Кристина Лорен - Прекрасный секрет

Ее руки обвились вокруг моей шеи, и она притянула меня к себе. Мы поцеловались, и у меня в груди что-то перевернулось. Нежное прикосновение рта, серьезность, с которой она подставляла губы, тихий всхлип, когда я провел языком по нижней губе и потом втянул ее в рот, сжав зубами.

– Мы и продолжаем хорошо проводить время. Я не стану заниматься с тобой любовью, пока ты не почувствуешь, что это любовь, – сказала она.

Нет, не сказала – заверила. Она давала понять: она знает, что мои мысли и, вероятно, мое сердце принадлежат ей, и она будет обращаться с ними бережно.

Почему-то слова о том, что она не станет заниматься со мной любовью, пока я не буду уверен, заставили меня потерять остатки рассудка. Я отстранился и потянул ее за собой по улице.

Как только мы оказались в номере, я содрал с нее пальто, швырнул свое через всю комнату и прижал ее спиной к двери. Ее кроссовки упали на пол где-то рядом с кроватью; я грубо стянул с нее джинсы и отбросил их в сторону.

Я еще никогда не испытывал такого голода; моя кожа горела и чуть ли не вибрировала. Руби смотрела на меня широко распахнутыми от волнения глазами, и ее освещал только уличный фонарь. Выражение предвкушения на ее лице и ноющий от возбуждения член одинаково действовали на мои мысли. Где-то в глубине души я знал, что надо взять себя в руки, но сейчас, когда мое сердце так сильно колотилось, что его стук отдавался в ушах, я был не в состоянии медлить.

– Что ты… – начала она, но я стянул свои джинсы до колен и тяжело упал на нее. Нас разделяли мои плавки и ее трусики, и только они мешали мне взять ее прямо на полу.

Мой член вжимался в то самое место, куда я хотел войти, и я чувствовал, какая она скользкая под шелковой тканью. Я стонал и отчаянно двигал бедрами, прижимаясь к ней, сорвал с нее блузку и лифчик и обхватил ее полную грудь.

Я представлял себе, как это могло бы быть – как это будет, когда ее ноги обовьются вокруг моей талии и ее бедра будут жадно двигаться подо мной навстречу моим сильным толчкам. Руки Руби сжали мои ягодицы, побуждая меня ускориться, и она застонала.

Я приподнялся над ней, опираясь на локти, но продолжил отчаянно целовать ее; мои зубы скользили по ее коже, рот втягивал в себя язык, губы, впивался в шею. Она не возражала против моей настойчивости, казалось, это возбуждает ее еще больше, и от ее стонов и жадных рук я окончательно сошел с ума.

Я был на грани того, чтобы кончить, слишком близко, но я могу доставить ей удовольствие и попозже. Я хочу облегчить эту жажду, вызванную ее близостью, попробовать Руби на вкус, почувствовать ее подо мной. Меня словно пронзило электрическим током, напряжение в спине все нарастало и нарастало, и с криком я сделал еще один мощный толчок вперед и кончил.

Руби выдохнула, вцепившись руками в мои волосы, когда я отодвинулся, сорвал шелк с ее бедер и прижался ртом к сладостной влаге, засунув язык ей между ног.

О, какое блаженство, как хорошо попробовать ее на вкус.

Она издала придушенный крик и приподняла бедра. Краем сознания я понимал, что надо быть осторожным, но когда я раскрыл ее пальцами и начал сосать и трахать языком, она обезумела.

– Найл… – мое имя превратилось в беспомощный задыхающийся всхлип. Она потянула меня за волосы, отодвигая от себя мой рот. – Положи меня на кровать, – выдавила она. – Я хочу посмотреть на тебя.

Я встал, стащил с себя брюки и рубашку, потом поднял ее и отнес в постель. Помог снять остатки одежды. Ко мне вернулось некоторое самообладание, так что я смог остановиться и просто посмотреть на нее, поцеловать ее шею. Она притянула меня к своему лицу.

– Мне очень нравится, – прошептала она между поцелуями, повторяя слова, которые я говорил ей в нашу первую ночь в ее номере, – нравится чувствовать свой вкус у тебя на языке.

Я закрыл глаза, наслаждаясь сладкими поцелуями. Она взяла мою ладонь и провела ею по своему телу вниз, между ног.

Я прижался губами к ее шее, потом поцеловал грудь и живот, перед тем как устроиться у нее между ног и поцеловать ее бедро.

– Ты вдруг стал таким спокойным, – прошептала она.

Я раздвинул ее складки и с наслаждением провел большим пальцем по скользкому клитору.

– Я сосредотачиваюсь.

Зачем вообще говорить сейчас, когда она так сладко стонет, задыхается и сжимает простыню в кулаках?

Я ласкал ее надавливающими ритмичными движениями, и ее бедра приподнялись над матрасом.

– Я… – начала она и с всхлипом умолкла.

– Ш-ш-ш. – Я нагнулся и прижался губами рядом с пальцем, облизывая и лаская ее одновременно. Я давно перестал мечтать об оральном сексе, потому что спустя несколько лет нашего брака Порция стала отказываться от него. Она предпочитала заниматься сексом только в миссионерской позиции и под аккомпанемент музыки, заглушающей наши стоны, с закрытыми глазами и выключенным светом.

Но мне нравился вкус женщины, мне нравилось это занятие. Целовать женщину в этом месте всегда казалось мне пиком чувственности и страсти для мужчины, который хочет попробовать на вкус источник своего удовольствия. Руби приподнялась на локтях, наблюдая за мной широко раскрытыми глазами. Казалось, ее веки опускаются под тяжестью густых темных ресниц.

Я описывал круги большим пальцем и языком, ее грудь вздымалась и опускалась, она резко вскрикивала, приоткрыв рот и то и дело облизывая нижнюю губу.

– Тебе это нравится? – еле слышно спросила она.

– Мне кажется, это неподходящее слово, – ответил я, целуя ее и поддразнивая. – Не думаю, что в мире есть что-то еще, способное доставить мне такое же удовольствие.

Она задышала медленнее, выгнулась, и я остановился. Она на грани.

– Найл. Пожалуйста.

– Пожалуйста – что, дорогая? – Я куснул ее бедро, нежную кожу рядом с моей ладонью и медленно погладил ее большим пальцем.

– Верни язык на место…

Я с трудом сдержал улыбку.

– Куда?

Ее глаза встретились с моими.

– Ты знаешь куда.

– На твою промежность, дорогая? – прошептал я.

Она заерзала подо мной.

– Я не могу…

– Можешь, – сказал я, наслаждаясь нашей игрой и тем, что я мог трогать ее, пробовать на вкус и позволить ей кончить под моими поцелуями.

Я увидел, как у нее задрожала губа, она закусила ее и умоляюще посмотрела на меня.

Это было так легко – довести ее до грани. Она столько раз мечтала об этом, что ее тело мгновенно отозвалось на мои прикосновения.

– Скажи мне… – прошептал я, наклоняясь пониже и выдыхая на ее клитор.

Она зажмурилась, вцепилась в мое запястье, настойчиво подталкивая меня. Она была такая влажная, напряженная, трепещущая, задыхающаяся.

Я умирал от восторга при виде ее наслаждения, приоткрытых губ, жилки, бьющейся на шее, и от вкуса, который я до сих пор чувствовал ртом.

– Скажи мне, голубка.

Я провел языком по клитору еще раз, потом еще, еще и еще.

Ее бедра дрожали.

– Я на грани.

– Нет, скажи мне, – повторил я, снова отстранившись.

Она с трудом открыла глаза и в замешательстве посмотрела на меня.

– Пожалуйста, я…

– У меня есть незадействованные пальцы, – заметил я и улыбнулся. – По-моему, это ужасно. Скажи мне… ты хочешь, чтобы я ими что-нибудь сделал?

Она застонала, когда я снова нагнулся и лизнул ее, и задрожала всем телом. Я понял, что она вот-вот кончит только от моих слов.

Я просто хотел, чтобы она знала, что я собираюсь с ней сделать, и без колебаний я глубоко ввел в нее пальцы, продолжая сосать ее, и чуть не сошел с ума, когда она закричала, выгнулась дугой на кровати и бурно кончила, сжимая ногами мои плечи и дрожа.

Я отнес ее в ванную. Ее ноги обвились вокруг моей талии, губы уткнулись в мою шею, целуя. Она хрипло шептала, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

Я тоже.

Руби вздрагивала в моих объятиях, ослабевшая и ошеломленная. Я аккуратно поставил ее на ноги в душевой кабинке, закрывая своим телом от сильных струй и намыливая каждый дюйм кожи. Она обняла меня за талию и молча смотрела. Ее глаза были полны чувства, и я внезапно испугался, что она сейчас произнесет это вслух. Глаза Руби ничего не скрывали: я знал, что она любит меня и что дело не только в том удовольствии, которое я ей только что доставил, и не в том, что моя стоическая сдержанность тает под ее чарами. Дело в любви. Она любит меня.

И если бы все было так просто, я бы занялся с ней любовью прямо сейчас, потому что я понимал, что мои чувства быстро прошли путь от первоначальной заинтересованности к чему-то более глубокому. Может быть, даже к любви. Но я так долго был с Порцией, искренне веря, что это любовь, что теперь не мог доверять себе. Я увлечен ею, да. Предан ей. Но любовь? Я больше ни в чем не уверен.

Внезапно я вспомнил вечер моей свадьбы. Мы танцевали перед гостями, и я чувствовал радостное возбуждение и надежду.

– Поразительно, ты такая красивая в белом. Это будет секрет, – и я поцеловал Порцию в шею. – Наш секрет.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и если бы я был тогда умнее, я бы по ее интонации и взгляду понял, что надо быть осторожнее.

Но тогда я не был умен.

– Я уже был с тобой, любимая, – сказал я. – И сегодня ночью буду иметь тебя снова и снова.

Порция застыла в моих объятиях, позволяя мне кружить ее по полу. Песня закончилась, и гости зааплодировали.

Я посмотрел ей в лицо, холодное и сдержанное в теплом свете, струящемся из люстр над головой.

– В чем дело?

Она выдавила из себя улыбку, поцеловала меня в щеку и сказала:

– Ты назвал меня шлюхой на нашей свадьбе.

Это было начало. Хотя так было не всегда, только чаще всего. Я сделал предложение Порции, подарив ей кольцо из киоска, и она так хохотала, что у нее слезы потекли, а потом крепко поцеловала меня, и ей было все равно, кто смотрит на нас на Пикадилли.

Наша помолвка была воспоминанием, которое терялось в череде равнодушных дней, которые за ней последовали. Я пытался вспомнить хорошие времена и цеплялся за них с жадностью, странной для мужчины, который не собирался восстанавливать отношения с бывшей женой. Я проигрывал их снова и снова, потому что мне нужно было помнить: когда-то наша свадьба была не просто ожиданием, а прекрасной мыслью.

То, что я чувствовал к Руби, стало для меня шоком – вожделение, восхищение, жажда и беззащитность. Я никогда не чувствовал ничего подобного по отношению к женщине, на которой был женат.

На меня нахлынул приступ вины – вины за то, что я напрасно потратил время, что я должен был дать Порции больше, чем дал. Вины за то, что я думаю обо всем этом, когда принимаю душ с женщиной, которой я увлечен.

Руби одновременно воодушевляла и пугала меня. Меня пугала скорость, с которой разворачивались события, и то, что это было не мимолетное увлечение.

Я провел ладонями по ее груди, бедрам, спине и ногам, намыливая ее всю. Я снова почувствовал возбуждение, неутолимое, и больше всего я боялся, что слишком привык к тому, как она на меня смотрит, что я буду зависеть от ее внимания и привязанности, как никогда не зависел от Порции. И я знал, сколько мы бы ни прожили с Порцией, я бы не испытал ничего подобного.

Я повернул Руби, подставляя ее под струи воды, и никак не мог оторвать руки от ее изгибов. Потом потянул ее ладонь к своему болезненно напряженному члену и наклонился, безмолвно умоляя ее поцеловать меня.

Она потянулась ко мне губами, и мы целовались под водой, пока ее рука двигалась по моему члену вверх-вниз.

Она зажмурилась, у нее вырывались слабые всхлипы, которые я ловил губами. Я не мог понять, это вода из душа или ее слез, но понял, что я ее люблю, осознав, с какой отчаянной радостью я наблюдаю за проявлением ее чувств. А потом у меня сжалось сердце, когда я подумал: если Руби когда-нибудь охладеет ко мне, как я буду жить?..

Моя любовь к Найлу Стелле не была секретом. Он это знал, я это знала. То, что слова еще не были произнесены, – простая формальность. Я видела по его лицу, что он все понимает. Он смотрел на меня с восхищением и беспокойством – как на хрустальную вазу, которую он может разбить.

Все эти чувства ощущались просто физически, и сложно было не раздражаться. Мое безумное обожание, его постоянная обеспокоенность – не знаю, что хуже. По моему лицу можно было читать, как по раскрытой книге, и все же он ничего не говорил.

И я тоже молчала.

Найл вытер нас полотенцем, и мы почти сразу же упали в кровать. В его? Мою? Я точно не помнила. Какая разница? После оргазма у меня все кости расплавились, но я никак не могла уснуть.

– Если бы ты мог оказаться в любом месте на земле, куда бы ты хотел попасть прямо сейчас?

Какое-то время мы провели в молчании и темноте, нарушаемых лишь шумом дорожного движения и голосами в коридоре. Он лежал на животе, обняв подушку, и смотрел на меня. Мне нравилось то, что теперь я знаю, как он спит. Это такая интимная вещь, и где-то в глубине души я была счастлива при мысли о том, что отношусь к тем очень немногим людям, которые посвящены в эту тайну.