— Мы увидим их сегодня?

— Я буду очень разочарован, если нет. Мы пойдем смотреть на них после ужина. Они обычно появляются после девяти.

— Они действительно тебе нравятся, не так ли?

Он ухмыляется.

— Мое сумасбродство — у меня нет времени на вещи, которые мне не подуше.

— На самом деле, — признаюсь я, — мне нравится твой слишком дикий и заросший сад.

— Тогда ты определенно похожа на владельца этого места.

— На того, который похож на Бога? — нахально спрашиваю я. Будучи не нахалкой, я никогда бы раньше себе такого не позволила, пока не встретила его. Я банальная и скучная. Никогда даже кошку не обижу.

— Именно, — говорит он, и что-то в его глазах загорается.

Я смеюсь, и в этот момент я девушка не с ужасным прошлым. Я обычная девушка, флиртующая с потрясающе сексуальным мужчиной.


13.

Сноу

 Мы завтракаем за расшатанным деревянным столом в тени огромного старого дуба. На столе — круассаны, выпечка, холодные закуски, сливочное масло, домашнее варенье и дольки арбуза. Неулыбчивая мадам Шевалье наливает нам густой, крепкий кофе в маленькие чашечки. Он слишком горький для меня, но у Шейна он проблем не вызывает, он с удовольствием выпивает его. Я решаю обойтись апельсиновым соком. Когда мадам уходит обратно в дом, я шепчу Шейну:

— У нее плохое настроение?

— Неа. Она всегда такая, — говорит он равнодушно, откусывая круассан.

— Правда? Почему?

Он пожимает плечами.

— Черт его знает. Наверное, она не одобряет, что я капаюсь в земле.

Я смотрю на него.

— И тебя это не беспокоит?

— Сноу, — терпеливо объясняет он, — эта женщина пользуется книгой рецептов столетней давности. Насколько я могу судить, она может ходить с кислым выражением лица столько, сколько ей нравится. Не суди, пока ты не попробуешь ее Soupe à l’Oignon Gratinée.

Я качаю головой.

— Я не говорю какой она повар, просто я не смогла бы жить с прислугой, которая бы все время смотрела на меня с таким неодобрением.

Он весело улыбается.

— Кое-что ты можешь еще не знать: мадам тайно влюблена в меня.

— Шэйн Иден, ты неисправим.

— Я приму это как комплимент, — говорит он с низким смешком.

 После завтрака пожилой мужчина, которого я видела за обрезкой кустов, подходит к нам с улыбкой, застывшей на его румяном лице. Шейн нас знакомит, потом говорит, что месье Шевалье отвезет нас на крытый рынок в Каннах. Месье Шевалье гораздо дружелюбнее, чем его жена, и поскольку он не говорит ни слова по-английски, а французский Шейна состоит из простых предложений, он компенсирует свои ответы больше кивая и улыбаясь. Мы загружаемся в его видавшие виды машину, и он доставляет нас на рынок Форвиль.

Это большое красно-коричневое здание, которое странным образом напоминает Red Fort в Дели. Внутри огромное и совершенно потрясающее помещение. Такое количество покупателей, и очень много различных палаток с продукцией, это настоящий праздник вкуса и запахов. Есть палатки, посвященные только грибам! Грибы всех видов, форм, цвета и запахов. Другие специализируются на мясе, фруктах, цветах, овощах, сырах, вине, оливках, печенье, хлебе, специях и меде. Все выглядит таким свежим и явно местного производства. Полная противоположность стерильности супермаркетов, где все стерилизуют, гомогенизируют и продают в пластиковой упаковке.

Шейн делает закупки для нашего предстоящего ужина: каре ягненка, багет, лук, овощи, ананас. Продавцы, похоже, знают и любят его. Один спрашивает его про светлячков и говорит, что хочет привести сына на неделе, чтобы он увидел их. Он мрачно сообщает Шейну, что светлячки перестали приходить на его землю и винит в этом пестициды.

Мы выходим на улицу, месье Шевалье укладывает пакеты в заднюю часть машины. Следующий план таков — он высаживает нас в Ле Сюке, необычном, холмистом городке с видом на гавань, а сам отправляется в Сомюр, чтобы отдать жене покупки с рынка.

Ле Сюке — старый город, поэтому он полон странных, узких улиц, где полно старомодных магазинчиков. Город просто очаровательный, и я влюбилась в него, но я заметила, что женщины все время смотрят на Шейна. Где бы мы не шли, они пялятся на него, я имею в виду, по-настоящему нагло пялятся. Мы останавливаемся в маленьком кафе со столиками, рассыпанными на улице и старинной pissaladière, красивой своей простой и вкусной пиццой с луком, маслинами и анчоусами, официантка полностью меня игнорирует и просто убийственно флиртует с Шейном.

— Вы модель? — спрашивает она на английском.

Он что-то говорит ей по-французски, она кидает на меня взгляд, пожимает плечами и только тогда начинает принимать наш заказ.

— Ну, — говорю я, когда она уходит, — она, конечно, думает, что ты Бог.

Он скрещивает руки на груди.

— Говорит мне женщина, на которую большая часть мужского населения Ле Сюке смотрит, как зомби со стоячими членами.

Я фыркаю.

— Зомби со стоячими членами? Прости? Вон девушки, которые проходили мимо и вернулись назад, продолжая восхищаться тобой.

— Ну, дорогая, в то время как ты смотришь на женщин, проходящих мимо, мне пришлось пережить неприятные минуты от мужчины нагло раздевающего тебя своими, бл*дь, глазами.

Я прислоняюсь к спинке стула.

— Ты серьезно?

— Черт возьми, да. Это чертовски раздражает, знаешь ли.

Мои глаза расширяются. Неужели Шэйн Иден ревнует? Мысль, как молния ударяет мне сердце.

— Ты ревнуешь? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, — признается он хмуро.

— Мне нравится, когда ты выглядишь задумчивым и хмурым. Это так сексуально.

Он тут же воодушевляется:

— Я не ослышался, ты только что назвала меня сексуальным?

— Да, назвала, думаю, так и есть.

— Ну, это можно назвать прогрессом, — мурлыкает он, посмеиваясь.

— Кстати, что ты сказал официантке, что она вдруг соизволила принять у нас заказ? — спрашиваю я совершенно целенаправленно, сделав глоток отлично охлажденного розового вина.

— Я сказал ей, что я гей, но она не особо обрадовалась этому.

Я чуть не подавилась своей выпивкой.

— Что? — прыскаю я.

Он смеется.

— А тебя не беспокоит, что люди думают, что ты гей?

— Неа. Это очень полезно при определенных обстоятельствах.

— Ты не мог ей просто сказать, что не заинтересован?

— Девушки типа нее не сдаются, она бы все равно сунула мне свой номер телефона в руку. И это бы заставило тебя ревновать и злиться.

— Я не ревную, — отрицаю я.

— О, ты ревнуешь и это нормально, Элизабет Сноу Дилшоу. Ты именно та женщина, которая попытается заставить мужчину надеть пояс целомудрия.

Его заявление меня удивляет. Он вряд ли знает меня настолько хорошо.

— Почему ты так решил? — спрашиваю я с любопытством.

Его глаза, как зеркала, ничего не выражают.

— Опыт, — говорит он загадочно.

— Ну, ты ошибаешься. Я никогда в своей жизни никому не завидовала. Ни с Ленни, и уж точно не с тобой. На самом деле, мне было даже смешно, что все женщины пялятся на тебя.

— Это очень хорошо, потому что они не найдут пояса целомудрия на мой размер, — он ухмыляется. — Слишком большой.

— Я не буду беспокоиться, если официантка даст тебе свой номер, — говорю я.

У него на лице появляется какое-то озорное выражение, он протягивает руку, сжимая мое запястье и поглаживает его, словно соблазнительное обещание. Жест интимный, приятный и чувствуется таким замечательным. По коже у меня разливается удовольствие, мышцы вибрируют и мгновенно я чувствую, как во мне поднимается сильное желание, словно сухие листья, подхваченные ветром и беспомощно летящие в другой мир.

В его глазах появляется блеск, Шейн с неприкрытым желанием смотрит на меня, я уничтожена его взглядом, поэтому автоматически облизываю губы. Мы потерялись в нашем собственном мире. Мы смотрим друг на друга голодными глазами. Желание отчаянно мерцает между нами, словно невидимая магия. У меня кровь бежит быстрее по венам, я чувствую влагу между ног. Боже, никогда я не могла подумать, что могу так сексуально возбудиться, сидя в ресторане, и всего лишь глядя на мужчину.

Приходит официантка с нашем заказом, останавливается рядом с нами и покашливает, причем громко.

Я вырываю свою руку. Она плюхает пиццу на середину стола, шлепает маленькие тарелки каждому из нас и гордо удаляется прочь.

Я хихикаю на Шейна.

— Я же сказал тебе, что она именно та девушка, — говорит он.

Мы оба смеемся.

Пицца очень вкусная. Шейн оплачивает счет, мы поднимаемся и идем в сторону холма. На улице жарко, холм очень крутой, но мы все же добираемся до вершины. Мы останавливаемся у величественной старинной церкви Notre-Dame d’Espérance, и я смотрю вниз на потрясающий вид на залив.

— Хочешь зайдем в церковь? — спрашивает Шейн.

— Да.

Мы проходим через старые двери, и внутри словно вступаем в другой мир. Даже воздух внутри достаточно прохладный, я чувствую от холода мурашки на коже. Каменные стены создают впечатление сырости и холода. Наши шаги эхом отдаются от стен. Солнечный свет падает сквозь высокие нечеткие витражи в тусклое помещение, создавая иллюзорные еле заметные тени на полу. Здесь пусто, лишь женщина с черным платком на голове склонилась в молитве на одной из передних скамей. Она не оборачивается на наши шаги. Я с трепетом осматриваю огромное, с высоким потолком помещение.

— Слишком много Vellichor? — шепчет рядом со мной Шейн.

Я кидаю на него взгляд.

— Нет, мне нравится. Это гораздо лучше, чем любой книжный магазин.

Он странно на меня смотрит.

— Ты шутишь?

— Нет, серьезно. За столько лет люди приезжали сюда со своими болями, печалями, надеждами, благодарностями и радостями. Камни впитали эти чувства. Сотни лет человеческих эмоций. Ты чувствуешь их?

Он неподвижно стоит несколько секунд, затем внимательно смотрит на меня.

— Нет.

— Жаль, — шепчу я и двигаюсь вперед.

Он следует за мной.

— Ты никогда раньше не была в церкви?

— Нет. Моя мать не ходила в христианскую церковь, поэтому она никогда не водила нас туда. Однако, я умоляла свою няню, пока она не сдалась и отвела меня тайком в храм.

— Сколько тебе тогда было?

— Первый раз мне было пять лет.

— Ты ходила в индуистский храм?

— Нет. В детстве я не ходила в храм молиться. Я очень сильно любила свою няню, я не могла пережить разлуку с ней, даже когда она ходила в храм. Плюс, мне очень понравилась поездка, потому что было очень красиво, и священник разрешил мне позвонить в колокол.

Мы подходим к боковому алтарю с горящими свечами, Шейн поворачивается ко мне.

— Ты хочешь зажечь свечу?

— А что это значит?

— Это символ твоей молитвы, которая будет гореть даже после того, как ты уйдешь.

Я помню, как Читра зажигала лампадки, и я спрашивала ее, зачем она это делает и до сих пор помню ее ответ. Милая Читра. Я так скучаю по ней. «Это способ попросить что-то у Бога. Огонь поднимает твою молитву к Богу», сказала она.

Я смотрю на Шейна.

— Да, я хотела бы зажечь свечу и помолиться.

Он бросает купюру в ящик для пожертвований и берет две свечи. Подходит ко мне, мы стоим бок о бок в свете наших свечей. Я наблюдаю, как Шейн ставит свою в подсвечник и закрываю глаза в молитве. Я молюсь так, как никогда не молилась. Я молюсь всем Богам, индуским или христианским, кто-нибудь да услышит. Я прошу камни поглотить мою молитву и держать ее в безопасности после того, как я уйду и когда догорит моя свеча. Я молюсь за тихое заступничество с небес, чтобы мои действия не нанесли вреда ни Ленни, ни Шейну.

Я открываю глаза и вижу перед собой, как догорает чья-то свеча. Такое чувство, словно она отчаянно цепляется за свои последние вздохи жизни. Я не могу видеть, как она потухнет. Я перевожу взгляд на Шейна. Он внимательно смотрит на меня.

— Мы можем купить еще одну свечу?

Его брови приподнимаются, он кладет еще одну банкноту в коробку и берет новую свечу, передает ее мне. Я зажигаю ее, используя огонь в лампадке, которая стоит рядом с затухшей свечой и устанавливаю ее рядом с ней. Я смотрю на пламя, потом поворачиваюсь к Шейну и улыбаюсь.