— Извините, но вы бы сделали то же самое, если бы проехали тысячи миль, чтобы с кем-то встретиться.

— Выметайтесь из моего дома.

Я широко улыбаюсь ей в ответ. Я пребываю в отличном настроении, поэтому говорю:

— У меня странное чувство, миссис Дилшау, что мы будем встречаться гораздо чаще, чем вы ожидаете, поэтому предлагаю вам запастись хорошими манерами. Хорошего дня, мэм, — и выхожу через переднюю дверь.

Мое сердце парит в небесах.


37.

Сноу

 Я была в гранд-отель The Oberoi всего несколько раз. Это один из старейших роскошных отелей, который соблюдает традиции Калькутты. Как только вы попадаете внутрь, оставляя за собой гам улиц, оказываетесь в совершенно другом мире. Если обратится к тем временам, когда индийские Махараджи правили страной, то они понимали толк в «роскоши» гораздо больше, чем англичане. Здесь на стенах имеются рисунки птиц и мужчин, в украшенных драгоценными камнями тюрбанах. Полы в зоне ресепшен из черного мрамора с маленькими белыми мраморными квадратами по диагонали, темные деревянные панели из лобби ведут прямо к лифтам и всюду на сиденьях имеются соответствующие чехлы.

Двери открывает мне дама в униформе. Она искренне вежлива и дружелюбна. Я подхожу к лобби и называю люкс Шейн. Они, скорее всего, думают, что я проститутка, но мне плевать. С безупречно вежливой улыбкой, девушка передает трубку мне.

— Привет, — говорю я в трубку.

— Стой там. Я спущусь за тобой, — отвечает он.

— Нет, я сама поднимусь. Я знаю, как пройти в люкс.

Я вхожу в лифт и поднимаюсь на его этаж. Я стучу в дверь, и он тут же открывает.

Прежде чем я произношу хоть слово, он втягивает меня в номер, зарывается рукой в мои волосы и налетает на моих губы. Я задыхаюсь от шока, пока его язык орудует у меня во рту. Другой рукой он обхватывает меня за талию и прижимает к своему мускулистому телу. Он метет своим языком мой рот. Сырое животное желание струится из него, заставляя бежать кровь по венам. С первого же дня перед его напором я становилась совершенно беспомощной.

Не отрывая своего рта от моего, он ведет меня к кровати, на которую мы вместе падаем. Мы как попало срываем одежду друг с друга. Слышится звук открываемой молнии, треск рвущейся ткани, чей-то шепотом, но наши сердца парят, изголодавшись. Мы уже обнажены. Я слышу звук разрываемой фольги. И потом он заполняет пустоту внутри меня своим красивым, большим членом.

— Аааа...

Оргазм длится и длится. С закрытыми глазами я вижу белые искры. Я падаю на изголовье кровати, полностью обессиленная.

— Я так изголодался по тебе, что не мог больше ждать, чтобы не трахнуть тебя, — рычит он.

— У меня все там дрожит... внутри все дрожит... сильно, — шепчу я.

— Скажи тому, что внутри дрожит, что я даже еще не начал.

Несколько часов мы проводим в постели. Я чувствую все места, до которых дотрагиваются его руки — до моих ног, ступней... внутренней стороны запястья... даже до кожи на моем затылке.

А потом звонит его телефон.

— Ты не будешь отвечать?

— Нет, — говорит он и продолжает целовать мой позвоночник.

Но его мобильный снова звонит. И снова. Он останавливается, хмурится и поднимает трубку.

Приняв вертикальное положение, он говорит:

— Да.

Он слегка отворачивается от меня.

— Я буду через пару дней. Почему? — он снова слушает и вздыхает, его плечи опускаются. — К черту. Точно. Да. Скажи, ма, я буду там.

Он заканчивает разговор и поворачивается ко мне.

— Послушай, я хотел познакомиться с твоими родителями и сделать все правильно, но мы должны вернуться сегодня вечером. Отец моей матери лежит на смертном одре, и он хочет увидеть всю нашу семью, прежде чем уйдет в мир иной. Мама хочет, чтобы я вернулся.

Я сажусь и касаюсь его горла. Он настолько совершенен, что я готова заплакать.

— Поезжай. Я приеду через пару дней. Я должна кое-что здесь сделать сначала.

Он внимательно смотрит на меня.

— Нет, Сноу. Я не хочу уезжать без тебя.

— Я обещаю, я прилечу послезавтра. Я должна повидать Читру.

Он с интересом поглядывает на меня.

— Зачем?

— Не знаю, зачем. Я чувствую, что должна повидать ее, прежде чем уеду.

— Где она?

— Купу знает, где она живет. Он возьмет меня с собой.

— Это далеко, это может быть опасно?

— Нет.

— Мне это не нравится, я найду кого-нибудь, чтобы они сопровождали тебя и Купу. Ты не будешь путешествовать одна.

— Ладно, но ты никого здесь не знаешь, — поморщившись говорю я.

— Послушай. Ты меня еще плохо знаешь.

— Да?! Я знаю о тебе все, — говорю я с улыбкой.

— Когда в последний раз ты ее видела? — заинтересованно спрашивает он.

— Я не видела ее после того, как мне исполнилось десять лет. Что-то случилось с ней и в один прекрасный день она больше не пришла.

— Ладно, проведай ее. Я закажу обратный билет на послезавтра. Смотри, не кинь меня.

— Я никогда тебя не кину.

— Бедная Читра, не так ли?

— Да, — с грустью отвечаю я.

— Не хочешь дать ей денег?

Сразу же мои глаза наполняются слезами.

— Да, — говорю я, с трудом сглатывая, не в силах поверить, что он так щедр к человеку, которого даже не знает и никогда не видел.

— О, сладкая Сноу. Ты такая сердобольная.

— Спасибо, Шейн. Ты не представляешь, что это значит для меня.

— Вот, что я хочу сделать. Я хочу, чтобы ты повидалась с ней и дала ей достаточное количество денег, чтобы она смогла изменить свою жизнь. Купи ей домик или что-нибудь еще. Тебе решать, что ей лучше подойдет, ладно?

Я с изумлением, открыв рот, пялюсь на него.

— Ты готов сделать такое для совершенно незнакомого человека?

— Ты моя малышка, и ты любишь ее. Она тоже становится частью моей семьи.

ОМойБог! Он назвал меня своей малышкой! Я чувствую себя такой счастливой, мне кажется у меня сейчас голова взорвется от счастья. И я чуть не проболталась, что люблю его, но вовремя спохватилась. Сейчас у меня не хватает смелости.

— Ты сегодня уезжаешь?

— Да. Секретарь моего брата уже забронировала билет на рейс.

Я киваю.

— Полетишь встречаться с этим упрямым дедом.

— Я, на самом деле, хотел бы, чтобы ты пришла.

— Я знаю, я прилечу послезавтра.

— Я договорюсь, чтобы тебя забрали из аэропорта и привезли в дом моего деда. У тебя есть мобильный телефон?

— Я еще не купила новый.

— Я переведу деньги на твой счет завтра. Ты сразу же купишь мобильный и позвонишь мне, и, что более важно, я смогу звонить тебе в любое время, когда захочу, — говорит он с ухмылкой.

— Ладно, куплю.

Мы еще один раз занимаемся любовью. Я чувствую, как напрягаюсь, когда он покидает меня. У меня какое-то странное чувство, что я опять позволяю ему уйти. В дверях, я прислоняюсь щекой к его груди. Я слышу, как бешено колотится его сердце и мне хочется всегда вот так стоять и слушать его ровный ритм.

— Эй, — тихо говорит он. — Всего лишь два дня. А потом ничто не сможет разлучить нас вновь.


38.

Сноу

 К моему ужасу Купу ведет меня в трущобы на окраину города.

— Читра живет там? — в недоумении спрашиваю я.

— Да, Сноу, — говорит он, как будто жить среди этой кучи мусора — вполне нормальное явление. — Она живет здесь сейчас.

Я почти немею от шока, пока мы едем по пыльной грязной дороге, заполненной по бокам хижинами с крышами из рифленого железа. Купу останавливается возле одной из хижин и зовет Читру.

Она появляется в дверях, на ней поношенное сари, и сложенную грязную тряпку она прижимается ко рту. Ее взгляд переходит на Купу, а потом мельком она смотрит на меня. На несколько секунд ее взгляд опять переходит на Купу, а потом на меня, она с недоверием вглядывается в мое лицо. Затем ее глаза расширяются, она настолько удивлена, словно увидела призрака.

Мы смотрим друг на друга. Потом она кричит от радости, но звук глухой от тряпки, которую она постоянно прижимает ко рту, и спотыкаясь она пытается ко мне бежать, чтобы обнять. Слезы льются у нее по лицу.

Я крепко обнимаю ее и плачу вместе с ней. Она рада меня видеть, но я ужасно опечалена и напугана ее видом. Она — лишь тень той прежней моей Читры. Глаза глубоко запали, тело, напоминает мешок с костями. Она очень больна, это очевидно. Я едва могу поверить, что это моя Читра. Вытирая слезы концами своего сари, она приглашает нас войти в ее маленькую хижину.

Я оглядываюсь — голое, жалкое, унылое помещение. Здесь стоит только один пластиковый стул, маленькая печь, посуда для готовки и несколько картонных коробок с ее вещами свалены в углу. Помещение настолько маленькое, что у меня возникает чувство клаустрофобии, словно на меня давят стены и потолок. Мысль, что Читра теперь все время живет здесь, меня пугает.

— Что случилось с тобой, Читра? — спрашиваю я.

— У меня туберкулез, — говорит она, и заходится надсадным кашлем, который становится все сильнее и сильнее.

— Но туберкулез сейчас лечится. Почему ты не лечишь? — спрашиваю я, как только у нее заканчивается приступ кашля.

— Меня лечили целый год, что-то было с легкими, врачи оказывается поставили неправильный диагноз и выписывали не те лекарства, болезнь в результате прогрессировала. Сейчас врачи меняют лекарства, но ничего не помогает. Единственное, что они еще не попытались сделать это прооперировать, чтобы удалить зараженные части легких, но я не могу себе это позволить, и вообще я так ослабла, не думаю, что смогу пережить операцию. Из-за неправильных лекарств я потеряла слух и началась страшная боль в суставах, ты даже не можешь себе представить, как они ломят по ночам.

 В тот же день я звоню Шейну и сообщаю, как именно я хочу потратить деньги на Читру. Я хочу, чтобы она наблюдалась у лучших врачей в Индии, чтобы ей сделали операцию, и когда ей станет лучше, я хочу, чтобы она прилетела к нам и пожила у нас какое-то время. Он сказал, что найдет человека, который все устроит, найдет лучших для нее врачей, причем немедленно, чтобы ей назначили правильное лечение и подготовили в последствии к операции. Меньше чем через час он перезванивает, продиктовав адрес частной клиники, которая готова принять Читру на лечение.

Когда Читру принимают в этой частной клиники, я выдыхаю с облегчением. В помещениях работает кондиционер, чисто и выглядит все современным. Медсестры сразу же начинают суетиться вокруг нее. Я стою у стойки регистрации и плачу, видно из меня выходит страх и напряжение, которые я испытывала с тех пор, как увидела в каком состоянии пребывала Читра.

Я говорю Читре, что должна вернуться в Лондон, но я приеду за ней.

Она виснет у меня на руке и жалобно лопочет:

— Езжай, моя любимая доченька. Я всегда буду любить тебя, — говорит она, и мы обе плачем.

 Я сообщаю маме, что уезжаю к Шейну в Лондон, внутренне готовясь противостоять всем ее массивным аргументам «против». И впервые за всю мою жизнь, отец принимает мою сторону.

— Просто отпусти ее, — говорит он.

— Ты видел этого человека, к которому она собирается поехать? — тут же восстает моя мать.

— Нет, но я верю, что Сноу не выберет плохого, — тихо отвечает отец.

— Ну, а я видела его, и он выглядит как самый худший плейбой, — она поворачивается ко мне и резко спрашивает: — Кто он? Ирландец?

— Он цыган.

Она разводит руками и качает головой в недоумении.

— О мой Бог! Я не могу поверить. Он цыган! Они самые худшие из всех. Они — кучка воров. Чем он занимается?

— У него свой бизнес.

— Бизнес?! Какой бизнес может быть у цыгана? Воровать крышки от люков по ночам, а потом продавать их на металлолом?

— Мам, пожалуйста, перестань. Даже если бы он был беден, а он не беден, я все равно бы уехала к нему.

— Он сделает тебя беременной, разобьет сердце и бросит, а ты прибежишь сюда домой с его внебрачным ребенком, — она со злостью поглядывает на отца. — Ты этого хочешь для нее?