— Хорошо. Одень его, когда я заберу тебя в понедельник вечером. Я вернусь, и мы сходим куда-нибудь поужинать.

Я с такой силой сжимаю телефонную трубку, при этом радостно говорю:

— Было бы отлично.

— Ладно. Позвоню, когда вернусь.

— Счастливого пути.

Кладу трубку. Я играю с огнем, все могло открыться слишком быстро. Я чуть не попалась. Ленни непредсказуем, о его жестокости ходят легенды. Безжалостный, яростный хищник. Если он почувствует даже запах другого мужчины на своей территории, я столкнусь с его жестокостью, неконтролируемой яростью, которую как-то видела.

Пьяный мужчина случайно прикоснулся к моей спине в клубе. Видно он сделал это случайно, но я подпрыгнула от неожиданности, потому что он меня напугал. Ленни, увидев мою реакцию, спокойно кивнул одному из своих прихвостень. Большой зверь подмял бедного парня и стал вышибать из него дерьмо прямо посреди клуба.

Я была так потрясена, что застыла с открытым ртом, а когда наконец пришла в чувство, повернулась к Ленни и закричала: «Останови его! Останови его!»

Лэнни щелкнул пальцами, и его прихвостень прекратил избиение.

Я взглянула на мужчину, истекающего кровью и постанывающего, потом посмотрела на Ленни, его выражение лица совершенно не изменилось. На него это не произвело никакого впечатления, и я испугалась. Тогда впервые я стала бояться Ленни, потому что поняла, что все это было сделано для меня, он показывал мне, как может наказать человека.

Я не люблю Ленни и никогда не полюблю. Я позволила ему использовать свое тело, поскольку что еще я могла сделать для него. Я была такой надломленной, а он заботился обо мне. У меня никого нет здесь, в Англии. Когда он положил руку мне на бедро, я не могла заставить себя остановить его. И потом прежде чем я что-либо поняла, он был на мне, и мы занимались сексом.

Но это должно прекратиться.

Даже если моя мечта стать воспитателем не так быстро осуществляется, мне следует вернуть контроль над своей жизнью и найти работу, чтобы себя обеспечивать, чтобы я не могла настолько зависеть от него. Возможно, потом я смогла бы снять квартиру подешевле. Это лучше, чем позволять ему использовать мое тело. Я не слишком сильная, но я чувствую, что готова. Я чувствую, что в ближайшее время мне пора начать действовать. Но я боюсь, все мое тело боится, заставляя сжимать даже зубы. Глубоко внутри себя я боюсь Ленни.

Я иду на кухню, намазываю черный хлеб сливочным маслом и кладу сверху помидор с сыром. Разрезая маленькие помидоры Черри, я вспоминаю Шейна, с какой страстью и упоением он готовил еду, и как он получал огромное удовольствие от каждого кусочка, и я ловлю себя на мысли, что живу, не чувствуя вкуса жизни. Все мое существование — это все равно что еда без соли.

Я иду к обеденному столу с сэндвичем и чашкой чая. Беру кусочек помидора, кладу его в рот, и свежая мякоть, наполненная соком, заставляет работать мои вкусовые рецепторы. Я смакую, как крупинки соли тают на моем языке. Далее я откусываю хлеб с сыром. Сыр на вкус нежный, мягкий, я чувствую, как он медленно перемешивается с богатым вкусом намазанного масла. Мне нравится, я смакую свою еду также, как делал Шейн. Сидя с закрытыми глазами, я ловлю себя на мысли, что сейчас мой сэндвич больше не обычный, простой бутерброд, а богатство множества ароматов, вкусов и текстур.

Шейн уже заставил меня чуть-чуть измениться, хотя это незначительные изменения, но все же. Да, у меня внутри, заперто в ловушке, много боли и травм, но когда я с ним, вся моя боль прячется от него, словно боится Шейна. Видно, и правда боится, потому что он прогонит ее навсегда.

 Потом я слушаю музыку и пораньше ложусь спать, я очень волнуюсь по поводу моей поездке с Шейном, поэтому не могу заснуть.

Наконец, засыпаю и просыпаюсь от звука открывающейся входной двери. Я замораживаюсь от страха, потом слышу знакомые шаги Ленни. Он заходит в спальню, молча подходит к кровати. Он склоняется надо мной и смотрит. Я продолжаю ровно и спокойно дышать и молюсь, чтобы он не разбудил меня.

К моему облегчению, через несколько минут он тихо выходит из квартиры.

Я слышу, как закрывается дверь, соскальзываю с кровати и подхожу к окну. Он идет к своей машине. Водитель открывает заднюю дверь, Ленни залезает внутрь. Расстроенная я возвращаюсь в постель. Он давно так делает, приходит по ночам, смотрит и уходит, иногда будит меня. Это вошло у него в привычку с тех пор, когда он нашел меня, и я чуть было не сошла с ума от горя и ужаса. Интересно, почему он пришел сегодня?

Может на каком-то своем уровне он почувствовал, что другой мужчина забрел на его территорию?


10.

Сноу

 Шейн приходит за мной в 9:00 вечера, в это время самолет Ленни взлетает в небо, и он не будет мне больше звонить. Человек в фуражке открывает заднюю дверь синего Мерседеса, и я проскальзываю внутрь. Шейн представляет его как водителя автомобиля компании семьи.

— В основном только мои братья пользуются этим автомобилем. Я быстрее могу попасть куда угодно на своем байке, — говорит он.

— Мы разве не идем в аэропорт Хитроу? — спрашиваю я, замечая, что машина едет по другому маршруту.

— Нет, мы вылетftv из Лутона, — отвечает Шейн.

— О, — говорю я, расслабляясь на мягком сиденье, пока Шейн дает инструкции водителю, как лучше довез нас до аэропорта в воскресенье. Я не прислушиваюсь к их разговору. Я чувствую, как беспокойство, комом упало у меня в животе. И меня все время не покидает чувство, словно я изменяю Ленни, хотя я его и не люблю, и он все время обманывает меня, и по любому я ничего не собираюсь делать с Шейном. Мы же друзья — Шейн и я, и собираемся только посмотреть на светлячков.

В аэропорту у меня наступает настоящий шок, потому что мы идем на посадку на частный самолет!

— Вау! Чей это самолет? — с удивлением спрашиваю я.

— Мой брат купил его для семьи около двух лет назад.

— Он бывший бандит?

— Да. Джейк был бандитом, но не суди его слишком строго. У него не было выбора. Он сделал это ради нас. Это была большая жертва для человека, который мечтал стать ветеринаром.

— Ты очень любишь своего брата, не так ли?

— Мы одной крови. Я бы отдал свою жизнь за него.

И его глаза сияют искренностью.

Меня приветствует командир самолета, называя свои имя, мы поднимаемся вверх по трапу. Это совсем другой мир. Внутри так красиво, тяжелые деревянные двери, красный роскошный ковер, и огромные кремовые кресла, стоящие лицом друг к другу, со столиком между ними. Везде расставлены свежие цветы и пахнет парфюмом в воздухе. В углублении, ближе к кабине, есть комната с двумя односпальными кроватями и с пушистыми тапочками, стоящими внизу. Стол, который он предложил занять, накрыт белой скатертью, и у меня такое чувство будто я попала в дорогой ресторан.

Мы сидим за столом, нам улыбаемся стюардесса, открывающая бутылку шампанского.

Я ничего не могу поделать, но смотрю на все широко раскрытыми глазами, полная удивления.

— Боже мой, как все восхитительно, — ахаю я. — Я именно так и представляла, что все звезды кино имеют такие самолеты.

Он тихо смеется, его красивые глаза смотрят на меня снисходительно, мы чокаемся и выпиваем.

Фрукты и маленькие канапе подаются нам на сверкающем, отражающем блюде.

Наш полет в Канны занимает час сорок, город настолько дорогой и эксклюзивный, что здесь нет обычного аэропорта, посадочные полосы предназначены только для частных самолетов. Также нет никаких очередей, проходящих таможенный контроль и забот о нашем багаже. Вместо этого наши паспорта проверяются двумя полицейскими, и мы выходим на взлетную полосу.

— Добро пожаловать во Францию, — говорит Шейн.

Я поражаюсь, как легко быть богатым.

— Я не могу поверить, что мы прилетели в другую страну.

— Идем! У нас заказан ужин, — говорит он и ведет меня к машине.

Волнуясь, я смотрю на пальмы на бульварах, пока мы едем к городу. Я с изумлением разглядываю красивые старинные здания. Через двадцать минут вхожу в один из известных ресторанов в Каннах, на набережной Le Palais Oriental, который оформлен в светлых тонах с голубыми креслами и столами, накрытыми белой скатертью и зеркалами на потолках.

Здесь полно народу, я вижу всполыхи костюмов танцовщиц и большие тусовки шумных компаний. Нас дружелюбно приветствуют марокканский официант, который показывает наш столик. Столы низкие и Шейну приходится сидеть, разведя ноги в стороны. Он ловит мою улыбку и улыбается в ответ. Мне нравится мужчина, который может посмеяться над собой. В этом есть что-то милое. Мой отец не мог. Мой брат никогда не сможет позволить себе такого, Ленни оторвет любому голову, если у того даже возникнет мысль, посмеяться над ним.

Шейн и я заказываем таджин из ягненка с черносливом и кус-кус, наш разговорчивый официант утверждает, что это потрясающее блюдо, потому что его готовят на груди ангела.

Мы пьем мятный чай и смотрим на ослепительно грациозных исполнительниц танца живота, как они двигаются вперед, отступая, как их руки парят в воздухе, словно змеи, и как они быстро трясут бедрами, их незыблемые роскошные костюмы, трепещут у их ног. Я тут же чувствую родство с ними — красочные костюмы, залитая солнцем кожа и колокольчики на верхней части их бюстгальтера напоминают мне красивых индийских танцовщиц из моего детства.

Как и те индийские танцовщицы, они вибрируют своим телом, творя формы, выражающие радость, смех, печаль, благодать и вожделение. Эта одна из тех историй, которая провоцирует и показывает красоту. На одной женщине надета чадра и из-за этого ее черные глаза, подведенные сурьмой, сверкают соблазнительно. Не только разговаривает ее тело, но и ее глаза.

Я оглядываюсь вокруг и вижу разные реакции людей. Для некоторых, эти женщины дешевая плоть, для других, которые видят то же, что и я, они другие. Все танцовщицы мечтательницы. Нет такого понятия, как грешная танцовщица.

— Я никогда не видела танец живота в живую, — говорю я Шейну.

— Тебе нравится? — спрашивает он.

— Очень красиво, — говорю я, наблюдая за женщиной в голубом костюме. Из нее льется в танце такой поток чувственности, и она сама так красива, что ее эмоции вливаются в мое тело.

— Согласен.

Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Шейна. Он смотрит на меня.

— В синем костюме такая соблазнительная танцовщица.

— Да, она очень соблазнительная, — негромко говорит он, но не оборачивается на нее.

Наконец, нам приносят ягненка, настолько сочного и вкусного и кус-кус, может они действительно были приготовлены на груди ангела. Мы едим и пьем вино и медленно в такт арабской музыки у меня начинают бежать мурашки по телу, и мое тело самом собой начинает двигаться в унисон музыки.

— Ты хочешь танцевать?

Я качаю головой.

— Возможно, я могла бы станцевать под безлунным небом или сама с собой, когда никто меня не видит.

— Великолепно: Безлунное небо мое излюбленное имя индейца, — нахально говорит он.

— Забудь, — говорю я.

— Никогда не говори никогда.

Мы поздно выходим из ресторана, наши животы полны и дух приключений зовет нас вперед, мы направляемся в замок Шейна. Через тридцать минут мы останавливаемся перед автоматическими арочными черными железными воротами. Мы едем вперед по дороге несколько минут в полной темноте, затем, внезапно, достигаем нашей цели.

Сомюр.

Мой рот открывается от изумления. Это не фермерский домик или разрушенный замок! Как такое возможно, что Шейн может владеть чем-то настолько великолепным? Построенный из розового камня и отделанный белым мрамором, он поднимается от земли в поистине внушительное и величественное строение.

— Ух ты, — восклицаю я, открывая дверь машины. — Это настоящий дворец!

— Как ты проницательна. Он принадлежал иракскому принцу и строился как королевский дворец.

Гравий хрустит у меня под ногами, мы идем к замку. Он открывает высокие двери и включается свет, и у меня захватывает дух. Я в восторге осматриваюсь вокруг. Мой отец когда-то был очень богатым человеком, но даже тогда наш особняк не представлял из себя ничего подобного. Мне придется серьезно пересмотреть финансовую состоятельность Шейна. Я вспоминаю, как ожидала увидеть разрушенный замок или фермерский дом! Боже, мне никогда не приходило в голову, что он может позволить себе такую роскошь. Этот замок должен стоить миллионы и миллионы фунтов.