И сразу остановились, затаив дыхание. Беседкой явно пользовались часто; в ней еще сохранялись остатки недавнего пикника, которые можно было рассмотреть при свете луны, сиявшей в одном из окон. По периметру комнаты тянулась скамья, на ней лежали подушки в белую и зеленую полоску.

Керри выскользнула из объятий Артура и прошла внутрь.

— Как красиво! — Она посмотрела на Артура через плечо. — Я не видывала такой роскоши, Артур. Я бы не поверила, что в беседке может быть так красиво.

— О красоте вам рассказывать буду я, дорогая, — тихо заговорил Артур. — Я никогда в жизни не видел ничего красивее вас. Ваша красота меня просто потрясла.

Керри улыбнулась и посмотрела на свое платье.

— Его подарила мне леди Олбрайт. Она сказала, что оно ей мало…

— Платьев будет больше, очень много, всех мыслимых цветов, — пообещал он, медленно подходя к ней. — Все, чего ваша душа пожелает.

Она подняла глаза.

— Простите?

— Вы заслуживаете самого лучшего. Я постараюсь дать его вам.

— Артур, — она улыбнулась, — вы, наверное, выпили этого виски гораздо больше, чем мне известно. И теперь болтаете чепуху.

— Вот как? — удивился он, протягивая к ней руки. — А почему бы вам не иметь самого лучшего, Керри? Мне это вполне по карману.

— Ну да, все это расчудесно. А вот что я стану делать с такими прекрасными платьями в Шотландии?

— В Шотландии? — повторил он, приходя в смятение от запаха лаванды, исходившего от ее кожи. Наклонив голову, он провел носом по ее обнаженной шее.

— Ага, в Шотландии. Где я живу. Или вы уже забыли, как красиво ее только что описали?

Артур поднял голову.

— Вы не можете вернуться в Шотландию, разве вы забыли? — Керри отпрянула, но Артур поймал ее прежде, чем она успела от него отойти.

— Там вас ждет Монкрифф.

— Нет, не теперь, конечно, это я понимаю, — задумчиво проговорила она, и ее светящиеся голубые глаза заметались по его груди. — Но, в конце концов, я обязательно туда вернусь.

— Зачем?

— Зачем? — изумленно вскрикнула она. — Я шотландка, Артур, или вы никогда не замечали моего акцента? Я не могу жить в Англии всю жизнь! С какой стати?

Разговор начал его раздражать. Единственное, чего ему хотелось, — это ласкать ее, а не обсуждать будущее, к тому же весьма туманное.

— Это подождет, — примиряющим голосом пробормотал он. — Сегодня ночью мы ничего не сможем решить. Неужели вы позволите этой луне светить впустую? — Она посмотрела на окно, сквозь которое лунный свет падал на подушку. — Я бы мог схватить ее и унести в кармане, если бы захотел, — похвастался он, снова наклоняясь, чтобы втянуть в себя запах ее кожи. — И я вынимал бы ее каждый раз, когда мне захотелось бы вспомнить, как красивы вы были сегодня ночью.

Тогда Керри вздохнула, поцеловала его в щеку, и Артур почувствовал, как все тело его стиснула страсть.

Они ласкали друг друга на скамье с подушками, и голубое шелковое платье было небрежно скомкано вокруг ее талии. Они двигались томно в лад друг с другом, не желая торопить ни время, ни лунный свет. Когда Керри, наконец, закрыла глаза и застонала, Артур почувствовал, как тело ее сомкнулось вокруг него… почувствовал, что его любовь к ней оставила глубокий след в его сердце, отметила его всем, что было ею, Керри.

Спустя долгое время, когда прохладный ночной воздух одолел тепло, которым они одарили друг друга, они прокрались в дом, посмеиваясь точно малые дети, быстро прошли по длинному коридору, каждый нес обувь в одной руке, свободной рукой держась за руку другого. Поднявшись по великолепной лестнице, Артур поцеловал Керри поцелуем глубоким и долгим, не желая расставаться с ней ни теперь и никогда. Но Керри, в конце концов, заставила его очнуться, шаловливо укусив за губу.

— Ох! — вскрикнул он, а Керри уже шла по коридору к своей комнате. Когда дверь тихо закрылась за ней, он медленно повернулся и неохотно направился в противоположную сторону.

В ту ночь ему снилось, как они ласкают друг друга, как она склоняется над ним на скамейке беседки, как ее глаза влажного голубого цвета блестят от наслаждения. А потом появился Филипп, он описывал вокруг беседки круги. Луна посылала столб жуткого света через дыру в его груди, когда он проходил мимо западного фасада. Сжав руки за спиной, Филипп снова и снова качал белокурой головой.

— Артур, мальчик мой, — печально прошептал он, — что ты делаешь?

Артур вырвался из этого дурного сна, его ночная рубашка прилипла к вспотевшей спине. Он сел, уставился на окно с мелкими стеклами.

— Когда же, Филипп? — застонал он, схватившись за голову. — Когда же ты, наконец, упокоишься с миром?

Глава 19

На следующий день вскоре после полудня Лилиана — она решительно настояла на том, чтобы Керри называла ее по имени, — потащила гостью в оранжерею показать ей, где она занимается рисованием. Хозяйка с гордостью демонстрировала гостье свои рисунки, и постепенно Керри начала представлять себе, какое прошлое было у Артура — идиллические картины роскошных пикников, охоты и игр в Майский день. Там были портреты предков Олбрайтов в официальных облачениях, в лентах, коронах и тяжелых перстнях.

Один портрет особенно привлек внимание Керри. Она изумленно смотрела на рисунок, изображающий четверых мужчин. Она узнала Артура и Эдриена; Артур стоял, упираясь одной ногой в большой камень, Эдриен держал в руке шляпу. Она почему-то сразу решила, что высокий черноволосый человек, стоящий позади них, — Джулиан Дейн, а красивый блондин, опустившийся на одно колено, небрежно опираясь рукой о землю, — это, конечно, Филипп.

— Повесы с Риджент-стрит, — гордо проговорила Лилиана.

— Кто? — переспросила Керри. Лилиана прищурилась.

— Кто? — повторила Керри, а когда призналась, что никогда не слышала этого прозвища, Лилиана усадила ее на плетеный стул с подушками, стоявший рядом с высокими окнами, выходившими на север, и принялась рассказывать о четырех молодых людях, которые познакомились еще мальчишками и с тех пор не расставались. Керри не удивилась, поскольку Артур уже рассказывал ей об этом. Но что ее воистину удивило — это рассказ о том, как именно они получили прозвище «повесы», и, как «Тайме» их называл, «бесславно известные повесы с Риджент-стрит».

Очарованная повествованием, Керри сидела на краешке стула и впитывала каждое слово, слетающее с губ Лилианы. Она вспыхнула, когда хозяйка шепотом поведала ей о происхождении этого прозвища — поведала все, включая имена, а в некоторых случаях и точные даты. Она затаила дыхание, когда Лилиана с видом заговорщицы ярко обрисовала ей несколько скандалов, которые произошли в Лондоне по вине этой четверки и завершились непристойными сборищами.

Но она сжалась и побледнела, когда Лилиана рассказала ей о смерти Филиппа. Артур, естественно, упоминал Филиппа, так же как и всех остальных. Но она заметила, что, когда он говорил о Филиппе, что-то в нем менялось, и видела, как глубоко опечален он смертью друга. Теперь она все поняла, теперь она и сама испытывала эту печаль.

Закончив свой рассказ, Лилиана взглянула на рисунок.

— Я хочу сделать сюрприз Эдриену, но, признаюсь, никак не решу, когда именно подарить ему рисунок. Он все еще считает себя виноватым в смерти Филиппа и ужасно по нему скучает. Я очень надеюсь, что когда-нибудь он смирится с тем, что наделал Филипп.

Неудивительно, что Артур отправился в Шотландию — в неожиданном озарении Керри вдруг поняла, что поездка в Шотландию имела непосредственное отношение к жизни Филиппа.

И, сидя в оранжерее Лонгбриджа, она не могла не задаться вопросом — нашел ли Артур то, что искал.

Артур одевался к ужину в другой костюм Эдриена, пребывая в превосходном настроении. Вежливо отказавшись от услуг камердинера (ему показалось, что это уж чересчур — забрать у друга и костюм, и камердинера), он напевал, повязывая на шею платок. Приезд в Лонгбридж оказался делом очень легким, гораздо более легким, чем он предполагал. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, висевшем над тазом, вспомнив их недавнее появление здесь. Ему следовало бы знать, что его старый друг примет и Керри без всяких объяснений.

Но вдруг улыбка его погасла. Последние дни в голове у него крутились мысли — мысли, которые тревожили его, волновали его душу. Удовольствие, которое он испытывал, глядя, как быстро Керри освоилась в новом окружении, неизменно переходило в размышления о ее будущем, о Керри рядом с ним, об ил доме, детях…

Артур тяжело вздохнул. Это просто невозможно. Разве? Нет! Он никогда не сможет вступить с ней в законный брак, и видит Бог, его семья не одобрит такого союза. Но тогда о чем же он думает? В голове у него быстро мелькнула темная мысль о том, что Керри могла бы жить с ним на положении любовницы, но он тут же отогнал ее. Он любит Керри; немыслимо потребовать от нее такого.

Что же тогда?

Артур прошелся по комнате, подавляя угрызения совести и отгоняя неизбежные вопросы. Он подумает над ответами как-нибудь на досуге, но не теперь. Теперь же он скажет Керри, что через два дня они отправляются в Лондон. Право же, у него есть более неотложные задачи. Идя по коридору к Золотому салону, он постарался отбросить не дававшую ему покоя мысль о том, что на вопрос «что же тогда?», возможно, ответа нет вообще.

Во всяком случае, такого ответа, который был бы приемлем для них обоих.

Керри как-то удалось пережить ужин, и снова она была благодарна Олбрайтам и Артуру за то, что они занялись обсуждением мест и людей, ей незнакомых, и чего-то, связанного с каким-то дебютом. Она чувствовала себя здесь лишней, тосковала по простому тушеному мясу, которое готовила Мэй, и не могла привыкнуть к деликатесам, названий которых она не знала.

Но все это было забыто, когда Артур весело объявил за десертом, что в конце недели они с Керри отправятся в Лондон. Керри не только было ошеломлена, она испугалась. Неужели он думает, что они могут просто взять и приехать в Лондон в чужой одежде, на лошади, которую им одолжили?

Она положила ложку и огляделась, а Артур сунул в рот кусок пудинга, явно не заметив, что все замолчали. У лорда Олбрайта, как заметила Керри, был такой же испуганный вид, как и у нее.

Он тоже положил ложку и воззрился на Артура.

— В Лондон? — спросил он, украдкой бросив взгляд на Керри. — Ты уверен, что тебе следует туда ехать? — Артур небрежно пожал плечами.

— Конечно. Я слишком долго отсутствовал — кое-какие дела требуют моего присутствия.

— Мне кажется, ты мог бы, уладить эти дела, сидя в Сазерленд-Холле.

Артур посмотрел на Эдриена и нахмурился, словно тот дал ему на редкость нелепый совет.

— В Сазерленд-Холле? Он так же далек от Лондона, как и Лонгбридж. А все мои дела — в Лондоне.

Эдриен снова посмотрел на Керри; лицо у него было страдальческое, словно он хотел, но не решался что-то сказать.

Ах ты, Господи, она-то может это сказать, и скажет, как только они останутся наедине. Или он спятил? Как он, по его мнению, объяснит в Лондоне ее появление? Не может она туда ехать!

В таком случае куда же, Керри?

Здесь оставаться нельзя, это ясно. Как ни хорошо ей в Лонгбридже, как ни восхищается она Лилианой, но она носит одежду другой женщины, сидит в оранжерее другой женщины, восхищается детьми и мебелью другой женщины — словом, жизнью другой женщины. Она всего лишь гостья, к тому же незваная. Выбора у нее нет — только следовать пока за Артуром, если она не хочет вернуться в Шотландию и оказаться на виселице.

От этой безысходности ей внезапно стало тошно, и Керри вновь испуганно посмотрела на Артура. Он сидел напротив нее, два канделябра служили ему искусной рамой. Он успокаивающе улыбнулся ей.

— Вы ни разу еще не видели Лондона, Керри. Я думаю, он вам очень понравится.

Его способность угадывать ее мысли была почти сверхъестественной. Керри опустила глаза. Ей некуда ехать. Ей нигде нет места. Только в Гленбейдене.

— А что, Джулиан в Лондоне? Он, кажется, твердо намеревался пробыть там до осени, — весело продолжал Артур.

— В Лондоне, — буркнул Эдриен, отодвигая свой пудинг. — Лилиана, дорогая, может быть, вы с Керри позволите двум старым повесам выпить портвейна и выкурить по сигаре?

— Конечно. — Лилиана улыбнулась Керри и встала. — Макс, отнесите все в Голубую гостиную.

С бешено стучащим сердцем Керри встала из-за стола и пошла за Лилианой, не решаясь сказать «нет». Подойдя к двери, она оглянулась на Артура, ее прекрасного незнакомца, который весело улыбнулся ей вслед. Господи, что же с ней будет?

Лилиана ждала ее в дверях. Керри подошла к ней. Лилиана взяла ее под руку, и они пошли по коридору.

— Вы, наверное, волнуетесь, — ласково произнесла хозяйка. — Мы постараемся, чтобы у вас был надлежащий гардероб. У меня есть несколько пар туфель, так я думаю…

Туфли и платья!

— Лилиана! — воскликнула Керри, останавливая ее прямо в коридоре. — Да знаете ли вы, что я собой представляю? Точнее, знаете ли вы, чего я собой не представляю?