Пять тысяч фунтов? Ей показалось, что из легких у нее вышел весь воздух; она никак не могла вздохнуть. Сумма была ошеломляющей, значительность ее могла сравниться разве только с ощущением, что ее предали. Она припала к спинке стула, слишком потрясенная, чтобы говорить и даже думать. Ложь Фрейзера громоздилась одна на другую, и Керри показалось, что она погружается в глубокую трясину и тонет прямо здесь, в небесно-голубом кресле. В голове у нее проносились обрывки воспоминаний, десятки случаев, когда Фрейзер уверял ее, что все будет хорошо, что ей бояться нечего…

— Ну-ка выпейте это.

Монкрифф сунул ей в руку стакан с шотландским виски. Керри с трудом вспомнила, где находится, оттолкнула стакан и покачала головой.

— Я… я не знала, — хрипло прошептала она.

— Я уверен, что муж просто не хотел вас тревожить.

В ответ она фыркнула без всякого изящества.

— Действительно, какая мелочь!

— Перестаньте, миссис Маккиннон, — сказал Монкрифф неожиданно деловым тоном. Он подошел к окну и посмотрел на расстилающуюся перед домом зеленую лужайку. — Фрейзер знал, что умирает и ничего не может сделать, чтобы исправить положение. Он знал, что вы будете соответствующим образом обеспечены, и предпочел не омрачать последние месяцы своей земной жизни.

При этих словах Керри подняла глаза и повернулась к Монкриффу.

— Он знал, что я буду соответствующим образом обеспечена? — потрясение спросила она. — Вы, милорд, не можете не понимать, в каком я оказалась положении, и поэтому я просто не могу взять в толк, о чем вы говорите!

— Разумеется, я все понимаю, — улыбнулся он, поворачиваясь к ней. — Лучше, чем вы. — От странной улыбки, внезапно растянувшей его губы, кровь у нее похолодела. — Видите ли, мы с вашим мужем пришли к некоему соглашению касательно вашего долга, и он настоял на том, чтобы ваше будущее было частью нашего договора. Я с радостью пошел ему навстречу.

Внутри у Керри все сжалось от страха.

— Какого договора? — еле выговорила она. Монкрифф поманил ее к себе.

— Подойдите сюда, прошу вас. Я вам кое-что покажу.

Керри медленно поднялась, прошла, как сомнамбула, через всю огромную комнату. Ей было так страшно, что она чуть не потеряла сознание. Наконец она подошла к окну, Монкрифф обнял ее за плечи и тепло улыбнулся.

— Видите, вон там? — показал он на лужайку. Там, на лужайке, его сын Чарлз играл с двумя собаками в «ну-ка, отними» — совсем как маленький мальчик. С другой стороны лужайки, под деревом, стоял Томас и смотрел на Чарлза из-под полей шляпы. — Чарлзу пошел тридцать первый год. Надеюсь, вы понимаете, что он никогда не будет обладать разумом взрослого человека. Но я позабочусь о том, чтобы это не имело значения. Мой сын унаследует значительное состояние. Вдобавок к тому, чем я владею сейчас и что вскоре получу от вас, я почти уверен, что Шотландский банк с удовольствием продаст мне вашу землю, миссис Маккиннон.

— Но… но ведь земля, о которой идет речь, принадлежит кому-то еще. Так написал мне Шотландский банк, — растерянно проговорила она.

— Да, владельцу, который проживает далеко от своей земли и который ни разу не ступил на нее ногой. Думаю, он будет очень рад избавиться от нее.

В этих словах для Керри не было никакого смысла. Она покачала головой и высвободилась из-под руки, лежащей у нее на плечах.

— Я не понимаю.

— Тогда позвольте мне объяснить вам все попроще, — вздохнул он, точно говорил с ребенком. — Банк захочет получить то, что ему задолжали. Владелец земли захочет избавиться от того, что превратилось в огромный долг. Я могу купить ваши ничтожные земли за небольшую долю их рыночной цены и осчастливить и банк, и владельца.

В голове у нее все смешалось; взгляд ее переместился на Чарлза и лужайку, и она машинально отметила, что его рубашка выбилась из брюк, а волосы растрепались — и это сильно контрастировало с аккуратной внешностью его отца.

— Я вам не верю, — пробормотала она. — Фрейзер хотел, чтобы я жила в Гленбейдене. Он не согласился бы отдать то, что у него осталось, ни вам, ни кому-то еще.

Монкрифф засмеялся, снова положил руку ей на плечо и наклонился к ней так, что его губы были совсем близко от ее уха.

— Вы сильно ошибаетесь. Ему не хотелось, чтобы Томас Маккиннон заполучил вас, поэтому в обмен на то, что я прощу ему долг, Фрейзер пообещал, что вы станете красивой женушкой моему Чарли.

Услышав это, Керри отшатнулась и резко повернулась к нему, прижав руку к бешено забившемуся сердцу.

— Да как вы смеете! — вскрикнула она; от густого страха в горле у нее появилась горечь. Как посмел Фрейзер? Как посмел он так ее предать?

— Но послушайте, ведь у вас нет выбора! — напомнил Монкрифф. — Неужели вы думаете, что, когда вы избавитесь от вашего вдовьего траура, какой-нибудь приличный джентльмен прибежит к вашим дверям? Тогда вас не возьмет даже Маккиннон! У вас же ничего нет! Единственная альтернатива для вас моему довольно щедрому предложению — это искать убежища у вашей матери, а уж она-то, я уверен, найдет того, кто захочет вас обеспечить!

Слова не шли с ее окоченевшего языка. Удар был слишком силен; Керри показалось, что она рухнет сейчас под его тяжестью.

Монкрифф тяжело вздохнул.

— Вы не можете надеяться на лучшее решение проблемы, миссис Маккиннон. Да, мой Чарлз умственно отсталый, но у вас будет все, что вы пожелаете…

— Я никогда не выйду замуж за Чарлза, — заявила она, сама, удивившись тому, как спокойно это прозвучало. — И вы не сможете меня заставить!

Монкрифф крепко сжал губы, и некоторое время смотрел на нее.

— Подумайте, прежде чем говорить такое, миссис Маккиннон. Вы можете пожалеть о своих опрометчивых словах.

— Я ни о чем не стану жалеть, — возразила она, и голос ее зазвучал тверже. — Я не выйду за вашего сына ни при каких обстоятельствах! — Монкрифф побагровел, и Керри вдруг страшно захотелось уйти отсюда. — Вы получите ваши пять тысяч, — высокомерно процедила она и, круто повернувшись, направилась к двери. Думать о том, как она совершит, сей необыкновенный подвиг, она не могла и не хотела.

— Миссис Маккиннон!

Рука ее замерла на дверной ручке; инстинкт подсказывал ей бежать, покуда можно, но она вздернула подбородок, заставив себя оглянуться и встретиться с Монкриффом взглядом. В его глазах сверкала ярость, кулаки были крепко сжаты.

— Вы никогда не сможете добыть пять тысяч фунтов! Но я дам вам время попытаться — по правде говоря, вы нам не нужны в ваших траурных одеждах. У вас есть один месяц, и после этого вы выплатите мне долг вашего мужа. Вы хорошо поняли? — процедил он сквозь зубы.

О, она все прекрасно поняла. Поняла так ясно, что чуть не рассмеялась громко — так нелепо было это предположение.

— Я уже сказала. Вы получите пять тысяч фунтов, — повторила она с фальшивой уверенностью, рывком распахнула дверь и вышла, высоко подняв голову, словно у нее было некое представление о том, какое чудо поможет ей раздобыть эти проклятые пять тысяч.

Глава 4

Когда Керри объявила, что собирается съездить в Данди и встретиться с агентом Шотландского банка, Томас воспротивился.

— Это пустая трата времени, вот что. Смысла никакого, — повторял он снова и снова, утверждая, что банк ни в коем случае не одолжит ей денег.

Но поскольку ничего лучшего он придумать не мог, Керри упорствовала. Она не позволит Монкриффу победить, пока она жива. И она надела свое черное бомбазиновое платье, упаковала маленькую потертую сумку — вместе с пистолетом, который ее заставил взять Томас, — и сунула красивую тройную нитку жемчуга в карманчик, пришитый к нижней юбке.

Когда Мэй возразила против ее намерения использовать жемчуг в качестве дополнительного обеспечения долга, Керри рассвирепела. Они что — могут предложить что-нибудь получше? Нет? Она была до смерти напугана тем, что собиралась сделать, и ей совершенно не нужны были их советы. Что ей скажут в банке? Жемчуг принадлежал ее прабабке, потом бабке. Отец подарил его Керри на свадьбу. Воспоминания о свадьбе не улучшили ее мрачного настроения, равно как и воспоминания о летнем бале в Монкрифф-Хаусе, когда она единственный раз за все свои двадцать семь лет надела этот жемчуг. Добрый Боженька на небесах знает, как больно ей будет расстаться с ним: жемчуг был единственной сохранившейся у нее с детства вещью, которая что-либо значила для нее, — но, увы, он к тому же был единственной ее вещью, стоившей больше нескольких фартингов. И она не отдаст свою землю, тем более не отдаст ее Монкриффу, и эта мысль наполнила ее твердой и безоговорочной решимостью. Потрясение, возмущение и удушающее отчаяние, которые овладели ею, когда она вышла из Монкрифф-Хауса, постепенно переросли в дикий гнев. В течение этих суток бывали моменты, когда она прямо-таки радовалась, что Фрейзер мертв, потому что, будь он жив, она бы его удавила. Просто невозможно даже представить, что он мог предложить ее в качестве уплаты долга, посулив ее — и кому? — Чарлзу Монкриффу! Матерь Божья!

Фрейзер не просто предал ее, он поступил гораздо хуже. Он убил всякие чувства, которые она когда-либо к нему испытывала, и самое неприятное заключалось в том, что она не могла потребовать от него объяснений, не могла спросить, почему он с ней так поступил. Она нянчилась с мужем, пока болезнь не победила его, обихаживала, как могла землю — она была ему хорошей женой! Это невероятное предательство оставило глубокий след в ее душе, и, сидя в коляске, с грохотом катившейся среди суровых пейзажей, Керри думала о том, что из-за мужа потеряла все.

Тем не менее, негодование призывало ее к действию. Казалось, что все двери, ведущие к спасению, крепко заперты, но она не собиралась сдаваться. Выход должен быть, и сейчас ей казалось, что выход обретается в Данди.

И вот она ехала в Данди, потратив часть уменьшающейся на глазах суммы из семейного бюджета, чтобы купить билет на дилижанс, отправляющийся вечером от Лох-Эйгг. В Данди она терпеливо прождала четыре часа, пока агент банка, мистер Эбернети, смог ее принять. Он был суетлив, но оказался славным стариком и то и дело похлопывал ее по руке, объясняя, что стоимости жемчуга не хватит, чтобы выплатить хотя бы проценты по займу. Оказалось, что очень красивая тройная низка жемчуга была весьма посредственного качества. Мистер Эбернети очень сочувствовал ее положению — он щедро предложил ей до конца месяца явиться еще с чем-нибудь ценным и использовать это в качестве какого-либо платежа. Любого платежа.

Казалось, весь мир собирается рухнуть к концу месяца.

Но даже после обескураживающей беседы с мистером Эбернети Керри по-прежнему не признала себя побежденной и рано утром, сев в дилижанс, отправилась домой.

Дилижанс сделал остановку в Перте, где вышли почти все пассажиры, и в нем остались только Керри да еще двое мужчин. Она не видела покрытых вереском холмов, пробегавших за рядами высоких изгородей, сосен и кленов, бросавших на дорогу длинные тени. Она холодно отнеслась к попыткам мужчин вовлечь ее в разговор. До разговоров ли ей было! Она боялась, что стоит ей раскрыть рот, как страх и отчаяние вызовут у нее такой словесный поток, что ее попутчики в нем захлебнутся. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой несчастной и одинокой.

И такой разгневанной!

Все кончено. Она потеряет все, что у нее есть, все, что ей нужно для жизни. Когда-то Фрейзер обещал ей богатую жизнь, много детей, дружную семью, уютный домашний очаг. Теперь эти выцветшие воспоминания казались ей просто игрой воображения.

Тихо вздохнув, она закрыла глаза. Ей хотелось уснуть тупым сном, хотя бы на одно мгновение оказаться вне того ада, в который внезапно превратилась ее жизнь. Так и вышло бы, если бы дилижанс не наклонился внезапно вправо с металлическим скрежетом и Керри не швырнуло бы на пол. Мужчины выругались, дилижанс выпрямился и вдруг остановился.

Так не бывает. Именно в тот момент, когда она решила, что больше уже ничего не может случиться.

— Эй, девушка, с вами все в порядке? — спросил один из мужчин.

— Да. — Она застряла между сиденьями и неуклюже попыталась оттуда выбраться.

— Что там стряслось? — распахнув дверцу и чуть не ударив при этом кучера, осведомился второй пассажир.

— Очень жаль, ребята. Кажется, из оси выскочил болт, — с виноватым видом развел руками кучер.

Керри понятия не имела, что это значит, но оба пассажира тяжело вздохнули и уставились друг на друга. Новость явно была дурной. Керри посмотрела на кучера, который поднял плечи, словно хотел пожать ими, но передумал.

— Простите, ребята, придется вернуться в Перт, вот как.

— В Перт! — О нет! Это просто катастрофа! Она не может больше тратить деньги на меблированные комнаты, ей нужно вернуться домой — время-то идет! — А вы не можете ехать дальше? — спросила она, чувствуя, что в голосе ее звучит отчаяние. — Ведь, наверное, неподалеку есть деревня…