— Эй… — разбудил меня невесомый шепот. Теплые руки скользнули по обнаженному животу, крепче притягивая к себе. Сознание заработало лениво, но не поскупилось на яркие воспоминания, от которых я наверняка покраснела. — Сонечка…

И что мне ответить? Доброе утро, Иван Андреевич? Что ему в таких ситуациях отвечают студентки?

— Просыпайся… — снова шепот и теплое дыхание ласково прикоснулось к ушку, куда затем опустился поцелуй. Я невольно выдохнула и улыбнулась.

— Привет, — прошептала я в ответ.

— Ты сегодня читаешь лекцию, ты помнишь? — лениво пробормотал Иван Андреевич.

— Угу, — на автомате пробормотала я, замолчала на некоторое время, мысленно наслаждаясь теплыми объятиями, но затем, все осмыслив я пришла в откровенный ужас. — Вашу ж мать!

— Ты чего? — Ивана Андреевича мой испуг явно позабавил. Он приподнялся на локтях, заинтересованно наблюдая, как я обнаженная мечусь по номеру, собирая с пола и мебели свои вещи. Черт! И почему их так много?! Проклятущая зима! — Сонечка, тебе помочь? — в голосе послышалась легкая насмешка, впрочем, она меня не задела совершенно.

— Через сколько начало конференции? — я остановилась, одной рукой прижала к себе собранные вещи, а вторую запустила в волосы, крепко их сжав в кулак.

— Через… — протянул Иван Андреевич, взяв рукой с тумбы свои часы. — Почти полтора часа. — Он взглянул на меня, надевая часы на правое запястье и следом забирая с тумбы телефон. — Так и быть, в душ иди одна, я так понимаю, тебе надо поспешить, чтобы успеть подготовиться?

— Вот уж спасибо! — я изобразила шутовской поклон, от чего вызвала в очередной раз улыбку на лице сына ректора и, невольно посетовав, что лишилась романтического совместного утра в душе, поспешила приводить себя в порядок.

***

После таких выворачивающих наизнанку вечеров и горячих ночей самое то — покопаться в себе, хорошенечко «погрызть» себя своей незадачливой совестью… Но в данный момент мозг ни о чем другом не мог думать, кроме как о предстоящей лекции. За завтраком в ресторане гостиницы, где мы вновь пересеклись с Иваном Андреевичем, я бездумно уплетала почти все, что было на столе и только когда поймала на себе взгляд своего преподавателя, будто очнувшись, проглотила последний кусок и принялась торопливо запивать всю эту еду кофе…

— Софья, вы так проголодались! — внезапно сказал седовласый старичок, сидевший рядом со мной и внимательно наблюдавший за мной весь завтрак. Интересно, откуда он знает, как меня зовут? — Никак готовились всю ночь, да, Иван Андреевич?

На лице Ивана Андреевича расползлась такая довольная и откровенно пошлая улыбка, что невольно захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.

— Да, думаю, что она всю ночь усердно готовилась!

После этого он незаметно подмигнул мне и, аккуратно вытерев рот салфеткой, встал из-за стола, оставив меня в окружении старых профессоров злобно сжимать в руке вилку.

Постаравшись привести свои мысли в порядок и сосредоточиться на предстоящей лекции, я медленно вдохнула и выдохнула, а потом попыталась вспомнить хоть что-нибудь из той лекции, которую мне на почту прислал Глеб.

При мысли о нем внутри что-то жалобно и укоризненно заныло. Я так привязалась к нему, даже, как мне казалось, чересчур… А ночь провела с другим мужчиной… Это как-то… Не честно. После этой мысли грусть заботливо окутала сознание, мешая не то что сосредоточиться… Эта самая совесть, которой утром я не дала «высказаться», радостно набросилась на меня, принявшись грызть, грызть…

Аплодисменты при появлении основного профессорского состава конференции вырвали меня из моих размышлений. Группа людей в деловых костюмах, среди которых был и Иван Андреевич, поднялись к пьедесталу и заняли первые ряды. Мой преподаватель сел прямо передо мной, буквально заслонив меня широкой спиной. На какое-то время мне стало так спокойно… Но ровно до тех пор, пока ректор местного педагогического университета не назвал мой ВУЗ и не представил Ивана Андреевича.

Он легко поднялся и…. Улыбнулся, мило пошутил, от чего по залу прокатился легкий смех. Я невольно залюбовалась, подумав, что есть в нем какое-то удивительное очарование, манящее всех вокруг. И он об этом прекрасно знает, ловко этим пользуясь. Была ли прошлая ночь результатом его продуманного плана. Я была жертвой хитрой госпожи Фортуны, которая вечно сопровождает этого мужчину? Хотя, как мне кажется, в тот вечер он мог уйти с любой красоткой, и я тут совершенно ни при чем.

— … Васильева Софья. Она подготовила для нас лекцию на тему «Философии религии», а так же дополнение в отношении философии религии к искусству.

Зал наполнился аплодисментами, и Иван Андреевич, тоже аплодируя, отошел из-за кафедры, уступая место мне. Сердце заколотилось, как всегда бывает у меня от волнения. Я шагнула на пьедестал, заняла свое место за кафедрой и, разложив на ней пустую папку для вида, ведь распечатать лекцию я так и не успела, чуть подняла подбородок, оглядела зал и, остановив свой взгляд на моей преподавателе, с готовностью выдохнула…

И замерла, чувствуя, как по спине пробежал холод.

Иван Андреевич не знал, какая тема моей лекции. За всю поездку он так ни разу не поинтересовался темой доклада. А я ему не говорила. Это мог знать только…

========== Глава 8. ==========

Свой внутренний голос мы слышим только если вокруг наступает полная тишина, или же если он вопит, как ненормальный. Второй вариант, к сожалению, случается только если уже поздно. Слишком поздно, чтобы как-то спасти ситуацию. И получается, что ничего хорошего от этого внутреннего голоса ты не слышишь.

«Боже, какая же я дура! Дура! Дура…» — твердил мой внутренний голос в тот момент, когда вся аудитория уставилась на меня в немом ожидании, изредка покашливая от нетерпения, а Иван Андреевич, похоже, догадался, что проговорился, судя по тому, как сменился его взгляд, устремленный на меня. Представляю, что сейчас отражается на моем лице. Искренне надеюсь, Иван Андреевич, ваш внутренний голос твердит вам то же самое.

Кажется, я промямлила какие-то извинения. Кажется, что я спустилась с невысокого пьедестала прямо к узкому проходу между сидящими. Я не помню точно, как это было, потому что не в силах была выносить больше этот чертов внутренний голос. И, закрыв при этом, почему-то не уши, а глаза, я торопливым шагом покинула конференц-зал, стараясь не обращать внимания на удивленные и возмущенные возгласы.

И когда я оказалась на улице, мой треклятый внутренний голос, наконец, сменил пластинку. Ну и что ты будешь теперь делать? Что вы, герои слезливых мелодрам, пытаетесь нам, зрителям, читателям, доказать или показать, когда, повинуясь порыву обиженной души, несетесь невесть куда, лишь бы убежать от собственных проблем, от собственных ошибок?! Скажите мне, пожалуйста, хоть у кого-нибудь это получилось?! Если да, то я готова ждать инструкции, как это все сделать, потому что я реально не представляю, как поступить в такой ситуации!

Умненькая Соня, надежда университета, хоть и поневоле, мастерски закрыла бы на это все глаза и, собрав волю и силы в кулак, блистательно прочла бы доклад, всем на свете показав, кто в доме мамочка.

Но я уже поступила как глупая Соня. Которая в первую очередь слушает не мозг, а какой-то другой, видимо, очень глупый орган. И теперь, когда хочется в кои-то веки обратиться к мозгу, воззвав к «умной Соне», он показательно молчит. А сердце, судя по всему, намекает, что так далеко мы еще не заходили. Угадайте, где я оказываюсь? Правильно — в полной ж…

— Соня!

— Твою ж… — ругнулась я, плотнее кутаясь в длинный свитер и, свернув направо, торопливо зашагала прочь от обладателя голоса, окликнувшего меня.

— Ты же простудишься!

А вы, судя по всему, успели в номер сходить, за курткой. Урод.

— Соня!

Почему так скользко? Почему я так унизительно шмыгаю носом? Почему текут эти проклятые слезы? «Дура! Дура!» — снова заладил этот голос.

— Сонь, ну прости меня!

А вот после этого очень хотелось обернуться и взглянуть ему в глаза. Потому что хотелось понять, кто сейчас передо мной? Кто извиняется? Иван Андреевич, к которому совсем недавно так тянуло физически, с которым меня угораздило провести ночь, чем я только усугубила свое положение, ведь выходит, что слухи вокруг меня теперь очень даже правдивые! Или же это Глеб, который не скупился на ласковое слово, когда мне было это так необходимо, который с самого начала нашего знакомства помогал мне и поддерживал, который…

Я тебя не брошу…

Ай, да будьте вы оба прокляты!

Злость тут же превратилась в обиду, обида — в слезы, которые захлестнули меня, словно огромное цунами. И я, как неуклюжий кит в море соленых слез, издала какие-то невнятные звуки, оказавшиеся обыкновенными рыданиями. Мимо проходили люди, каждый стараясь заглянуть мне в лицо. Кто-то даже отвешивал Ивану Андреевичу «комплимент», мол, козел, обидел девочку. Благодарю, родимые. Только вот не обидел, а просто к чертовой бабушке исказил все в ее таком правильном, уютненьком внутреннем мирке.

— Я не должен был…

А вот эти слова меня разозлили не на шутку. И именно злость оказалась той эмоцией, которая меня заставила остановиться и обернуться. Не должен был что? Не должен был вести себя как последняя надменная сволочь, начиная с дня нашего знакомства? Не должен был способствовать распространению слухов обо мне, из-за которых меня теперь любит, по ходу, только одна мама? Не должен был спать со мной?! Или ты не должен был проколоться в своем обмане?

Что ты не должен был?!

Умненькая Соня, включившись именно в этот момент, возможно, высказала бы все это ему в лицо. Но она никак не хотела появляться. Может, ее и на свете нет? И есть одна только глупая Соня? Которая считает себя умной, которая сумела убедить себя в этом. В то время, как остальные прекрасно видят, какая же ты на самом деле… Дура.

Какой-то парень, явно еще учащийся в школе, судя по юному лицу, сочувственно протягивает мне сигарету. А я с благодарностью ее принимаю и прикуриваю у него. Вот они, подростки. Знают, чем скрасить горе. Или же его усугубить. И я, не обращая внимания, что адски замерзла, прислоняюсь спиной к ларечку, около которого вся эта немая сцена происходила.

Какая-то саркастичная часть меня недовольно бурчит, что можно было бы дойти и до более живописного места и уже так дымить, чтобы все выглядело пафосно, как в тех самых мелодрамах. От этого я издаю невнятный нервных смешок, больше похожий на всхлип полудохлой чайки.

И тут происходит то, что моя больная фантазия никогда бы себе не придумала. Даже в самых отчаянных порывах.

— Малой, дай телефон, — услышала я голос Ивана Андреевича и повернула голову в его сторону, дабы лицезреть внезапный порыв отжать телефон у школьника, только что угостившего мое отчаяние сигаретой.

— Мужик, ты че, оборзел? — к слову сказать, «Малой» — это было смело, потому что детина этот был достаточно крупного телосложения. Видно, мама хорошо кормила, и спорт любил. Такой, в теории, мог и уложить Козла Андреевича. На что я бы сейчас с удовольствием посмотрела. — Отвали.

— Да дай, тебе говорят, верну сейчас! — удивительно, но школьник уступил и даже, посмотрите-ка, снял блокировку с экрана! Да у этого Козла Андреевича какой-то сверхъестественный дар убеждения! Затем сыночек ректора достал свой телефон и вскоре раздался звонок на агрегате школьника. — Дай ей, — в голосе звучит просьба. — Пожалуйста…

У школьника было абсолютно растерянное лицо. Я думаю, что он вообще уже пожалел, что решил посочувствовать мне со своей сигаретой. Но не менее растерянное лицо было и у меня, потому что мой тупой мозг очень туго соображал, что же Иван Андреевич затеял.

Я посмотрела на экран и увидела набор цифр, которые выучила наизусть и которые звучали во мне одой радости каждый раз, когда я мысленно их произносила. Иван Андреевич, вы такой паршивец.

На экране был номер Глеба.

Я молча подношу трубку к уху, стараясь игнорировать новые слезы. Парень около меня выжидающе и все еще сочувственно молчит.

— Ну здравствуй, солнышко…

Его голос даже звучит по-другому. То ли у школьника аппарат лучше моего, то ли Иван Андреевич страдает настоящим раздвоением личности. Хотя, мне кажется, все взрослые им страдают. Мы с ним живем. Иначе в этом проклятом мире не выжить…

— Глеб… — выдавила из себя я, пытаясь не разреветься в трубку. Ну почему?! Почему даже несмотря на то, что я прекрасно знаю, кто ты на самом деле и что ты обманывал меня, по моему телу все равно растекается тепло, стоит мне только произнести вслух твое имя! — Тебя как зовут-то на самом деле? Глеб?

— Нет, — стыдливо ответил голос на другом конце, одновременно прозвучав в нескольких шагах от меня. — Иван.