Ольга Лебедева - Прекрасная Охотница

Фролов хотел было что-то возразить на это, но теплая и мягкая ладошка быстро легла на его губы.

— Я понимаю, вам нелегко сейчас во всем открыться, — тут же прервала уже готовое вырваться у него восклицание Арбенина. — Но уверяю, Петр Федорович, вам нечего опасаться теперь. Беды ведь покуда не случилось, а стало быть, и вины вашей никакой нет. А что до преступного умысла…

— Какой вины? Какой еще умысел?

Стрелок, вконец растерянный, взирал на молодую женщину в полнейшем изумлении.

Прекрасная Охотница некоторое время молча смотрела на него, как серьезная и добродетельная мать глядит на не в меру расшалившегося ребенка. С тою лишь разницей, что этих двоих людей связывали совсем иные, гораздо более сильные чувства. И одна из них знала гораздо более другого, насколько тяжела и опасна ситуация, в которую угодили оба.

— Петр Федорович, — мягко произнесла Арбенина. — Давайте, право, прекратим уже играть в жмурки. Поверьте, я искренне вам симпатизирую и желаю только лишь добра. Ведь сейчас еще покуда дело можно замять! Представив его исключительно как плод досужих слухов и пустых кривотолков. Разумеется, то, что вы задумали, никоим образом не оправдывает вас. Но я, вы видите, даже и не пытаюсь выспросить, что же за печальные обстоятельства вашей жизни вынудили столь достойного человека к решению ужасному и совершенно опрометчивому. Цените это, сударь, и позвольте же помочь вам!

— Но позвольте уж и вы, Диана Михайловна! — теперь уже стрелок в свою очередь воскликнул с негодованием и лихорадочным блеском в глазах. — Что за решение? Каков умысел? Воля ваша, я ни-че-го-шень-ки не понимаю!

— Ой ли? А я полагаю, что вам-то, Петр Федорович, все известно и получше моего, — на сей раз сухо ответила Прекрасная Охотница. — Как лучшему, непревзойденному стрелку во всей здешней губернии!

Фролов вновь попытался что-то возразить, но Диана в сердцах резко отвернулась к окну, и он осекся.

Прошло несколько долгих, мучительных минут, и лишь после того женщина заговорила. И по мере того как она открывала перед Фроловым все то, что не давало ей спокойно спать по ночам вот уже столько дней, Петр Федорович внимал ей с тревогой и все возрастающим изумлением.

Мы же теперь прочтем некое письмо, написанное и отправленное еще зимою, которое, в сущности, и стало главною — и тайною! — причиной приезда Прекрасной Охотницы Дарьи Арбениной в Казань. Именно его рукописная копия лежала сейчас в конверте меж страниц книги, ставшей в последнее время для госпожи Арбениной буквально настольною книгой.

Это было французское издание «Тщательных наставлений по стрелковому делу» полковника бельгийской армии Эжена Труайе, признанного мастера стрельбы и авторитетного знатока лучших систем огнестрельного оружия во всем мире.

При чем здесь стрелковое дело и откуда у светской дамы из столицы столь причудливые интересы, станет известно из уже упомянутого письма.

Вот оно:

«СОПРОВОДИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА МОСКОВСКОГО ОБЕР-ПОЛИЦЕЙМЕЙСТЕРА Н.У. АРАПОВА НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА КОРПУСА ЖАНДАРМОВ Н.В. МЕЗЕНЦОВУ „К АНОНИМНОМУ ПИСЬМУ О ПОДГОТОВКЕ ПОКУШЕНИЯ НА АЛЕКСАНДРА II“»

22 декабря 1869 г.

Конфиденциально

«Милостивый Государь, Николай Владимирович.

Господин Московский почтдиректор препроводил ко мне вынутое из почтового ящика, адресованное на мое имя анонимное письмо, в котором заявляется об угрожающей опасности священной особе его императорского величества и о подготовке с этою преступною целью покушения в Казани.

По способу заявления, изложению его и искусственности почерка можно полагать, что оно составляет чей-то личный вымысел. И хотя за всеми ранее принятыми мерами не обнаружено никаких признаков подготовки покушения, однако ввиду чрезвычайной важности предмета, которого касается заявление, я считаю долгом препроводить к вашему превосходительству копию с оного, а равно и с надписи на конверте, в котором оно получено. Имея честь присовокупить, что мною сделано распоряжение о секретном строжайшем и неослабном наблюдении к открытию преступного замысла, о котором упоминается в анонимном письме, и если бы были обнаружены малейшие признаки оного, то я тотчас же сообщу вам о том.

Примите уверение в моем к вам истинном почтении и совершенной преданности.

Н. Арапов»

Копия с письма, вынутого из почтового ящика.

«Не могу больше молчать, дело слишком суриозное. У нас в Казани намерены убить царя в первый же ожидаемый приезд. Стрелять будут из охотницкого ружья, должно быть, еще на пароходе. Ради Бога, приймите меры, заговор слишком хитер, убийца всех искусней, и другого Комиссарова не будет. Пока не высказываю себя, боясь мести убийцы. Теперь же сообщаю об этом в Петербург».

Копия с надписи на конверте:

«Его превосходительству генералу-адъютанту Арапову

Господину обер-полицеймейстеру в Москве

Государственное дело!!!»

Об этом, пусть и не вполне дословно и опустив некоторые подробности, и поведала Дарья Михайловна Арбенина Петру Федоровичу Фролову Чем повергла того в первую минуту в еще большее изумление, а затем — в совершеннейшее смятение.

— Ну, довольно, теперь вы знаете все. Откроем карты, сударь! — решительно бросила Прекрасная Охотница. — Как вы уже поняли, в Казани нынче готовится покушение на самого государя. Мой долг — предотвратить сие преступление еще в корне, причем, во что бы то ни стало. Именно потому я здесь.

— Господи… Диана Михайловна… голубушка, — прошептал Фролов. — Да как же так? Кто вы есть на самом-то деле?

Фролов во все глаза смотрел на даму из Петербурга. По всему было заметно, что он до сих пор еще не до конца переварил услышанную весть, неслыханную и невероятную. И, конечно же, был изрядно заинтригован тем, что столь поразительный факт ему довелось услышать из прекрасных уст той, от которой Петр Федорович уж никак не ожидал узнать ничего подобного.

— Кто вы?

— Слуга государя, — тихо ответила женщина.

— Вы??

— Обязанная ему столь многим, что с этим покуда еще не сравнится то малое, чем я ему служу.

— Женщина — и на службе? — недоверчиво протянул Фролов.

— Как и все мы, дворяне, — убежденно произнесла Арбенина. — К тому же наш род имеет древние корни. Мои предки служили российским царям верой и правдой. Потому и я, потомственная Арбенина, не вижу веских причин, отчего бы и женщине не послужить императорскому трону не за живот, а за совесть.

— Но ведь это… что в письме, — Фролов на мгновение замялся. — Это же ведомство исключительно секретной части. Третье отделение… тайная полиция…

— Конечно, — кивнула Прекрасная Охотница. — С тою лишь разницей, что я не состою официально на службе в Жандармском корпусе. А значит, не числюсь в списках и не получаю, так сказать, пайкового и котлового довольствия.

На последней фразе Прекрасная Охотница слегка усмехнулась.

— Это просто… невероятно!

Охотница смерила ироническим взглядом стрелка.

— Я женщина особенная, Петр Федорович. Как вы, должно быть, уже имели случай убедиться, — заметила она. И сделала жест, словно снимает со своей прелестной головки яблоко-мишень.

Фролов лишь руками развел от замешательства, раздираемый противоречивыми чувствами.

— Оттого и состою при особенных поручениях, — вдругорядь усмехнулась Арбенина. — Вы же человек умный, Петр Федорович. Вспомните государя императора, Париж, Польшу, наконец… Полагаете, в этом мире еще случаются чудеса?

— Когда речь идет о самодержце Александре Втором Освободителе — навряд ли, — после некоторого размышления ответил стрелок. И чуть сощурил задумчивые, умные глаза.

— Так, значит, говорите — Париж, сударыня… охотница?

— Да, — спокойно кивнула Арбенина. — Хотя все-таки скорее — охранительница. И сначала был Летний сад.

Солнечным днем 4 апреля 1866 года российский император Александр II Освободитель отправился на давно привычную прогулку с племянниками в Летний сад. После чего подумывал наведаться в Зимний дворец, где изредка встречался с Екатериной Долгоруковой в бывшем кабинете Николая I. В кабинете имелись отдельный вход и потайная лестница, соединявшая с личными апартаментами самого Александра.

По этой причине он находился в прекраснейшем настроении духа.

Насладившись свежим воздухом и завершив гуляние, самодержец вышел за ворота, чтобы сесть в коляску. Он уже садился, когда из толпы зевак, с любопытством взиравших на прогулку государя, неожиданно вышел молодой человек с бледным лицом. В мгновение ока юноша выхватил из кармана револьвер и направил его прямо в грудь российского императора!

— Нападение было абсолютно неожиданным, — покачала головою Арбенина. — По всем статьям дело должно было окончиться трагически. Если бы не тот картузник…

При этих словах она загадочно улыбнулась.

Газеты тех лет писали, что императора-самодержца спасла только чистая случайность. Стоявший поблизости крестьянин Осип Комиссаров успел ударить убийцу по руке. Пистолет качнуло, и пуля пролетела мимо. Второго выстрела произвести он уже не успел. Жандармы тут же схватили покушавшегося и подвели его к экипажу императора.

— Наш царь воспитан был Жуковским, — заметила Арбенина. — Тот привил государю острую наблюдательность поэта и умение делать в любой ситуации мгновенные выводы. Император Александр сразу предположил, что покушение, скорее всего, подстроили поляки, в качестве мести за подавленный бунт.

— Ты кто, поляк? — первым делом спросил юношу Александр.

— Я русский, — ответил террорист.

— Отчего ж ты стрелял в меня? — удивился император.

— Ты обманул народ, — ответил молодой человек. — Обещал ему землю, да не дал.

— Вы помните этот разговор дословно? Вы… были там?

Последняя фраза стрелка прозвучала почти утвердительно. Прекрасная Охотница одарила его снисходительной улыбкой.

— После арестованного отвезли в 3-е отделение. Звали его Дмитрием, фамилия Каракозов. Из революционеров — учителей, адвокатов и студентов. Они готовили насильственный переворот. 36 из них приговорили к каторге и ссылке, а самого Каракозова повесили на Смоленском поле.

Фролов остро глянул на молодую женщину. — Вы ведь сейчас сказали… не всё… верно, Диана Михайловна?

— Ну в общем…

Арбенина неопределенно пожала плечиками.

— За исключением двух, малозначительных для истории деталей. После того у нас в России появился новоиспеченный дворянин…

— Ах, славный Осип! — кивнул Фролов. — Сие мне известно.

Мастеровой Осип Иванович Комиссаров после того случая был против всех правил возведен во дворянство «за доблестное спасение жизни Императора Александра II», о чем взахлеб писали все газеты, упиваясь верноподданническими восторгами.

— Нынче он уже не мужик-картузник, а дворянин Комиссаров-Костромской. Потому как происхождения Осип — из крестьян Костромской губернии.

— Удачно подвернулся под руку? — осведомился Петр Федорович.

— Есть и другие версии, — заметила Прекрасная Охотница. — Целых две. В Третьем отделении убеждены, что стрелявший промахнулся в царя исключительно вследствие своей неопытности в обращении с оружием.

— А другая?

— Она малоизвестна, — ответила Арбенина. — Будто бы дуло пистолета господина Каракозова и впрямь оттолкнул стоящий рядом Комиссаров. Но только…

— Что — только?

— Только лишь вследствие того, что Комисарова в свою очередь толкнули. В результате чего пуля-дура и пролетела рядом с головой нашего государя.

— И так удачно толкнули, — продолжил за Охотницей Фролов, — что тот толкнул студента с пистолетом!

— Именно, — кивнула Арбенина, на сей раз уже без тени усмешки.

— Надо полагать, человека, толкнувшего картузника, в итоге так и не обнаружили? — спросил Петр Федорович.

— Разумеется, — подтвердила петербургская гостья. — Сами посудите, до того ли было! Шум, гам, крики, дым пороховой — все боялись, что задело государя.

— Стало быть, это и есть вторая деталь, как вы говорите, для истории малозначительная! — восхищенно покачал головой Фролов. — Ловко!

Он с минуту любовался молодой женщиной, оказавшейся одновременно и яркой, и умеющей оставаться в тени даже на ослепительном свету покушения на государя.

— Чертовски интересно, — выдохнул Фролов, облизывая от возбуждения и любопытства разом пересохшие губы. — У нас в Казани по этому случаю возведена крупнейшая из городских часовен. «В память избавления Государя Императора Александра II от злодейского покушения 4 апреля 1866 года».