лишь предлогом, чтобы лишить ее свободы. Он знал, что бедуин был прав. Тем не менее именно этим он все время и оправдывал свои действия.

Шахин все прекрасно понимал, но в этой женщине было что-то такое, что воспламеняло его кровь. Возможно, он просто верил в то, что под внешним фасадом соблазнительницы, хорошо вышколенной куртизанки пряталась женщина, о существовании которой никто не догадывался. Гордячка, которая прятала свою уязвимость под маской уверенности и хладнокровия. Ему не была нужна куртизанка Аллегра, ему была нужна та, другая, прятавшаяся под маской.

Неожиданно он обнаружил, что стоит перед входом в свой шатер. Он прислушался, надеясь услышать какие-нибудь звуки, идущие изнутри, но ничего не было слышно. Он стоял и думал, что дальше ему делать. Черт возьми, он хотел видеть ее, чтобы объясниться. Но что он мог сказать ей? Все и ничего.

Как тигр в клетке, он стал прохаживаться перед входом. Наконец, не выдержав, быстро отвернул полог и вошел внутрь. Она сидела, поджав под себя ноги, на горе подушек, которые лежали поверх тюфяка с соломой. Аллегра смотрела на него так, как будто обвиняла в страшном преступлении. Когда он подошел к ней, она быстро вскочила на ноги и посмотрел на него холодно и презрительно.

— Чего вы хотите?

В ее голосе слышался лед. Шахин не знал, что ответить на этот вопрос. Он даже не понимал, зачем вообще вошел в шатер. Нет, цель, конечно была. Он хотел кое-что объяснить ей, но не надеялся, что она поймет его. Она повела себя так, как он и ожидал. Он стиснул зубы. Она с презрением смотрела на него, и от этого он чувствовал себя неуютно.

— Я хотел попытаться кое-что объяснить…

— Не утруждайтесь. Вы подвергли меня публичному наказанию. Я послужила, так сказать, примером.

— Я сожалею о том, что так вас наказал, но вы не оставили мне выбора, — бросил он. Шахин чувствовал себя виноватым. — Другие шейхи выпороли бы вас до крови кнутами за меньший проступок. И некоторые из них, например Нассар, получили бы от этого удовольствие.

— Хотите сказать, что я должна быть благодарна судьбе, что меня били именно вы?

Она горько рассмеялась, и Шахин почувствовал себя еще более неловко. Он пытался объяснить ей, почему так поступил.

— Черт возьми, Аллегра! Мои люди должны повиноваться мне и выполнять мои приказы. Это важно, потому что во многих случаях речь идет о жизни и смерти. Вы бросили мне вызов и поставили под сомнение мой авторитет.

— Я не пыталась это делать, тем более посягать на ваш авторитет. Но вы не обладаете властью надо мной, — резко проговорила она. — Вы и в самом деле думали, что я даже не попытаюсь убежать? Буду как пленница сидеть в заточении?

— Нет.

Он покачал головой и посмотрел на нее. Ее глаза расширились от удивления.

— Я догадывался, что вы будете искать способ сбежать отсюда.

— И вы все равно продолжаете держать меня здесь против моей воли.

Ее резкий ответ задел его. Она продолжала сердиться на него, и ничто не могло ее смягчить. Отвернувшись в сторону, он потер шею. Она осуждающе посмотрела на него, в ее взгляде промелькнула насмешка.

— Я уже сказал вам, что не могу отпустить вас в Марракеш. Слишком много поставлено на кон.

Как, черт возьми, объяснить ей, почему он не позволял ей уехать? Он мог бы сказать ей о договорах, но он прекрасно понимал, что дело было не только в этом. Он просто хотел ее, и поэтому держал здесь против ее воли. Он повернулся к ней спиной, но все равно чувствовал, какие взгляды она бросала на него. Ее буквально испепелял гнев.

— Я являлась доверенным лицом влиятельных людей. В том числе и принца Уэльского. Моему слову можно верить, хотя я всего лишь куртизанка, — с горечью проговорила она слегка дрожащим голосом.

Он повернулся к ней и заглянул ей в лицо. Она не должна уничижать себя. Его глаза сузились. На мгновение ее зеленые глаза вспыхнули, в них появилась боль. Аллегра отвернулась. Она снова сделалась уязвимой женщиной. Считала, что не заслуживает уважения из-за своей профессии. Шахин почувствовал жалость к ней. Он тоже виноват в том, что она оказалась в такой ситуации.

— Не нужно так говорить о себе, Аллегра, — пробормотал он, подходя ближе к ней. Шахин взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Вы, без сомнения, заслуживаете моего доверия.

— В таком случае почему вы не отпускаете меня?

Она отдернула голову от его руки, в ее глазах промелькнули злые огоньки.

— Если я позволю вам вернуться в Марракеш… к Шафтсбери… — У него все перевернулось внутри, когда он представил ее с виконтом. — Если бы вы знали, что ваше возвращение в Марракеш может спровоцировать войну, вы бы поехали?

— О чем вы говорите? — Ее гнев мгновенно утих, и она покачала головой. — Какая нелепость! Как я могу спровоцировать войну?

— Когда я приехал в Марокко, берберы представляли собой дюжину племен, разбросанных по стране. Они постоянно совершали набеги на лагеря друг друга. Это называется газва. И когда происходили эти набеги, всегда гибли люди. — Его челюсть напряглась, он сразу вспомнил, как погибла Ясмия от руки Нассара. — С одобрения султана шейх Махмуд и я обзавелись союзниками и заключили несколько договоров, которые положили конец этим кровопролитным войнам.

— Я по-прежнему не понимаю, какое отношение это все имеет ко мне.

Аллегра раздраженно выдохнула.

— Часть договоров обсуждалась при участии французских, испанских и британских официальных представителей. Я выступал на этих переговорах как один из лидеров совета шейха Махмуда.

— Вы не сказали им, что вы англичанин, — выдохнула она.

Аллегра начинала понимать суть происходящего.

— Я вел переговоры и заключал договоры под моим бедуинским титулом. И мне даже не пришло в голову объяснить им, кем я был на самом деле, — проговорил он с отвращением. — Когда мы поняли, какие последствия это могло иметь, было уже поздно.

— И если Чарлз найдет вас, а потом поговорит не с теми людьми… — тихо сказала она и посмотрела ему в глаза.

— В таком случае вы явитесь тем катализатором, который возобновит насилие среди племен, — убежденно проговорил он.

— Но Нассар знает, кто вы. — В ее голосе послышалось подозрение. — Почему вас это не волнует?

— Он боится султана. У Мулея Хасана хорошие отношения с консулами. Нассар не хочет, чтобы его незаконными действиями заинтересовались французы или испанцы.

— А это означает, что он будет молчать до тех пор, пока это служит его целям, — озадаченно проговорила она и нахмурилась. — Но если он откроет вашу тайну, договоры скорее всего не будут заключены, и тогда Нассар воспользуется своим преимуществом. Он укрепит свои власть и влияние.

— Как обычно, я недооценил вас, — тихо сказал он. — Кроме майора Хастингса, найдется лишь несколько человек не из племени, которые понимают всю сложность сложившейся ситуации.

Он был потрясен ее способностью сразу же проникать в суть дела. Его предвзятое мнение мешало ему увидеть, какой умной и проницательной была эта женщина. Теперь вопрос стоял так: останется ли она теперь здесь по доброй воле? До этого момента он не предоставлял ей выбора, и она стала презирать его за это. Глубоко вздохнув, она с решимостью подняла глаза.

— Похоже, вы загнали меня в тупик. Мне придется остаться здесь до отъезда Чарлза из Марракеша. — Она недоверчиво смотрела на него. — Но в наших отношениях это ничего не меняет. Дайте мне слово, что не воспользуетесь преимуществами сложившейся ситуации.

— Охотно, если вы скажете, что не хотите меня. — Он поднял руку, увидев, что она собралась возражать. — И я пойму, если вы скажете мне правду, Аллегра.

Она бросила на него пылающий взгляд, а потом повернулась к нему спиной.

— То, что я чувствую, ничего не меняет. Я не лягу в вашу постель.

— Я не заставлю вас сделать это, я только постараюсь убедить.

Сказав это, он повернулся и вышел из шатра. Она хотела его. Она открыто это не признала, но ее молчание подтверждало, что это было так. Этого было достаточно, чтобы вселить в него надежду. Он будет ухаживать за ней и, возможно, добьется своего. Она согласится лечь с ним постель, но на то уже будет ее воля. Он сделает все возможное, чтобы она выбрала его.


Глава 12


День угасал, и знойное марокканское небо прочертили розовые, красные и желтые полосы. Сливаясь с небесной синевой, они создавали живописную картину, менявшуюся с каждой минутой. Атласские горы вздымались ввысь в тщетной попытке коснуться разноцветных лент над их вершинами, таких близких и таких далеких. От горного хребта до самого горизонта, за который садилось солнце, простиралась каменистая равнина с редкими островками яркой зелени. Понравилось бы Корделии в Марокко? Мысль о племяннице вызвала у Аллегры приступ тоски по дому.

Прежде чем уехать из Англии, она написала Корделии, сообщив о своем намерении отправиться в Марокко. Она не стала упоминать о письме, полученном от племянницы, в надежде, что Корделия решит, будто до Аллегры не дошло известие о помолвке. Это давало ей время, чтобы разобраться в ситуации. Аллегра часто путешествовала, и было более чем вероятно, что Корделия не сочтет ее затянувшуюся поездку необычной. К тому же ее отсутствие помешало бы леди Бледсоу обнаружить их родство.

Аллегра вздохнула. Нет ничего важнее счастья Корделии, и она никогда не простит себя, если оно будет погублено по ее вине. Возможно, ее согласие оставаться здесь, пока Чарлз не покинет Марракеш, — благословение, ниспосланное выше. А может, и нет. Последние несколько недель явились суровым испытанием для нее. Потребовалось время, чтобы смириться с тем, что Шахин подверг ее наказанию перед всем племенем. Она понимала, что им двигало, но простить все равно не могла. Впрочем, его объяснения и очевидное раскаяние сделали свое дело. Слова могут быть мощным оружием в устах мужчины, особенно если он обладает даром убеждения. Шахин был верен своему слову. Его способность убеждать оказалась куда сильнее, чем она ожидала.

Она полагала, что, объявив о своих намерениях, он будет делать все, что в его власти, чтобы соблазнить ее. Но нет. Он делал все наоборот. Флиртовал, дразнил, заботился о ее удобствах, но даже не пытался поцеловать. Порой Аллегра не знала, благодарить его за это или проклинать. Особенно когда обнаружила, что жаждет его прикосновений. Даже не касаясь ее, он разрушал ее способность противостоять ему.

Он обеспечил ее книгами для чтения, а его друг, Джамал, учил ее берберскому языку. Шахин взял за правило брать ее на верховые прогулки по утрам. Во время этих прогулок они почти не разговаривали, но она находила его общество приятным. Он был умен, обладал чувством юмора, и во многих отношениях напоминал ей Чарлза. Семейное сходство становилось еще более заметным, когда он флиртовал с ней, — из-за дьявольской улыбки, такой же, как у его кузена.

Хотя он скрывал желание, которое испытывал к ней, оно всегда присутствовало. Не раз, подняв глаза, Аллегра обнаруживала, что он наблюдает за ней с голодным видом, который пугал ее и вместе с тем приводил в восторг. Шахин тут же отводил взгляд, но успевал зажечь в ней ответное пламя. Только в последнюю неделю она начала осознавать, что избранная им тактика соблазнения приносит свои плоды. Она обнаружила, что по ночам видит его во сне и просыпается с острым желанием почувствовать его прикосновения. Это было опасное желание, грозившее перерасти в увлечение, которое могло осложнить их неизбежное расставание.

Но как бы Аллегра ни боролась со своим влечением к Шахину, она знала, что проигрывает сражение. И была уверена, что он это тоже понимает. Это чувствовалось по тому, как его пальцы скользили по ее пальцам, когда он вручал ей что-либо, и по тому, как его руки задерживались на ее талии, когда он подсаживал ее на лошадь.

Вздохнув, она сосредоточилась на окружающем пейзаже. За прошлый месяц она полюбила пустыню и ее обитателей. Бедуины были оптимистами, несмотря на все трудности своего существования. Простота быта оставляла им достаточно свободного времени, чтобы посвящать его друзьям и родным. Во всем здесь присутствовала безмятежность, успокаивающая душу, напоминая ей о том, чего ей так не хватало в детстве. О настоящей семье.