Мэгги Дэвис - Прелестная сумасбродка

В последнее время жизнь Пархема сильно осложнилась. А все этот проклятый герцог Уэстермир! Словно с цепи сорвался, ей-богу, — с чего это ему вздумалось проверять своего верного приказчика, чей дед служил еще его деду?

Герцог был резок и придирчив, и Пархем побаивался, что хозяин просто прикажет закрыть и шахту, и фабрику — а что тогда останется делать приказчику? Сниматься с насиженного места и искать новую работу? Да где же еще он найдет такое непыльное и доходное местечко?

Но Пархем надеялся, что все обойдется. Через несколько дней герцог возвращается в Лондон. Надо стиснуть зубы и перетерпеть. В конце концов, могло быть и хуже.

Герцог умен — гораздо умнее многих столичных щеголей, с которыми приходилось иметь дело Пархему. Это, безусловно, минус. Зато не интересуется деньгами, а хозяйственные вопросы нагоняют на него скуку — это несомненный плюс.

Конечно, Стоксберри-Хаттон — не курорт. Но герцог, как умный человек, понимает, что шахта и фабрика не могут быть похожи на Лазурный берег. Тем более что стараниями Пархема с Хетфилдом и та и другая приведены в относительно приличный вид. А деревенский судья, хорошо знающий, с какой стороны у бутерброда масло, пообещал, что никаких делегаций недовольных герцог не увидит.

«Так что все выйдет по-моему, — довольно думал Робинсон Пархем. — И даже эти три мерзавки дела не испортят!»

Да, девчонки больше не опасны. Самую задиристую и наглую — дочь Фенвика — герцог забирает с собой в Лондон, а остальные без нее присмиреют.

«Повезло герцогу, — думал Пархем, — лакомый кусочек отхватил! Хороша девка! Но все же не лучше моей цыганочки».

Черт побери, вспомнить только, как девица шипела на него, словно кошка, и черные глаза ее пылали огнем ненависти! Пархем ехал дальше, в голове его рождались самые дикие похотливые фантазии.

Он мог заполучить любую женщину с фабрики или с шахты, но с недавних пор власть над этими несчастными, запуганными созданиями его больше не привлекала. Ему надоели тощие тела, бледные лица, слезы и жалобные мольбы. Что толку истязать тех, кто привык к покорности? Сломать сильный характер, превратить смелую и гордую женщину в бессловесную рабыню — вот истинное наслаждение!

Пархем представлял себе Софронию, распростертую перед ним во прахе: волосы ее, черные как ночь, разметались по земле; униженно целуя ему ноги, она молит — нет, не о пощаде, а о том, чтобы господин поскорее сделал с нею все, что хочет…

Мысли Пархема прервал какой-то шорох в кустах. Конь шарахнулся в сторону, и на дорогу вышел человек. Свет луны едва проникал сквозь густые ветви деревьев, но Пархем разглядел на незнакомце странный мешковатый плаще каким-то узором. Лицо ночного путника надежно скрывалось под капюшоном.

Пархем уже полез в карман за пистолетом, но в этот миг прохожий откинул капюшон, и взгляду приказчика открылось знакомое лицо.

— А, это ты! — протянул он с явным облегчением. — Какого черта ты шляешься по лесу среди ночи?

Это были последние слова Робинсона Пархема.

— Мисс, вам помочь раздеться? — спросила миссис Кодиган.

Напоследок окинув спальню удовлетворенным взглядом, домоправительница заглянула в смежную гардеробную — проверить, все ли в порядке и там. Спальня была оклеена новыми обоями и обставлена изящной мебелью в розовых и кремовых тонах. Миссис Кодиган не сомневалась, что герцог одобрит ее старания.

Мэри в гардеробной полулежала в кресле, читая книгу. При виде домоправительницы она поспешно спрятала «Невинные шалости» под полу халата.

— Нет, миссис Кодиган, спасибо, я разденусь сама. А, кстати, где герцог?

Этот вопрос она задала старательно-небрежным тоном, как будто ей до герцога нет ровно никакого дела.

— Его светлость в библиотеке с поверенным, — ответила домоправительница.

Во время разговора миссис Кодиган не спускала любопытных глаз с халата Мэри — должно быть, умирала от желания знать, что надето под ним. Ведь все ночные рубашки юной леди висели на своих местах в гардеробе!

Увы, Мэри не собиралась удовлетворять ее любопытство.

— Они уже заканчивают, — продолжала миссис Кодиган. — Его светлость послал Помфрета за ночным колпаком — значит, скоро ляжет.

Мэри невольно вздохнула — она устала ждать. Неожиданный визит лондонского поверенного запер герцога в библиотеке на весь день… и девушка воспользовалась свободным временем, чтобы прочесть таинственные книги учителя Макдугала, а заодно пересмотреть костюмы, привезенные для нее из Лондона.

Здесь нашлось кое-что новенькое — например, крепкие кожаные ботинки для прогулок по окрестностям Стоксберри-Хаттона и легкий непромокаемый плащ, а также несколько новых платьев. На платья Мэри покосилась с раздражением, вспомнив, как презрительно отозвался герцог о ее лучшем выходном наряде. Она словно воочию увидела, как он нависает, словно башня, над бедной мадам Розенцвейг и не дает ей покоя, объясняя, что и как надо кроить, словно разбирается в этом лучше самой портнихи!

Ближе к ужину Мэри переоделась в одно из новых платьев — красное шелковое с пышными кружевами на воротнике. Поужинала она вместе с герцогом и поверенным, но после ужина, извинившись, поднялась к себе — ей не терпелось дочитать «Историю девственницы» и приняться за «Невинные шалости». Запретные книги, как и обещала Пенни, оказались невероятно увлекательными!

Герцог же вместе с поверенным и клерком скрылся в библиотеке.

Скоро полночь, заметила Мэри, взглянув на каминные часы в стиле рококо. Пора бы уже ему появиться!

— Миссис Кодиган, если мне что-нибудь понадобится, я вас позову, — вежливо сказала она.

Однако пожилая женщина не торопилась уходить. Мэри догадывалась, что миссис Кодиган умирает от любопытства, но демонстрировать ей свой ночной наряд не собиралась. Ведь стоит ей распахнуть халат — и можно прозакладывать душу, что почтенная домоправительница с грохотом рухнет в обморок!

Миссис Кодиган сняла нагар со свеч, взбила подушки и наконец-то направилась к дверям. Мэри вздохнула с облегчением.

Но, к огромному удивлению Мэри, домоправительница вдруг повернула назад и, подойдя к креслу, положила руку девушке на плечо.

— Пожалуйста, — взмолилась она, взволнованно колыхнув необъятной грудью, — пожалуйста, постарайтесь сделать бедного мальчика счастливым!

Мэри открыла рот от удивления.

— Он ведь так одинок! — продолжала миссис Кодиган. — Никого-то и ничего у него нет, кроме книг и этих коллекций! Мать его, бедняжка, умерла, когда он был совсем малышом; отец служил в армии и месяцами не видел сына; а дедушка, старый герцог, был человек суровый, старой закалки, и всякое проявление чувств считал слабостью. Хоть он и души не чаял во внуке, но никогда этого не показывал. А бедному мальчику так не хватало ласки и любви!

— Вы о герцоге Уэстермире говорите, миссис Кодиган? — недоверчиво уточнила Мэри.

Домоправительница кивнула, и ленты у нее на чепчике запрыгали вверх-вниз.

— Да, дорогая моя, о его светлости, благослови его господь. У всех у нас здесь, в доме, за него душа болит. Я каждое воскресенье в церкви молюсь о том, чтобы он нашел себе хорошую девушку и зажил с ней в любви и согласии.

Мэри не знала, что ответить.

— Никогда до сих пор его светлость не приводил в дом женщин — не такой он человек, — задумчиво продолжала миссис Кодиган. — Но вы его невеста, а это совсем другое дело! Дай вам бог счастья, мисс, и ему тоже!

Она вдруг залилась краской и, утирая глаза белоснежным передником, поспешила к дверям.

— А теперь, мисс, раз вам ничего больше не надо, позвольте пожелать вам спокойной ночи!

«Что-что, а спокойной эта ночь не будет! — подумала Мэри, когда за домоправительницей закрылась дверь. — Ни для меня, ни для него».

Итак, Уэстермир ни разу не приводил к себе в дом женщину? В самом деле, несмотря на всю свою красоту и мужественность, он совсем не похож на покорителя сердец. Еще на балах и раутах в Лондоне Мэри заметила, что дамы вьются вокруг него, словно мотыльки вокруг горящей лампы, но назойливое женское внимание только смущает и раздражает герцога.

«У него тоже нет большого опыта, — дрожа от волнения, думала Мэри, — а значит, моя задача упрощается».

Кабинетный ученый, закоренелый холостяк и женоненавистник куда уязвимей для чар страсти, чем волокита, искушенный в любовных делах.

В тот первый и последний раз, когда они предавались любовным утехам, герцог и вправду показался ей чрезвычайно… уязвимым. Тогда она по неопытности решила, что он страдает от боли. Теперь, по прочтении макдугаловских книг, Мэри поняла, что допустила забавный промах. Проявление бурной страсти действительно схоже с болезненными конвульсиями — но это чисто внешнее сходство.

Или, быть может, не только внешнее? Порой любовь причиняет невыносимую боль — об этом Мэри знала по собственному опыту.

«Но хватит о любви и прочих пустяках — подумаем лучше о деле». — Мэри встала и подошла к большому зеркалу на стене.

— Уэстермир, — строго сказала она своему отражению, — я хочу получить от вас крупную сумму денег!

В ответ отражение нахмурилось. Мэри прекрасно его понимала: в самом деле, ее слова прозвучали грубо и чересчур меркантильно. Но что делать? Рано или поздно придется это сказать, главное — выбрать подходящий момент.

Халат соскользнул с плеч Мэри, и скромница в зеркале мгновенно сменилась настолько обольстительным, вызывающе чувственным созданием, что Мэри удивленно заморгала, не веря, что видит себя.

В этот миг в холле послышались тяжелые шаги мужчин. Герцог поднимался в спальню, и двое лакеев освещали ему путь.

Мэри подхватила красную, расшитую золотом шелковую шаль, в которую намеревалась завернуться с головы до ног, и затаила дыхание. Выходить ему навстречу не стоит. Она дождется, пока Краддлс поможет Уэстермиру раздеться и лечь в постель, а затем выскользнет из гардеробной и явится перед герцогом во всем своем великолепии!

Сперва она хотела встретить Уэстермира в постели, но потом решила, что это слишком банально. Нет, она возникнет перед ним, как чудное видение, при таинственном свете одной или двух свечей, и извлечет из цыганского наряда Софронии все возможное.

Мэри накинула шаль на плечи, затем вылила на себя столько духов, что от пряного запаха у нее закружилась голова, и, встав перед зеркалом, принялась красить губы и чернить ресницы.

«Куда она пропала, черт возьми?» — думал Ник, когда Краддлс подавал ему тазик для бритья. Будь он трижды проклят, если станет спрашивать у камердинера, куда подевалась его невеста! Однако Ник был уверен, что Мэри ждет его в спальне, а ее нет как нет.

«Что, если она струсила в последний момент и, забыв обо всех любимых принципах, сбежала домой?» — всплыла в мозгу неприятная мыслишка.

Впрочем, на это Мэри не пойдет. Она слишком упряма. И все же при мысли о том, что Мэри может снова сбежать от него, герцог ощутил внезапную острую боль в груди. А ведь он никогда не страдал сердечными муками!

Тщательно побрившись, он взглянул в зеркало. Гладкая кожа, ни следа щетины. Но где же все-таки Мэри? Доминику вовсе не улыбалось искать ее самому: он плохо представлял себе планировку «Вязов». Еще, пожалуй, заблудится и выставит себя на посмешище!

Краддлс зашел сзади и начал расчесывать стриженые волосы герцога гребнем с серебряной ручкой. Взгляды их встретились в зеркале.

— Вам, ваша светлость, очень идет новая стрижка, — заметил камердинер. — Если позволите заметить, мисс Фенвик будет в восторге.

— Она уже видела, — пробормотал герцог.

Вечерний туалет был закончен. Оставалось только лечь в постель с книгой — и надеяться, что нареченная появится прежде, чем за ней придется посылать слуг.

С помощью Краддлса Ник натянул белоснежную ночную сорочку, застегнул ворот и манжеты перламутровыми пуговицами. В дверях появился Помфрет с бутылкой белого вина и сладкими пирожными на блюде.

Бутылка показалась Нику знакомой. Он поднял ее с подноса и взглянул на этикетку, прославлявшую достоинства одного из знаменитых французских виноградников.

Все верно, то же вино, что и в тот раз. В прошлый раз, когда мисс Мэри Фенвик, такая прелестная и соблазнительная, извивалась в его объятиях и стонала от наслаждения…

И сбежала из его постели, как только он уснул! — напомнил он себе. Черт побери, она так и не объяснила, почему решилась на эту оскорбительную выходку! И Доминик не успокоится, пока не получит объяснений. Нынче же ночью.

— Ваша светлость, — нарушил его размышления Помфрет, — может быть, вы предпочтете кларет? У нас есть «Монсеррат» — очень хорош! Или шерри? Может быть, несколько бутылок амонти-льядо?

— Не надо, оставь, — отозвался Ник. Ему вспомнилось, что мисс Фенвик понравилось белое вино: в прошлый раз она пила его бокалами, словно сидр.

Герцог лег в постель, заботливо постланную миссис Кодиган, и, откинувшись на подушках, развернул «Историю знаменитых преступлений». Помфрет задул все свечи, кроме одной, и бесшумно исчез.