Он же не знал, что я качала головой вслед своим тающим с каждой минутой шансам. Ведь если он не потащит меня в номер хотя бы за полчаса, значит, он даже не собирается соблазнить меня. Значит, я ему не так уж и нравлюсь. А все его комплименты, здравицы, пламенные взгляды — это просто его обычная манера вести себя с существами противоположного пола…

— Идет! — с трудом подавив вздох разочарования, ответила я. — Только вы должны меня слушаться. — Согласен!

— На сколько у вас заказано такси?

— На двадцать три ноль-ноль.

— Но почему так поздно? — испугалась я. — А если машина задержится? А светофоры?

— Ерунда! До Рижского вокзала езды пятнадцать минут. Со всеми светофорами от силы двадцать. Десять ми нут на посадку. Я успею даже ползком… Только обещайте запихнуть меня в мой поезд, а то еще пару рюмок, и я могу действительно что-то перепутать! Мне почему-то рядом с вами очень хочется пить… Просто нестерпимая жажда какая-то…

— Попробуйте утолить ее «боржоми», — предложила я. Только не хватало мне возиться с пьяным. И на себе тащить его к поезду. К сожалению, оказалось, что он не бабник, как я думала раньше, а алкоголик…

— Вам это совсем не составит труда, — сказал он. — Машина подождет вас у вокзала и доставит прямо домой. Мне так не хочется расставаться с вами… — Он накрыл своей рукой мою руку и слегка сжал, просительно глядя мне в глаза. Когда у него появлялось такое выражение, он сразу становился похож на ребенка. — Мне будет очень приятно, если вы меня проводите. Поверьте, так неуютно и грустно уезжать, когда тебя никто не провожает…

— Конечно, я провожу вас, — сказала я.

— И посадите в мой поезд? — уточнил он.

— Ну конечно! — я пожала плечами, не понимая, чего же он так хлопочет.

— Поклянитесь!

— Чем? — натянуто улыбнулась я. Меня начала слегка раздражать его пьяная настойчивость. — Вашим литературным будущим.

— Ну, этим-то — пожалуйста, этим — сколько угодно. А руку я, очевидно, должна при клятве положить на статью? — Это было бы замечательно.

Я достала из сумочки сложенные пополам листочки, положила на них левую руку, правую прижала к сердцу и торжественно произнесла:

— Клянусь своим великим литературным будущим, что провожу вас до вокзала, посажу в поезд, доведу до вашего места и уйду, только убедившись, что у вас приличные соседи по купе.

— Сразу стало легче на душе. Я не могу не выпить за такое редкое великодушие!

— Я сказала — доведу, а не донесу, — предупредила его я.

— Вы даже не представляете, насколько я трезв! — Он многозначительно поднял вверх палец. — Кстати, а соседей по купе у меня не будет, — заметил он как бы ненароком, наливая мне шампанское, а себе коньяк. — Я еду в спальном вагоне и выкупил второе место… — Он быстро взглянул на меня и тут же отвел взгляд.

«Ах вот оно в чем дело, — с облегчением подумала я. — Вот, значит, какой у вас план, ваше величество… Значит, вы меня хотите каким-то образом уломать поехать с вами… Браво, чемпион! Но ничего не выйдет. Нельзя же все время думать только об атаке. Нужно и планы противника принимать в расчет».

— Зачем же нужно было так тратиться? — еле скрывая насмешку, спросила я.

— Не люблю спать в одном помещении с чужими людьми…

— Да, это уважительная причина, — рассмеялась я.

Уже под самый конец ужина он как бы вскользь спросил:

— Вы бывали в Риге?

— Пока не довелось…

— Хотите поехать?

— Прямо сейчас? — усмехнулась я.

— А что? — пожал плечами он.

— Я легка на подъем, но не настолько…

— А что вам мешает?

— Очень и очень много вещей мне мешают, — сказала я на этот раз серьезно. — И давайте не будем больше об этом говорить… — Я посмотрела на часы. — Вам через пятнадцать минут нужно сесть в машину, а вы еще не расплатились с официантом.

— Ну, это быстро, — беззаботно ответил он. — Вы позволите покинуть вас на две минуты?

Меня неприятно царапнуло, что он так легко отказался от своих тайных намерений. А сколько слов я прочитала в газетах о его невероятной целеустремленности… Вот и верь после этого газетам.

Его не было минут семь. Он вернулся, неся в обеих руках большую картонную коробку, перевязанную шпагатом.

— Мы опаздываем, — тревожно сказала я, поднимаясь к нему навстречу. — Сейчас без пяти одиннадцать.

— Без семи, — уточнил он, взглянув на свои часы. — Мы идем в графике. У шахматистов, особенно тех, кто любит блиц, хорошо развито чувство времени.

5

А дальше пошло нагромождение нелепиц, как в кошмарном сне. Сперва мы ждали целую минуту гардеробщика, что бы получить мое пальто. Потом очень долго не было лифта. Мы его так и не дождались и бросились к лестнице. Благо, бежать нужно было вниз.

По дороге у него характерно звякнуло в коробке.

— Что у вас там? — спросила я.

— Мое утешение в дороге и завтрак. У меня дома еды никакой нет.

Около его номера мы были уже без одной минуты одиннадцать. Разумеется, по закону жанра замок не открывался! Он бессмысленно пытался повернуть его то в одну, то в другую сторону. Я чувствовала, как от волнения мой лоб покрылся испариной.

— Может, у вас рука легкая? — в отчаянии спросил он и протянул мне ключ. Я нежно вставила его в скважину и, затаив дыхание, осторожно повернула. Потом еще раз. И не почувствовала никакого сопротивления.

— С замками, как с женщинами, нужно обращаться ласково, — произнесла я много раз слышанную фразу и, легонько нажав на ручку, открыла тяжелую дубовую дверь. — Вы мой ангел-спаситель! — вскричал он. — Дайте я вас поцелую!

И не успела я опомниться, как он запечатлел на моих губах сочный, звонкий поцелуй, который только быстротечностью отличался от настоящего…

— Теперь я буду делать добро с оглядкой… — сказала я, помотав головой.

— Люди всю жизнь тяжело расплачивались за свои добрые дела, — прокричал он уже из ванной. Оказалось, что ничего у него не собрано. Его открытый кожаный чемодан лежал на белом рояле, пижама висела рядом на стуле, на другом стуле висела белая рубашка и два галстука. На столе стояла черная лакированная шахматная доска с белыми клетками из перламутра, на которой были расставлены замысловатые шахматные фигуры, искусно выточенные из почти белого со слабым зеленоватым оттенком и темного буро-зеленого нефрита.

— Давайте я сложу вещи в чемодан, — крикнула я.

— Вы рискуете нарваться на еще один благодарный поцелуй! — отозвался он из ванной. — Только чемодан не закрывайте. Здесь еще куча вещей…

— Где наша не пропадала, — пробурчала я, складывая пижаму.

Он прибежал из ванной с целой охапкой туалетных принадлежностей и прямо навалом высыпал их в чемодан.

— Да не складывайте вы эти тряпки, кидайте так… — Он вырвал у меня из рук недосложенную пижаму и, скомкав ее, сунул в чемодан. Такая же участь ожидала рубашку вместе с галстуками, потом он одним движением руки сгреб шахматные фигурки с доски на стол и, перевернув доску, начал их засыпать в бархатное темно-вишневое нутро доски пригоршнями, точно орехи.

Я посмотрела на часы.

— Мы уже на четыре минуты опаздываем…

— Ничего, у нас еще шесть минут резерва! — беспечно отозвался он и, захлопнув доску, швырнул ее в чемодан и закрыл крышку. Потом он надел пальто, черный берет, оглядел номер и облегченно вздохнул. — Ну вот, вроде все! Присядем на дорожку.

Он плюхнулся в кресло, я присела на край стула. Через секунду вскочил с криком:

— По коням!

И дернул за ручку лежащий на столе чемодан. И тут я, словно в замедленном кино, увидела, как распахивается плохо закрытая крышка и по всему номеру веером разлетаются его вещи: рубашки, галстуки, тапочки, трусы, бритвенные и туалетные принадлежности, как падает на угол шахматная доска, мягко подпрыгивает на ковре, ударяется другим углом и, распахнувшись, изрыгает из себя водопад фигурок, которые, распавшись, шустро разбегаются в разные стороны, прячась под диваном, креслами, стулья ми как мыши, застигнутые хозяйкой в кладовке за веселой пирушкой.

Он на мгновение оцепенел, потом театральным жестом сорвал с головы берет, швырнул его об пол и разразился бранью, которая хоть и состояла из цензурных слов, но по выразительности не уступала самому отборному мату.

Я же тем временем опустилась на колени и стала собирать его вещи. Он тоже принялся ползать, собирать шахматные фигуры, расставляя их на доске так, будто собирался играть.

— Вы что делаете? — испуганно спросила я.

— Нет, я не сошел с ума, — криво усмехнулся он. — Это чтобы знать, чего не хватает… Ну вот, не хватает белого ферзя, — горестно закончил он.

— Королевы? — уточнила я.

— Ее, — чуть не рыдая, кивнул он и сдвинул с места тяжелое кресло. Под ним ничего, кроме грецкого ореха, не было.

— Под диваном смотрели? — спросила я.

Он лег и, прижавшись щекой к полу, попытался заглянуть в узкую темную щель под диваном.

— Ни черта не видно… — плачущим голосом сказал он.

— Надо отодвигать, — решительно приказала я. — Поднимайтесь и беритесь за другой конец…

С диким скрежетом, безбожно царапая паркет, мы отодвинули диван. Белая королева валялась в куче вековой пыли.

Когда мы наконец спустились в вестибюль, большие гостиничные часы показывали пятнадцать минут двенадцатого…

6

Едва мы выскочили из гостиницы, как раздался низкий мощный гудок, и из огромного, серого, сверкающего хромом и промытыми стеклами ЗиСа-110 навстречу нам выскочил пожилой шофер в кожаной летной куртке и в форменной фуражке. Он выхватил из правой руки чемпиона злополучный чемодан и, задрав крышку багажника, швырнул чемодан в его бездонную черноту.

— Опаздываем, опаздываем, старина, — торопливо сказал Михаил ему как хорошему знакомому.

— Не сомневайтесь, дорогой товарищ, мухой домчим! — скороговорочкой пробормотал шофер и рванул из левой руки чемпиона коробку.

— Это в кабину, в кабину, там стекло! — сказал Михаил и, как мне показалось, подмигнул шоферу.

Когда мы сели сзади на мягчайшие бархатные сиденья и массивная дверца с приятным хлопком затворилась, я спросила:

— Вас все московские шоферы знают?

— Нет-нет, не все, — пробормотал Михаил, вглядываясь в часы и хмурясь. — Но этот знает. Мы с ним уже ездили… Сергеич, поезд через двенадцать минут.

— Поспеем, но штраф с тебя!

— Гони в мою голову! — отчаянно крикнул чемпион.

Как мы с ним совпадали в этом. Только мое отчаяние было безысходным, а его веселым. Он жил отчаянно!

С непрерывным гудком и включенными фарами мы про неслись на три красных светофора, а на четвертом, затормозив перед непрерывным потоком машин, заглохли. Несколько раз с истошным воем, сотрясая машину, прокрутился вхолостую стартер. Сергеич, чертыхаясь, вывалился на улицу и под насмешливые гудки застрявших по его милости машин забежал спереди и вздернул на дыбы капот…

— Что там?! — крикнул, высунувшись из окна, чемпион.

— Сейчас! Не может быть! Сей момент! Мухой домчим! — кричал из-за капота Сергеич.

Когда он, вытирая на ходу черные руки носовым плат ком, плюхнулся на водительское место и сполоборота завел двигатель, я сказала ровным голосом:

— Можете не спешить. Поезд отходит через сорок пять секунд.

— Ничего, Михаил, не боись! Догоним!

Он оглянулся через высокую спинку переднего сидения и подмигнул чемпиону.

— Где догоним, где? Он же до Волоколамска не останавливается…

— В Волоколамске, может, и не догоним, а вот в Великих Луках обязательно догоним. Никуда он не денется в Великих Луках, — весело пообещал шофер и заложил крутой поворот.

— Сколько же ехать до Великих Лук? — растерянно спросила я.

— А черт его знает! — бесшабашно воскликнул чемпион. — Вам-то что беспокоиться? Вас в любом случае доставят до дома… Конечно, мы можем вас завезти прямо сейчас… — осторожно сказал он.

— Я же поклялась! — возмущенно ответила я.

— Ну тогда все в порядке! — весело воскликнул он. — Гони, Сергеич.

7

Это было восхитительное путешествие. Как только мы вырвались из Москвы и за окнами установилась кромешная темнота, Михаил включил приемник, вделанный в спинку передних кресел. Просторный салон наполнился уютной музыкой. Транслировали концерт Утесова.