Порта в польские дела не вмешивалась, у нее своих забот полный рот – война с Персией. Однако наш посланник в Стокгольме Неплюев доносит, что мир России с Портой висит на волоске. Точкой спора была Кабарда, которую Россия считала своей, а Порта не соглашалась, утверждая, что Кабарда принадлежит крымским татарам, то есть, считай, самой Порте.

Крымский хан под предлогом войны с Персией без спросу России перевел через Кабарду свои войска. Татары считали, что русским принадлежит только узкая полоска земли вдоль моря, там стояли наши гарнизоны. На эту землю татары не сунулись, повели свои войска через горы. Но ведь все равно через принадлежавшую нам землю. И русская армия их там атаковала.

Тут уж Бирон знал все досконально, поскольку приятельствовал с принцем Людвигом Гессен-Гамбургским. Людвиг уже десять лет служит в России, отменный вояка, его словам можно верить. Людвиг был тогда на Кавказе вместе с генералом Еропкиным. Они заманили татар в ущелье и там разметали татарскую армию, обратив ее в бегство. Татары остановились в чеченских землях и принялись мутить против России местное население.

А теперь Франция мутит Порту, де, она должна объявить войну России за отлучение Кабарды, за нарушение мирного договора введением своих войск в Польшу и введение наследственного престола, что противоречит польским вольностям.

Бирон потер глаза, потянулся, распрямляя затекшие члены. Нет, он не будет ничего выведывать относительно политики у Остермана, он не призовет к себе завтра аббата Арчелли. Он подождет, посмотрит, как дальше будут развиваться события. Смотреть на чужие интриги и дрязги со стороны – право, это истинное удовольствие для умного человека.

14

Агент Петров не умер, но рана, нанесенная Шамбером, оказалась серьезной. Познания в языках польском, французском и немецком позволили ему сыграть в лазарете роль ганноверца, случайно угодившего в осажденный город и попавшего под пулю разбойников. Откликался он на имя Гербер.

Хочется хотя бы немного рассказать об этом трудолюбивом и по своему мужественном человечке, который хоть и играет второстепенную роль в нашем повествовании, является в каком-то смысле клейкой лентой, склеивающей в нужном месте сюжет.

Итак, что такое маленький человек в эпоху Анны Иоанновны? Он был всего лишь винтиком в машине сыска, но винтиком надежным, хорошо вкрученным в гнездо. Агент Петров не рассуждал, что есть хорошо, а что плохо. Он был солдатом, исполнительным и аккуратным, он знал свое дело и любил его.

Но службу свою на пользу государства он начал в другом ведомстве. Двадцать годков ему было, когда государь Петр учредил при Сенате особый «фискальный отдел» во главе с обер-прокурором. В обязанности новых сотрудников входило: наблюдать тайно, не учинился ли где неправый суд, не совершился ли незаконный, липовый «сбор в пользу казны», нет ли где грабежа и взяток. Они должны были донести на каждого, кто неправду учиняет, и если донос подтвердится, то половина штрафа злодея идет в пользу государства, а половина в пользу фискала.

Свою карьеру Петров начал в провинции самым малым чином. Случались в работе ошибки, но он был усерден в службе, начальство было им довольно. В пользу его честнос ти, а может глупости, говорит то, что, преуспев в провинции и попав в столицу, он так и не разбогател, а деньжат накопил только на малый домишко в Охте. Домик, правда, был справный, чистенький, с улицы палисад с мальвами, сзади за высоким забором плодовый сад с великолепным, крупным крыжовником. И не завидовал, что другие-то его соратники в неравной борьбе за справедливость имели куда лучшие жилища, а иные и особняками обзавелись.

А все почему? Слаб человек. Закон-то верный, плохих законов не бывает, беда только, что он рассчитан как бы на ангелов, в каждом человеке еще и черт сидит. Грех-то посильнее нас будет, а потому верные псы государевы, подобно обывателям, стали писать облыжные доносы в свою пользу. Понравился дом у соседа, тут же настрочишь на него бумагу. Сочинить донос не трудно, пошевели мозгами и в каждом россиянине найдешь противозаконные поступки, добавь к этому, де, говорил опасные речи и поносно ругал государыню, называя немкой безродной (а об этом весь Петербург кричал!), и готово дело.

Как уже было говорено, над всеми фискалами стоял обер-прокурор. Он облачен был огромной властью. Даже если взяточник и вор сидел в Сенате, он и его мог вывести на чистую воду. Всем известно громкое дело князя Гагарина, сибирского губернатора. Разоблачить его помог обер-прокурор Нечаев. Петров работал с ним, честнейший человек, смелый, преданный делу без остатка, о нем все говорили – неподкупен! Государь доверял ему, как самому себе, и много злоупотреблений было пресечено и первейшие для России по важности дела были завершены разумно и толково.

Однако грянул гром и для Нечаева. Обвиняли его не столько во взяточничестве, сколько в укрывательстве – знал и не донес. Фискал Петров был на казни. Состоялась она на Васильевском острове у здания двенадцати коллегий. Эшафот разместили под виселицей, где недавно еще висел князь Матвей Гагарин. Кроме Нечаева казнили еще трех заслуженных фискалов – за взятки. Несмотря на собачий январский холод, народу на площади собралось великое множество, большую часть толпы составляли чиновники и канцеляристы с женами, явившиеся на казнь по приказу начальства.

Казнь была столь мучительной, что автор не рискнет заняться ее описанием. На виду честного народа осужденных на колесе «допытывали», чтобы узнать последнюю, самую важную правду. За колесом семенил священник и шептал уже бесчувственному Нечаеву: повинись еще и в этом деле, повинись, и тогда сразу на плаху, и кончатся твои муки. Государь со свитой смотрел на казнь своего любимца из окон ревизион-коллегии. Рядом притихла свита. Было это ровно десять лет назад.

На агента Петрова эта казнь произвела ужасающее впечатление. Уж, кажется, видели-перевидели. В восемнадцатом веке от обилия справедливых казней на это действо привыкли смотреть с таким же спокойствием, как мы смотрим по телевизору кадры про самое ужасное насилие. А тут вдруг и проняло, агент Петров понял, как опасна и непредсказуема его служба. Отказаться от нее было сложно, почти невозможно, но через год почил в бозе царь Петр, и наш незаметный герой бочком, бочком, мелкими перебежками, не без помощи друзей, они и у фискалов бывают, перебрался в другое ведомство, которое сейчас бы назвали военной разведкой, а тогда оно точного определения не имело. Там он выучился шифрам, тайной цифири, но особо хорошо показал себя как наружный наблюдатель. Собственно, на этом он и сделал карьеру, попав в личное услужение к Бирону.

Работал, и успешно, но видно ослабил бдительность, если поймала его неприятельская пуля. Но оклемался, фискалы, хоть и бывшие, живучая порода. Как только на ноги встал, начал работать. Шамбера он упустил, это ясно. Вначале мучил профессиональный стыд, но потом прикрикнул на себя – не распускайся, ты всегда отечеству нужен.

Взятию Дангица агент радовался как ребенок. Тут, конечно, и патриотические чувства распирали грудь, но главное, наелся, наконец, вволю. Оголодал во время осады и болезни до полной неприличной худобы. А как только наелся, тут же накатал светлейшему Бирону отчет. В первых строках покаялся – упустил объект, далее сообщил о своем бедственном положении, присовокупив, что последнюю депешу с просьбой выслать деньги отослал в Петербург с князем Матвеем Козловским.

Но уже через день Петров обругал себя за поспешность. Мало того, что он послал письмо обычной почтой, которая ненадежна, так еще содержание послания было глупым, никчемным, ясное дело, начальство его за это по голове не погладит. Сейчас не про Шамбера надо писать, кому он нужен, а вести серьезную работу в павшем городе. Он хоть и взят нашей доблестной армией, в нем наверняка продолжается скрытая политическая борьба, и он, Петров, должен найти подпольных врагов и известить о них их высочество. Не повезет – другое дело, но попытаться он обязан.

Он стал бродить по улицам Данцига, вслушиваясь в речи и победителей – русских солдат, и побежденных. Народ беспечен, всегда сболтнет что-нибудь такое, что можно будет записать, а потом принести в клюве по инстанции.

Говорили о холоде, голоде, о погибших родственниках, о нарушенных торговых связях, но и политические речи можно было словить. Народ волновало, как покинул город Станислав Лещинский. Люди говорили не таясь, высказывали разные предположения. Одни уверяли, что экс-король наверняка уплыл на французском корабле и сейчас благополучно обретается в Гамбурге. Другие высказывали более смелые предположения: Лещинского надо спрятать, а от России лучше всего укрыться в Турции, уж со Стамбулом Россия из-за польских дел не будет воевать.

И тут повезло. Петров пришел на таможню справиться о давно ожидаемом из России грузе, посылке от жены со всякой мягкой рухлядью: бельем, носильными вещами, теплой накидкой, шапкой и варежками. Война помешала продвижению посылки, а сейчас при замирении груз мог и обнаружиться. Ну а если не найдут, и черт с ним, иногда больше теряем.

Петров потолкался в зале среди народа, которого в тот день скопилось великое множество, и, наконец, пристроился на подоконнике рядом с двумя мужчинами, по виду ремесленниками. Правда, разговор, который они вели, выдавал их принадлежность к другому сословию. Хотя, может быть, ремесленникам самое время вести разговоры на эти темы. Да и не так уж он хорошо знает польский, чтобы понять все тонкости их беседы.

Вначале они говорили о пленных, есть, мол, надежда, что их будут возвращать из России. Потом стали обсуждать продовольственные вопросы, а именно поступление зерна. Мельницы, говорили они, совсем истощились и прикидывали, когда ждать снятия запрета на ввоз пшеницы, назначенный русской государыней. Конечно, не удержались они и от того, чтобы не поговорить о видах на будущее. Тема была животрепещущая и опасная. Поэтому временами собеседники переходили на шепот.

Слух у Петрова был отменный и, слава Всевышнему, от ранения не пострадал, но и при его слухе он не все разбирал. Тот ремесленник, у которого серый суконный кафтан без позумента, был слегка гугнив, и это очень мешало правильному восприятию слов. Второй, в сером суконном кафтане с позументом по обшлагам, был более говорлив и решителен. Как бы поправляя затекшие от долгого сидения члены, Петров слегка приблизился к двум собеседникам и замер. Каменный подоконник так и исходил холодом, кажется лето, а все равно зад замерз, даже поясницу начало ломить, но агент сидел совершенно неподвижно, даже глаза прикрыл, выражая усталость и невнимательность к происходящему.

– Французы нас не оставят, помогут, – тихо, но достаточно решительно сказал гугнивый.

– Может, и не оставят, но я думаю, что лучше бы оставили. Пусть лучше будет один хозяин, чем два. Даже если этот хозяин… Ну, ты сам понимаешь. Двоих нам не потянуть.

– Еще ничего не решено. Король отчаянный человек, согласился на побег.

– А что ему было не согласиться, – хмыкнул второй, тот, что с позументом, – он ничем не рисковал. Русские сами помогли его побегу.

– А ты откуда знаешь? – у гугнивого, казалось, от удивления подпрыгнула шляпа на голове.

– Да уж знаю. Французы, говорят, славную сумму денег отвалили. Понимаешь кому?

– Главному? Миниху? – поразился первый. – И много заплатили?

Головы собеседников сдвинулись, губы того, что с позументом, коснулись уха гугнивого, названная сумма влетела туда, как вздох. Петров вытянул шею, словно гусь, но ничего, кроме этого вздоха, не услышал.

– Гербер, гербер! – закричал таможенник.

Петров очнулся, понимая, что его зовут. Тьфу, стоило бежать к таможеннику, чтобы получить из его рук огромный тюк ненужного белья и одежды. Зачем ему летом епанча с рукавами на меху и картуз пуховой? Видно, все-таки проклятое ранение помутило его разум. Или он просто стареет? Ранее он никогда не бросил бы на полдороге такой разговор, дослушал его до конца, а затем последовал хотя бы за серым сукном с позументом, чтобы выяснить, кто таков, чем живет и все такое прочее, чтобы потом в одиночестве внимательно обдумать, можно ли верить его словам или нет.

А тут сплоховал. Когда с тюком в руках он вернулся к обжитому подоконнику, мужчин, по виду ремесленников, и след простыл. Посылая очередную депешу Бирону, теперь уже не обычной почтой, а тайной, скорой, армейской, он несколько раз повторил, что не проверил полученные сведения. Но он знал, всем нутром чувствовал, что Бирону этот отчет в любом виде подойдет.

И в конце концов… Что, агенту Петрову больше всех надо? Да черт с ними со всеми, и с фельдмаршалом Минихом, и с королем Станиславом! Ему бы до дома добраться да жалование за полгода получить. На ордена он никогда не рассчитывал, но отпуск по ранению он у них зубами вырвет. И последняя депеша в Петербург ему в этом поможет.

15