Кэтрин достала платок из рукава платья и вытерла лицо.

– Это было такое унижение, – прошептала она. – Не знаю, чем я провинилась, что она так напустилась на меня.

– Вы молоды и очень хороши собой, – отвечала Тэйлор. – Вот она и разозлилась. Ваша ошибка в том, что вы слишком сблизились с ней. Ничего, вы переживете это, как пережила я. Уверяю вас, Джейн уже подыскивает новую жертву, чтобы еще одного человека сделать несчастным. Собственная жестокость забавляет ее. По-моему, она просто отвратительна.

Кэтрин с усилием улыбнулась:

– О да, леди Тэйлор. Она и правда отвратительна. Вы не слышали, что она сейчас о вас говорила. Что сапфиры, которые на вас, должны на самом деле принадлежать ей.

– Вот как?

Кэтрин кивнула.

– Она говорит, леди Эстер совсем рехнулась и…

– Меня не интересует, что Джейн говорит о моей дорогой бабушке, – резко перебила ее Тэйлор.

Кэтрин посмотрела через ее плечо и прошептала:

– Она наблюдает за нами.

Тэйлор даже не повернула головы. Боже, еще совсем чуть-чуть, подумала она, и я вырвусь из этого кошмара.

– Кэтрин, можете ли вы оказать мне одну очень большую услугу?

– Все, что угодно! – с жаром пообещала Кэтрин.

– Наденьте мои сапфиры.

– Простите?

Тэйлор сняла ожерелье. Потом вынула из ушей серьги.

Недоумение на лице Кэтрин было таким забавным, что Тэйлор не сдержала улыбки.

– Вы шутите, леди Тзйлор. Они наверняка стоят целое состояние. Джейн сойдет с ума, если увидит их на мне.

– Она расстроится, правда? – протянула Тэйлор и снова улыбнулась.

Кэтрин рассмеялась. Ее смех эхом прокатился по зале. Он был таким чистым, искренним и радостным. И Тэйлор вдруг почувствовала себя намного лучше.

Она помогла девушке надеть драгоценности и только потом заговорила вновь:

– Никогда не идите на поводу у богатства и никогда, ни при каких условиях, не допускайте, чтобы богатство стало для вас более значимым, чем уважение к себе и чувство собственного достоинства. А иначе неминуемо станете такой же, как Джейн. Ведь вы же этого не хотите, правда?

– Боже милостивый, ни за что на свете! – выпалила Кэтрин, в ужасе от одной этой мысли. – Обещаю, что не поставлю свою жизнь в зависимость от богатства. По крайней мере, постараюсь, чтобы не оно решало мою судьбу… О, я чувствую себя настоящей принцессой в этом ожерелье! Это нормально – так чувствовать себя?

– Ну конечно, – усмехнулась Тэйлор. – Я рада, что оно вам так нравится.

– Я попрошу отца спрятать ваши сапфиры в надежном месте, а утром сама их вам доставлю.

Тэйлор отрицательно покачала головой.

– Завтра они мне не понадобятся, – объяснила она. – Я дарю их вам. Мне вообще больше никогда не понадобятся такие драгоценности.

У Кэтрин подкосились ноги.

– Но… – начала она. Было видно, что она настолько потрясена, что не способна продолжать. – Но…

– Это мой подарок.

Кэтрин неожиданно разрыдалась. Щедрость Тэйлор явно поразила ее.

– Я вовсе не хотела, чтобы вы плакали, – проговорила Тэйлор. – Вы прекрасны, Кэтрин, в сапфирах и без них. Утрите слезы, а я пока подыщу вам партнера для танца.

На глаза ей попался молодой Милтон Томпсон. Тэйлор направилась к нему. Он бросился бегом к ней навстречу. Через минуту Кэтрин уже кружилась в танце.

Она сияла от счастья. Она хихикала и кокетничала и снова стала самой собой – прелестной пятнадцатилетней девочкой.

Тэйлор почувствовала удовлетворение. Впрочем, ненадолго. Так где же ее кавалер? Она решила, что обойдет залу кругом, держась, разумеется, подальше от своей кузины, и если вернется ни с чем, то просто-напросто уйдет. Она явилась элегантно-поздно, а уйдет элегантно-рано. Она и так слишком много улыбалась за сегодняшний вечер, и бабушка не узнает, что пробыла она здесь всего пятнадцать или двадцать минут. Да, Мадам одобрила бы ее действия.

Тэйлор, однако, не смогла уйти далеко, потому что дорогу ей преградили три ее приятельницы-доброжелательницы – Элисон, Дженнифер и Констанс. Все они учились когда-то в школе для благородных девиц вместе с Тэйлор и с тех пор были неразлучными подругами. Элисон была на год старше других и поэтому полагала, что она наиболее изысканная и утонченная.

Она и подвела всю процессию к Тэйлор.

Элисон была высокая, немного неуклюжая шатенка с карими глазами.

– Тэйлор, дорогуша, ты сегодня прекрасно выглядишь, – объявила она. – Я, безусловно, просто меркну рядом с тобой.

Тэйлор улыбнулась. Элисон всех называла дорогушами. Она полагала, что это делало ее еще более утонченной.

– Ты ни с кем рядом не можешь померкнуть, – ответила она, инстинктивно чувствуя, что именно это Элисон и хотела услышать.

– Я сегодня хорошо выгляжу, да? На мне новое платье, – объяснила та. – Отец отдал за него целое состояние. Он твердо решил выдать меня замуж в этом сезоне, даже если это разорит его.

Забавная откровенность Элисон немного отвлекла Тэйлор.

– Я уверена, что ты можешь выбрать любого из молодых джентльменов, которые сегодня здесь.

– Единственный, который меня интересует, даже не смотрит в мою сторону, – призналась Элисон.

– Она чего только ни делала, чтобы привлечь его внимание, – вставила Дженнифер. Она заколола выпавшую прядь своих черных волос в пучок и добавила:

– Можно попробовать упасть перед ним в обморок, вот что я думаю.

– А если он ее не поймает? – возразила Констанс. – Оставь в покое свои волосы, Дженнифер. Ты уже испортила себе всю прическу. И надень очки, а то ты щуришься, и у тебя будут вокруг глаз морщинки.

Дженнифер не обратила внимания на замечания Констанс.

– Правда, у отца Элисон будет плохо с сердцем, если этот молодой человек начнет за ней ухлестывать, – продолжала она.

Констанс кивнула в знак согласия. И ее короткий упрямый локон качнулся в подтверждение.

– Он как раз то, что называется негодный юнец, – сообщила она Тэйлор.

– Юнец? Дорогуша, он мужчина, – сказала Элисон с упреком.

– Мужчина с темной репутацией, – парировала Констанс. – Тэйлор, а это розовое платье меня не бледнит? Дженнифер говорит, что к моим рыжим волосам и веснушкам не подходят никакие оттенки розового, но мне так понравилась эта ткань…

– Ты выглядишь прелестно, – ответила Тэйлор.

– У него и правда небезупречная репутация, – согласилась Элисон. – Но именно это-то в нем как раз меня больше всего и привлекает.

– Мелинда говорит, что он только за одну последнюю неделю каждую ночь проводил с новой женщиной, – не унималась Констанс. – Представляете? Он может заполучить кого захочет. Он очень…

– Обольстительный? – предложила Элисон как вариант.

Констанс немедленно покраснела.

– Должна признаться, в нем есть какая-то грубая привлекательность. Он такой… громадный. А глаза у него ну просто божественные. Они темно-темно-карие.

– Так о ком мы говорим? – спросила Тэйлор с любопытством.

– Мы пока не знаем, как его зовут, – пояснила Элисон. – Но он сейчас здесь и не уйдет, пока нас не представят друг другу-В нем есть что-то греховно-эротическое. – Она сделала паузу, чтобы обмахнуть лицо веером. – Заявляю, что у меня при нем сердце екает.

Тэйлор вдруг заметила, что Дженнифер смотрит на нее слегка насупясь и не без сострадания в глазах.

– Что-нибудь случилось, Дженнифер?

– О, Тэйлор, ты такая смелая, что пришла сюда сегодня.

Элисон шлепнула Дженнифер по плечу кончиком веера.

– Ради Бога, Дженнифер, мы ведь договорились не напоминать ей об этом унижении.

– А сами взяли и напомнили. Тэйлор, у тебя сердце еще разбито?

– Нет. Я, честно говоря… – Больше она не успела ничего сказать.

– По слухам, Джейн ждет от него ребенка, – прошептала Дженнифер. – Они были близки все время, что он ухаживал за тобой.

– Тебе обязательно было это говорить? – рассердилась Элисон.

– Она имеет право знать, – заспорила Дженнифер.

– Но мы не знали, – вмешалась Констанс. – Мы бы обязательно сказали тебе, Тэйлор. Мы бы никогда не допустили, чтобы ты вышла замуж за такого негодяя.

– Мне совсем не хочется говорить…

И опять ее перебили, не дав закончить мысль.

– Знаете, он здесь, – сообщила Дженнифер. – Я видела, как Джейн схватила его за руку, едва только Тэйлор вошла. И все еще не отпускает. За свои грехи Уильям Мерритт заслуживает виселицы.

– Я в самом деле не хочу говорить о нем, – удалось наконец вставить Тэйлор.

– Нет-нет, конечно, нет, – согласилась Элисон. – Запомни мои слова, дорогуша. Придет время, когда ты поймешь, как тебе повезло, что тебя бросили.

– Мы не отойдем от тебя до конца вечера, – пообещала Констанс. – А если кому-нибудь вздумается сказать глупость, то я его или ее лично поставлю на место. Обещаю тебе, Тэйлор.

– Спасибо, – поблагодарила Тэйлор. – Но я вовсе не такая нежная. Не стоит волноваться, что кому-нибудь удастся меня обидеть. Я себя в обиду не дам.

– Да, конечно, – промолвила Элисон, и в голосе ее прозвучала нотка жалости.

– Ты все еще не остыла к нему? – не терпелось узнать Дженнифер.

– Остыла. И, кстати говоря, мне…

– Ну конечно, она к нему не остыла. Она его ненавидит, – категорично заявила Констанс.

– Нет, это не так… – снова попыталась начать Тэйлор.

– От любви до ненависти один шаг, – наставительно проговорила Дженнифер. – Мне кажется, она должна возненавидеть всех мужчин вообще, и Уильяма Мерритта, в частности.

– Никогда не считала, что при помощи ненависти можно решить…

– Ты его просто не можешь не ненавидеть, – не соглашалась Констанс.

Тэйлор решила, что пора уже сменить тему и взять разговор в свои руки.

– Я каждой из вас написала длинное письмо с очень важной новостью, – выпалила она, прежде чем ее успели снова перебить.

– Это зачем еще? – поинтересовалась Элисон.

– Новость? Какая новость? – Констанс сгорала от любопытства.

Но Тэйлор только отрицательно покачала головой.

– Придется подождать до завтра, Вы получите свои письма ближе к вечеру.

– Расскажи свои новости сейчас, – настаивала Дженнифер.

– Ты говоришь загадками, – заметила Констанс.

– Я не говорю загадками. Просто иногда бывает легче написать то, что хочешь сказать, чем…

– Выкладывай все, Тэйлор, – потребовала Элисон.

– Ты просто не имеешь права оставлять нас в таком подвешенном состоянии, – подхватила Констанс. – Вообще-то люди обычно пишут письма, когда уезжают.

Тэйлор уже пожалела, что сказала о письмах.

– Это сюрприз, – настаивала она.

– Нет, ты просто обязана сказать нам, – заявила Элисон. – Ты не уйдешь из этой залы, пока не скажешь. Я не засну, если не узнаю.

Тэйлор вновь покачала головой. Но по лицу Элисон было видно, что она этого так не оставит. И тут на помощь Тэйлор нечаянно пришла Констанс. Она заметила танцующую леди Кэтрин, узнала сапфировое ожерелье у нее на шее и тут же потребовала сказать, почему на ней драгоценности Тэйлор.

Тэйлор долго объясняла, зачем она отдала драгоценности.

С другого конца залы Лукас наблюдал за ней. Его буквально зажала толпа мужчин, которые по очереди задавали ему вопросы о жизни в Америке. Некоторые их явные предрассудки забавляли его, а некоторые раздражали. Всех англичан зачаровывали индейцы. И много ли их Лукас убил?

Он терпеливо отвечал на наименее агрессивные вопросы, но то и дело поглядывал на часы. Его не особенно волновало, был он груб. или нет. С наступлением полуночи он уходит. Лукас еще раз проверил время, отметил про себя, что осталось всего несколько минут, и продолжал отвечать на вопросы. Он как раз объяснял, что его ранчо окружено горами (индейские племена сиу и апрасаки позволили ему и его братьям выделить себе участки земли), когда заметил, что сукин сын, наследник семейного состояния, оттолкнул руку своей жены и направился к Тэйлор. Его новобрачная последовала за ним.

Тэйлор тоже заметила его. Было похоже, что она готова бежать. Лукас наблюдал, как она наклонилась, чтобы приподнять край своего платья, потом вдруг отпустила его и выпрямилась. Видимо, в конце концов, отказалась от бегства.

Нет, никто не должен заметить паники, которую она испытывает, даже ее лучшие друзья. Тэйлор поклялась себе в этом и продолжала улыбаться до тех пор, пока лицо ее не начало сводить от этой неестественной улыбки. Это унижение. Она знала: именно так все называют отмену ее свадьбы. И сейчас все они ждут, что она будет вести себя униженно. Ну так вот, видит Бог, она не доставит им такого удовольствия.

Элисон без умолку продолжала говорить о чем-то, но Тэйлор не слушала ее. Однако, чтобы не обижать подругу, делала вид, что ей очень интересно. Она кивала, когда Элисон останавливалась перевести дух, и все время улыбалась. И только надеялась про себя, что подруга рассказывает забавную историю, а не трагическую.