Сью Кэрол пробилась здесь: два года назад она играла в популярном мюзикле, меньше чем десять лет назад ее называли «восходящей звездой», а карточку актерского профсоюза она получила сразу, как только сюда приехала. Но была и обратная сторона медали: все успехи Сью Кэрол таяли, как лед на тротуаре летом. Слава оказалась на редкость коварной: какое бы свидетельство признания ни получила Сью Кэрол, его сразу же отбирали назад.

В прошлом месяце она снова начала работать официанткой в одном из самых модных и престижных из недавно открывшихся ресторанов — в «Зеленом омаре», где все блюда зеленые. Не только в том смысле, что зеленого цвета, но и в том, что в этом ресторане вся пища экологически чистая; к тому же, заказав здесь мясо или рыбу, посетитель может не сомневаться: жизнь этих животных была прервана самым гуманным путем и они не испытали ни малейшей боли. На кухне «Зеленого омара» велись жаркие споры на тему: «У какого из моллюсков есть душа?»

Однако Сью Кэрол чувствовала себя не в своей тарелке (а сегодня вечером в этой тарелке вообще был настоящий винегрет), и вот по какой причине: завсегдатаи «Зеленого омара» — богатые и знаменитые, восходящие звезды… Словом, те, в чьих рядах хотела бы оказаться и Сью Кэрол, но теперь ей приходится принимать у них заказы.

Впрочем, иногда она неплохо проводит время в ресторане: берет заказы, словно исполняет роль, как будто она только играет официантку. Приходят ее друзья, и она может перемолвиться с ними словечком (в перерыве). Так что она не настоящая официантка, а некий гибрид, помесь официантки и актрисы, профессиональная офицактриса.

Люди, близкие к театру и кино, узнают ее… да, конечно, узнают. И кто может поручиться, что одна случайная встреча в ресторане не обернется ролью всей ее жизни. Такие вещи случаются в Нью-Йорке постоянно. Например, Мэри Стинберген встретила Джека Николсона, как раз когда работала официанткой.

Так что имеет смысл продолжать работу. Вот почему даже девушка с проломленной головой не захотела уехать из Нью-Йорка: этот город все еще остается средоточием всех возможностей, «столицей счастливого случая».

Удивительно, сколько всего может произойти за один день, даже за один вечер. А разве нет? Вот-вот, главное — не сдаваться. Завтра в твоей жизни может случиться большой прорыв, и ты получишь… нет, не кирпич в физиономию и не бетонную глыбу на голову, а волшебный, фантастический выигрыш. И тогда весь прикуп — твой: ты играешь лучшие роли в партнерстве с лучшими из коллег, и, само собой, на тебя сваливается целый ворох любви в ее самых интересных формах и проявлениях.

«О да, Сью Кэрол, — сказала она себе, — просто потерпи, потерпи еще немного. Можешь сдаться завтра, но не сегодня».

Она подсказала себе мотивацию, как будто создавая характер: не сдавайся сию минуту… сдайся чуть позже, когда твои силы будут действительно исчерпаны. Используй все, даже боль, чтобы обогатить свое мастерство.

Даже сейчас она вспоминала уроки Станиславского, Страсберга,[13] «эмоциональную память»… Что она чувствует? Как ее тело выражает боль? Запоминай позы, жесты, экспрессию.

Перед выходом из дома она долго рассматривала выражение своего лица: какими зелеными кажутся глаза в обрамлении опухших, покрасневших век. Ничто не ускользнуло от ее взгляда — ни хлюпающий нос, ни ссутулившаяся фигура, ни перекошенное плечо, ни унылый вид ее больших и обычно торчащих кверху грудей.

Запомнить все это для работы над ролью. А как насчет медлительности? Смущения? Как она уронила ключи… Увидела дырки в сумке… Как тряслись ее руки, когда она отбирала фотографии… Она чувствовала себя вором в собственном доме, когда рыскала по полкам в поисках нужных вещей, перерывая общее прошлое, чтобы отделить то, что по праву принадлежит только ей.

«Запомни это», — приказала она себе. Странный шум в ушах, молниеносные сообщения, посылаемые мозгу, но и другие сигналы, бьющие словно током: выключила ли она плиту? Да, она решила в последний раз попить чаю, и теперь этот чайник, должно быть, сгорел и приварился к электрической плите. Может быть, ей следует повернуть назад, сесть на поезд до Девяносто шестой улицы, взбежать вверх по лестнице и просто выключить плиту? Надо бы заменить батарейку в пожарной сигнализации; Сью Кэрол знала, что она давно «села»: сигнализация уже несколько недель давала сбои.

Мысленно Сью Кэрол проследовала этим маршрутом к огромному закопченному зданию, известному на весь северный Вест-Сайд мрачным фасадом и приметными жильцами, все еще обитавшими за крепкими стенами своей крепости. «Альбатроуп» — довоенная крепость, с собственным, хотя и чахнущим садиком; живут здесь полузнаменитости. Большие «пещерообразные» квартиры и неплохое местоположение десятилетиями привлекают сюда творческих людей. Многим обитателям дома удалось приобщиться к славе, но всенародного признания они не добились. Здесь обитают те, кто номинировался на «Оскара», но лауреатов «Оскара» нет. Актеры, игравшие придурков в успешных комедийных сериалах. Выдающиеся характерные актрисы, но не звезды Голливуда. «Интересно, — задавалась вопросом Сью Кэрол, — на этом доме лежит проклятие или благословение?» Иногда ей казалось, что нью-йоркская крепость держит под контролем судьбы своих жильцов, приговаривая их к карьерам средней руки, чтобы они вечно ждали у порога того воздушного замка, где сбываются мечты. Сью Кэрол в шутку называла их крепость «Альбатросом», поскольку, когда они с мужем одновременно оказывались в простое, даже стабильная квартплата ложилась на их плечи тяжелым бременем.

Сью Кэрол почти видела себя, бегущую через внутренний двор в секцию «В», мимо пересохшего фонтана и голубей, бомбардирующих фасад (их экскременты давно уже превратились в подобие импрессионистской фрески в серо-черно-белой гамме). Она представляла себе, как врывается в мрачноватый вестибюль, вызывает скрипучий, никем не обслуживаемый лифт, поднимается на одиннадцатый этаж и влетает в квартиру «11 Н».

Будет ли там Боб? Он сбежал, сказав, что она сумасшедшая, что он вынужден от нее спасаться. Да, он все переиначил себе в угоду… Горло Сью Кэрол болело от крика и рыданий. Они с Бобом сражались в каком-то лихорадочном трансе, с большей достоверностью, чем в лучших своих ролях. «Ничто не может сравниться с реальной жизнью, — подумала Сью Кэрол. — Просто нет ничего более ужасного, чем реальная жизнь». Она всхлипнула. Они с Бобом встретились как партнеры по актерскому классу. Они выбрали друг друга. Пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет коту под хвост. Теперь он спит с другими женщинами, даже не заботясь о том, чтобы скрыть этот факт. А в данный момент квартира «11 Н», возможно, уже являет собой подобие ада, запылав от прощального жеста Сью Кэрол: из-за того, что она поставила чайник на плиту.

Она представила себе полыхающую желтую кухню, полупрозрачные занавески, превратившиеся в факелы, языки пламени, лижущие стены оформленного в старом стиле коридора и молниеносно охватывающие большую темную спальню, где Сью Кэрол и Боб провели вместе так много времени. Мысленным взором Сью Кэрол окинула и вторую спальню, потенциальную детскую, которую Боб использовал в качестве кабинета. Она представила себе чудесные комнаты — почерневшие, обуглившиеся: дом, уже не просто разрушенный, но спаленный дотла.

А что если даже этикет бурного, неожиданного, насильственного развода обязывал одного из партнеров вернуться домой, чтобы предотвратить пожар? Или Сью Кэрол следует хотя бы позвонить Бобу на его мобильник (чего она поклялась больше никогда не делать, обнаружив стопроцентное доказательство его вины) и просто предупредить его о том, что его — теперь уже холостяцкая — нора может запылать?

Какой-то сквоттер[14] с двумя серьгами в одном ухе, тремя — в другом и кольцом в ноздре толкнул Сью Кэрол локтем, якобы случайно, вроде как потеряв равновесие во время очередной резкой остановки поезда. Сью Кэрол отодвинулась от него как можно дальше, чтобы не почувствовать тяжелого запаха одеколона. Сквоттера интересовала она сама или ее сумочка? Сью Кэрол старалась держать свою собственность ближе к телу. В прошлом году у нее с плеча сорвали сумочку, но сегодня это было бы просто катастрофой — сегодня, когда она наконец-то, наконец-то ушла от него, ушла от Боба, который столько лет был ее мужем. Все, мосты сожжены, в буквальном смысле. Она не вернется — ни по какой причине. Она ушла. Чайник может плавиться, комнаты пусть дымятся… Это больше не ее проблемы.

«Я сделала это, — поздравила себя Сью Кэрол. — Я действительно это сделала. Я от него ушла. С таким скотством я мириться не намерена». В сущности, ей стоит поблагодарить Боба за то, что он сам выдал себя с потрохами: все сомнения на его счет развеялись в три часа ночи. Наконец-то. Все ее подозрения подтвердились. Она поймала его, вывела на чистую воду. Окончательно и бесповоротно. Он не стоил того, чтобы она оставалась его женой. Он лгал во всем. Все, конец смутным подозрениям: она изобличила его, получив доказательства его вины.

Сью Кэрол засунула поглубже в карман прозрачный пакетик из-под сэндвича (в этом кармане уже лежала салфетка с контактной линзой). Поистине, куда лучше знать наверняка, чем мучиться сомнениями до конца жизни. Теперь она знала точно — все кончено. Она должна разорвать этот брак. Это же ясно, правда?

Лоб Сью Кэрол пылал — не от температуры, а от ярости и от недосыпа. Что ж, это хорошо. Сейчас самое подходящее время для развода, если, конечно, она должна подать на развод. А она должна, иначе ей останется только застрелиться. Конечно, можно еще заключить такой «мрачный контракт», по условиям которого муж совершает любые жестокие и гадкие поступки, какие только приходят ему в голову, а жена делает вид, что ничего не знает. Но запрятанное вглубь страдание разъедает сердце женщины, и она либо умирает, либо жиреет, проводя все дни перед телевизором.

Такой путь выбрала мама Сью Кэрол, почти вросшая в свое уютное кресло. Папа явно темнил. Сью Кэрол подозревала его в этом годами. Поздние возвращения, странная, сдержанная манера поведения. Объяснялось это просто: все еще привлекательный мужчина «не упускал своего», как говорили у них в Кентукки: «Такой своего не упустит».

— Простите, мисс, — пробормотал увешанный серьгами парень, снова якобы случайно налетев на Сью Кэрол, теперь уже сзади.

Сью Кэрол буркнула в знак извинения, а сама отодвинулась от него еще дальше. Когда он толкнул ее, она почувствовала его возбуждение, твердый член этого сукина сына. Что творится с мужчинами, а? Они все-таки животные? Им достаточно прикоснуться к женщине, к любой женщине, и они уже на взводе? Она помнила все выражения, которые были в ходу у нее на родине. У них в Бутчер-Холлоу[15] (штат Кентукки) с мужиками не очень-то церемонились.

«Он и змею поимеет, если ты пригнешь ее голову книзу» — одна из самых распространенных поговорок. Мать Сью Кэрол, вросшая в свое мягкое кресло, играла в карты с другими женщинами, столь же дородными, чьи туши колыхались в креслах всякий раз, когда надо было взять или положить карту.

— Ох уж эти старые козлы, — приговаривала мама Сью Кэрол, — они готовы поиметь все, что лежит или хотя бы стоит нагнувшись.

— Да-да, все они таковы, — поддакивала Грета, лучшая мамина подруга, намекая на своего неверного супруга Верна. — Он знает только одно: что у него есть длинная штука, а у нее — дырка, куда эту штуку можно сунуть.

«Она» — это или «первая шлюха на деревне», кто бы она ни была, или барменша из «Рок-хауса», или леди-хиропрактик, чьи функции вовсе не ограничивались вправлением позвонков, или просто «старые добрые девчонки», любившие выпивать в кабачке «Бутчер-Холлоу».

Другая фраза, которой часто обменивались мама, Салли и Грета, была: «Скажи, подруга, иной раз тебе не хочется это откусить?»

Беседуя, женщины все время поглощали фигурное печенье или пончики, и Сью Кэрол ничего не стоило вообразить, как в один прекрасный день кто-нибудь из них откусит это — тугой комок плоти, ничем особым не отличающийся от выпечного изделия. Самое смешное, что эти женщины, кажется, и не думали ненавидеть своих мужей: они слишком их презирали. Ненавидеть было ниже их достоинства. К тому же они утешались своей дружбой, сэндвичами, печеньем, колодой карт. Конечно, был у них и телевизор; они смотрели его всей компанией, получая удовольствие от ток-шоу, где женщины, менее терпеливо относящиеся к своему уделу, хором выражали свое презрение и сожаление.

Когда бы Сью Кэрол ни приехала на каникулы домой, она всегда слышала назойливый гул телевизора, так что брюзгливые голоса телевизионных женщин (якобы тоже взятых из реальной жизни), споривших, чья доля ужаснее, всегда звучали фоном к ленивым жалобам Салли и Греты. О да, иной раз им просто хотелось это откусить…

Но когда Дон, отец Сью Кэрол, или Верн, Гретин муж, входили в теплую кухню, их всегда встречали горячим кофе и сэндвичами, пропитанными соусом. Желание в конечном итоге заменялось трапезой, и все ночи уходили на совместное переваривание пищи. Так браки превращаются в обеды и ужины, и все это продолжается до бесконечности, пока закупоренные артерии не убьют их всех.