Я кивнул, обнимая ее за талию и подводя к широкому креслу без подлокотников.

Мои руки были нетерпеливы: торопливо расстегнули юбку, стянули трусики, жадно ощупывая каждый дюйм ее тела. Гладкие изгибы, бледная кожа – она была безупречна, и я нагнулся, впиваясь губами в ее плечо и сжимая грудь.

Куда более осторожно она расстегнула мою рубашку, наблюдая за моей реакцией.

– Мы не должны… – начала она, но я заставил ее замолчать поцелуем.

Давай.

Она стянула рубашку с моих плеч, расстегнула ремень, потом медленно стащила брюки. Я отбросил их ногой в сторону.

Взяв мой член в руку, она начала опускаться на колени.

Я покачал головой, одним движением поднимая ее и прижимаясь ко рту, раздвигая ее губы, пробуя ее на вкус. Ее маленький сладкий язычок скользнул мне в рот с неожиданным отчаянием. Маленькие крепкие ладони уперлись в грудь, подталкивая меня к креслу, потом она села на меня верхом и вцепилась в мои волосы, целуя – жадно, покусывая, со стонами и вздохами. Я скользил руками по ее телу – по бокам, между ног, чувствуя нежнейшую кожу.

– Двинемся дальше? – произнесла она влажными губами. Ее глаза помутнели.

Что она имеет в виду? Дальше… В нее?

– Я… да? – Я выгнулся под ней, пытаясь прижаться еще теснее.

Она снова поцеловала меня, потом прошептала:

– Имею в виду – пойдем в постель?

Я закрыл глаза, сражаясь со своими мыслями, которые хотели заняться обдумыванием этого вопроса. Если мы встанем и пойдем в спальню, мы потеряем это состояние вожделения и облегчения, от которого так чертовски хорошо. Я не хотел двигаться ни на дюйм. Я буду слишком много думать о том, что это означает, что я чувствую, что я еще никогда не занимался сексом в этой кровати, и что я познакомился с Руби меньше месяца назад.

Мой мозг хотел знать все наверняка.

Прекрати.

Нет.

Нет.

– Нет. – Я поцеловал ее в шею, прижимая к себе, теплую и скользкую, к своему члену. – Не хочу никуда идти.

Она приподнялась, и я понял, что могу войти в нее одним движением.

– Господи, – простонал я. Я забыл, а может, и не знал никогда, каким бывает желание – властным, безумным и диким. Я был сам не свой. Я был мужчиной, жаждущим удовольствия, хотевшим трахаться, и первый раз в жизни я мог это сделать.

– Черт. Предохранение, – выдавил я.

– Все в порядке, я позаботилась об этом, – выдохнула она.

Ее глаза встретились с моими, в них угадывался вопрос.

– Давай сверху, дорогая, – прошептал я.

Я выгнулся и застонал, когда она опустилась на меня с возгласом, в котором слышались боль и удовольствие, и это окончательно свело меня с ума.

– Подожди, – прошептала она, и ее голос был таким сдавленным и прерывистым, что я отодвинулся и заглянул ей в лицо. Она уставилась на мой рот, приоткрыв влажные губы, и выглядела просто прекрасно.

– Дай мне… просто… привыкнуть к… – Ее глаза закатились и закрылись. Она хрипло вскрикивала, насаживаясь дюйм за дюймом.

Я пытался оставаться неподвижным, ощущая ее шелковистость… напряженную плоть, сомкнувшуюся вокруг моей… задыхающиеся вздохи… то, как она прижимала мою голову к груди.

Когда я оказался целиком внутри нее, она начала двигаться короткими, сводящими с ума кругами. Вонзила ногти мне в шею, прижала грудь к моему лицу и шептала мне прямо в ухо:

– Найл… О боже… я не… ох как…

Она использовала мое тело для собственного удовольствия, с каждым разом поднимаясь все выше и насаживаясь все сильнее. Ее пальцы скользнули вверх, запутавшись в моих волосах, горячий рот впился в мою шею. Ее вкус и запах, тепло бедер и груди, прикосновение кожи, ощущение, как она сжимается вдоль всей длины члена, – это все равно что уйти под воду с головой и не испытывать потребности в воздухе.

И ее стоны и вздохи, о! Я никогда не слышал такого искреннего выражения удовольствия. Эти звуки и ощущения, это блаженство, в которое она погрузилась, совершенно изменили мое представление о сексе, затмив мой скудный опыт. Все это было не только для моего удовольствия, но и для ее, и понимание, каким должен быть секс – интимное занятие, которым надо наслаждаться, а не терпеть его, – прокатилось огнем по моему телу.

Я никогда не был таким твердым, таким жадным, никогда не стремился схватить, сжимать, пробовать на вкус. И когда я думал, что лучше уже быть не может, она наклонялась или откидывалась, и я улетал еще сильнее. Я втянул сосок в рот, посасывая его и накрыв вторую грудь ладонью, желая, чтобы она никогда не останавливалась, желая наслаждаться своим удовольствием и эйфорией, написанной у нее на лице, – пока я не потерялся окончательно.

Потому что я знал, с Руби будет именно так.

Я почувствовал напряжение в бедрах, жажду двигаться и трахать, брать ее. Из меня рвался дикий зверь, жаждавший такого секса, которого у меня не было никогда, но в котором я всегда нуждался: необузданного, потного и жесткого.

Движения Руби стали беспорядочными, она прижалась губами к моему рту, впиваясь в меня, и я впитывал ее стоны, вздохи и всхлипы, пока она меня трахала. Ее бедра судорожно дернулись, ладони стиснули меня, и я почувствовал, как она сжимается внутри, перед тем как выгнуться и с криком кончить. Ее тепло, скользкость, неровные движения и, в конце концов, – о да, наконец-то, – то, как она трахала меня, когда ее подхватила волна оргазма, лишили меня остатков самоконтроля. Удовольствие стало почти невыносимым, и я впился зубами в упругий изгиб ее груди и застонал.

Она упала мне на грудь, я поднял ее и уложил на ковер, приподнял бедра и вонзился одним длинным грубым толчком.

У Руби перехватило дыхание. Она была такая тугая, сжимала меня словно в кулаке. И наблюдала, как я утрачиваю рассудок, теряю самого себя. В этот момент я себя не помнил: кто этот мужчина, который стоит на коленях между ее ног и поддерживает ее руками под ягодицы, чтобы она не билась о пол. Я не узнавал мужчину, который говорил ей: «Смотри. Смотри, как я тебя трахаю. Ты такая мокрая, такая нежная. О, как хорошо тебя трахать, какая ты теплая и влажная, как хорошо».

Удовольствие волной прокатилась по позвоночнику и вырвалось наружу. Она протянула руку, прикасаясь к основанию члена и взглядом умоляя меня показать ей, как мне хорошо.

Я не мог закрыть глаза. Ни за что на свете я не мог закрыть глаза в первый раз, когда она видит, как я кончаю – над ней, в ней. Мои толчки стали грубыми, я резко выдыхал воздух и хрипло вскрикивал. А потом меня понесло, я потерял ритм и зарычал.

Никогда в жизни я не испытывал такого наслаждения.

Я замер, весь покрытый потом. Грудь ходила ходуном. Посмотрел на нее. Ее грудь покраснела и блестела от влаги, щеки покрылись румянцем, губы приоткрылись в попытке успокоить дыхание.

– Найл… – произнесла она, проведя трясущейся рукой по моей груди.

Меня словно что-то толкнуло – паническое чувство, что я должен что-то сделать. Я отодвинулся, встал на трясущихся ногах и побежал в ванную за полотенцем. Намочил теплой водой. Вернулся к ней и прижал полотенце между ног, промакивая, вытирая мою…

– Найл, – повторила она, взяв меня за запястье.

Я сел на пятки и взглянул ей в лицо.

– Тебе больно?

Она недоуменно сдвинула брови.

– Нет?

Она забрала полотенце и притянула меня на себя.

– Не надо меня вытирать. Я хотела насладиться еще несколькими поцелуями после секса. Мне нравится быть растрепанной из-за тебя.

Я растерянно моргнул и наклонился поцеловать ее в щеку.

– Хорошо. Извини.

– Перестань. Все прекрасно, сэр. – Она закинула ногу мне на бедро, а я оперся на локоть и смотрел на нее сверху вниз. – Миссионерская поза – явно твоя сильная сторона. Буду знать.

Я улыбнулся.

– Немудрено. Я занимался этим одиннадцать лет. Честно говоря, то, что ты была сверху… – Я умолк и почувствовал, как мой желудок падает в бездну, когда я понял, что сказал.

Руби подо мной замерла.

– Черт возьми, Руби… Извини, я говорю ужасные вещи в самый неподходящий момент. Я идиот.

Она провела пальцами по моей шее, приподнявшись, чтобы поцеловать меня, – возможно, чтобы заткнуть мне рот.

– Все хорошо.

– Нет, – возразил я сквозь поцелуй.

– Да, – настойчиво и с несвойственной ей жесткостью сказала она. – Уверена, ты чувствуешь странно, впервые занявшись сексом с кем-то другим, после того как была только она.

– Дело не в этом… – начал я и снова умолк, не договорив. Мне надо подумать. Плохо, что я онемел, когда она призналась мне в любви; я не могу опозориться еще раз. – Руби, наверное, я ужасно неправильно выбрал время, но мне нужно сказать тебе, насколько все это для меня по-другому.

Она кивнула и немного расслабилась. Подбирая слова, я старался сохранить ясность, которую я чувствовал несколько минут назад, когда мы были единым целым. Она дала мне нечто настолько редкое – понимание, что значит заниматься любовью, и я тут же все испортил.

– В самом начале наших отношений Порция прочитала статью, в которой говорилось, что мужчинам нужен секс как минимум раз в неделю, иначе они начинают изменять. Чушь собачья, но эта идея глубоко внедрилась в ее сознание. Секс раз в неделю. Не больше и не меньше. Видишь ли, она была очень организованна, – сказал я, надеясь добавить в свой рассказ каплю легкости. – Встречи с коллегами по понедельникам. Секс с мужем по вторникам. Мусор вывозят по четвергам.

Ее глаза наполнились сочувствием.

– О!

– Все было не так уж плохо, – продолжил я, склонив голову и задумавшись над собственными словами. – Но и очень хорошо тоже не было. – Я посмотрел ей в глаза и сглотнул, когда наконец смог сформулировать свою мысль. – Видишь ли… Пожалуйста, пойми, мне трудно было сказать даже это, тем более в теперешней ситуации. – Я окинул преувеличенно долгим взглядом наши тела, давая понимать, что я имею в виду, и она улыбнулась. – Как правило, я не обсуждаю свою личную жизнь. Но теперь моя личная жизнь – это ты. Я хочу, чтобы ты все обо мне знала и о том, что с тобой я совсем другой. К несчастью, это также означает, что ты кое-что узнаешь о моих отношениях с Порцией. Каким-то образом ее подход превратил секс одновременно в особенное событие и трудное дело.

Руби провела пальцем по моей нижней губе, потом по верхней.

– Ты когда-нибудь разговаривал с ней об этом? Когда все закончилось?

Я нахмурился.

– На самом деле такой возможности не было. Хотя, точнее, мы слишком устали к этому моменту и было проще просто разойтись.

Вопрос Руби пробудил мысль, которая зародилась во мне уже давно. Почему мы никогда не разговаривали о таких вещах? Наверняка если я был несчастлив, Порция тоже. Могу только представить, как хорошо знающая себя Руби с родителями-психотерапевтами и потребностью все время выражать свои чувства восприняла бы то, как я отреагировал на развод. Попыток примирения не было, попыток объясниться тоже, никаких подведений итогов. В решении покончить с нашим браком было ровно столько же страсти, сколько и в самом браке.

Угадывая мои мысли, Руби повернула меня за подбородок к себе.

– Эй, я же не говорю, что ты должен был. Люди ведут себя по-разному. Я видела твое лицо перед разводом и после него. Я знаю, что со мной ты счастлив. Я спрашиваю об этом, не потому что ревную. Мне претит мысль, что ты был лишен любви, которой заслуживал, но, как бы ужасно это не звучало, меня возбуждает мысль о том, как много я могу тебе дать. – Ее рука погладила меня по животу и сомкнулась на той части тела, которая снова оживала. – Сейчас ты был совсем другой. Знаешь, – она закрыла глаза, лаская меня, – такой властный и грубый.

Я было открыл рот, чтобы извиниться, но она взглядом заставила меня замолчать и добавила:

– Мне это понравилось.

Не говоря ни слова, я прижался к ней грудью, и мы начали целоваться.

Она направила мой член в себя, и мы снова начали двигаться, шумно, яростно. Я пытался сдерживаться, пытался быть нежным, но ее слова превратили меня в требовательного, властного мужчину, отчаянно стремившегося заслужить ее.

Глава 15

Руби

Я открыла глаза и непонимающе моргнула, увидев незнакомые стены, потолок и темное постельное белье. Все чужое. Секунду я не могла понять, где нахожусь. Это не номер в нью-йоркском отеле и не моя квартира.

Ой.

Я же с Найлом в его постели, голая, и он обнимает меня.

Взгляд на часы дал мне понять, что сейчас одна минута восьмого, и пока я пыталась осмыслить эту цифру, я вспомнила, что прошлой ночью Найл затрахал меня до беспамятства.

Я едва сдержала крик. Закрыла глаза, вспоминая каждую секунду: Найл подо мной, его твердый толстый член во мне, он поднимает бедра, стремясь глубже войти в меня. А потом я кончаю и он кладет меня на ковер. Найл, грубый и обезумевший, держит меня за бедра и входит, входит, входит…