— Жюли-Кристиан. Как же я не видел, что с тобой делаю?

Она испытала ужасное облегчение. И на этот раз подошла к нему, крепко обняла и прижалась к отцовскому плечу. Она так долго ждала этого и сейчас, как никогда, была близка к цели. Ее отец наконец увидел свет. А она увидела шанс быть радом с Джоуном.


Жюли кралась в темноте в двадцати пяти ярдах от заднего двора дома Джоуна. Три картины были при ней, еще инструменты и ее рюкзак.

Она посмотрела на светящийся циферблат своих часов. Четыре тридцать утра. Час назад она увидела, как погас свет в спальне Джоуна. Она больше не могла ждать.

Пригнувшись, она осторожно двинулась вперед. Здесь было две системы сигнализации: одна на входе в дом, другая — в салоне. Обе были сверхсовременными и сложными. Ей потребуется все ее усердие и ловкость, чтобы обойти их. И еще везение.

Невероятно трудно было заставить себя в такой момент не волноваться и сосредоточиться. Удивительно, сколько на это уходило сил. Для того чтобы все проделать четко и быстро, она должна заблокировать все другие мысли и даже забыть, что это дом Джоуна и что он сейчас там, наверху, в спальне, на кровати, где они занимались любовью. Она должна забыть все, что не относится к делу.

Все ее чувства были обострены до предела. Порой ей казалось, что она, возясь с сигнализацией, чувствует даже малейшую вибрацию земли под ногами, весь мир словно бы сосредоточился в этих сложных схемах с разноцветными проводами.

Работая в темноте, с фонариком в руках, Жюли сначала преодолела охранную систему дома, а затем и салона. Два подлинника были возвращены на свои места, это заняло совсем немного времени.

От напряжения Жюли вся покрылась потом. Она принялась за третью картину, оставалось совсем немного…

Внезапно комнату залил яркий свет.

Она застыла, ослепленная, охваченная ужасом. Постепенно ее глаза привыкли к свету, и она увидела Джоуна, стоящего в дверях. За секунду на его лице отразились миллионы эмоций и чувств.

— Жюли? — Его счастливая улыбка от неожиданной встречи практически мгновенно сменилась недоумением, а потом застыла в презрительно-высокомерной гримасе, когда его взгляд наткнулся на лежащие на полу картины. — Что ты…

Медленно она поднялась на ноги:

— Джоун, я все сейчас объясню.

Его лицо оставалось каменным, только глаза сверкали яростью.

— Объяснишь?.. Или соврешь?

Жюли и раньше знала, каким он может быть жестким, знала, что он может быть жесток и опасен. Но то, что она видела сейчас, наполнило ее душу леденящим страхом. Он был неестественно спокоен, ярость только иногда прорывалась во взгляде.

— Послушай меня, Джоун, позволь я все объясню, — торопливо заговорила Жюли, понимая, что упускает драгоценное время.

Он взмахнул рукой, заставляя ее замолчать. Потом окинул ее оценивающим взглядом.

— Хорошая одежда, Жюли. Я помню, как однажды тоже так думал. Ночью, когда мы в первый раз занимались любовью. — Его голос был мягок, но каждое слово было как кусок льда.

— Джоун…

Он подошел к ней, его мускулы были напряжены, как будто он собирался напасть на нее.

— Ты той ночью пыталась пробраться ко мне в дом, правильно? Если бы я не услышал шум в саду или если бы меня не было дома, ты бы украла мои картины?

— Я не краду у тебя, Джоун. Ты ошибаешься…

Он остановился перед ней и остановился совсем близко — собранный и жестокий, словно хищник, готовый к прыжку. На лбу его пульсировала вена, но голос был тихим.

— Я провел последние годы своей жизни в мире, где не существовало такого понятия, как доверие, и когда я предполагал о человеке самое худшее, то мое мнение обычно подтверждалось. Потом я приехал домой, оказался среди родных, почувствовал себя в безопасности и расслабился. Я встретил тебя и забыл об осторожности. Как глупо с моей стороны. Вся ирония заключается в том, что я боялся, что ты не доверяешь мне, когда все было наоборот. Я не должен был доверять тебе. Я влюбился в тебя, а ты предала меня.

— Нет. Я не предавала тебя. Это не так.

Он легонько дотронулся пальцами до ее щеки, но для нее это легкое прикосновение было хуже удара.

— А как еще можно назвать то, что ты делаешь? Жестом любви?

— Я пыталась вернуть тебе твои картины. Послушай меня минуту. — Слезы наполнили ее глаза. — Я бы никогда не поступила так с тобой, Джоун.

Что-то у него внутри разрывалось. Казалось, весь мир в один миг померк.

— Ты использовала меня, будь ты проклята.

Он не слушал, что она говорила. Да и что она могла сказать в свое оправдание?

— Нет, нет… Я не…

— Ты использовала меня только для того, чтобы проникнуть в мой дом. Наверное, ты давно охотилась за моими картинами…

Его слова, как ножи, резали ее по живому. Еще немного, и она истечет кровью.

— Подумай, Джоун. Я пробралась сюда сегодня, когда решила, что ты спишь. Если бы я…

Его холодный смех резал слух.

— Я не мог уснуть потому, что думал о тебе. Забавно, правда? А потом я спускаюсь вниз, а ты тут. Прямо исполнение желания, правда? Может быть, ты явилась по моему мысленному зову, Жюли?

Его ярость и боль пугали ее. Она больше не могла этого выносить. Жюли вытянула руки, пытаясь своим прикосновением как-то подействовать на него, но он был недвижим.

— Джоун, я тебя не использовала. Если бы я хотела тебя использовать, то осталась бы сегодня с тобой, а потом, когда ты уснул, спустилась бы сюда и поменяла картины. Или я могла бы это сделать в первую же ночь. Но я этого не сделала.

— Поменяла бы? — Он скользнул взглядом по картинам, разложенным на полу. — Так значит, если бы я на тебя сегодня не натолкнулся, то никогда бы не узнал, что меня ограбили, потому что ты заменила бы их подделками? Я бы не узнал этого в любой другой ситуации. — Джоун резким движением скинул со своих плеч ее руки. — Но я собирался отправить их в турне, а перед этим эксперты должны были бы проверить их подлинность. Вот тогда я и узнал бы о краже. Но не знал бы того, кто, как и когда меня ограбил. — Его губы исказились жестокой усмешкой. — Ты бы тогда была со мной, Жюли? Предлагая мне свои сладкие поцелуи? Или ты сбежала бы, обратив все свое внимание на следующую жертву?

Ей было тяжело говорить после того, как она выслушала столько обидных несправедливых слов.

— Если бы ты не нашел меня здесь сегодня, то твои картины продолжали бы оставаться произведениями искусства.

— Неужели твои подделки настолько хороши?

— Я ничего не подделываю. — Она остановила себя, чтобы не сказать ничего лишнего. Она годами прикрывала своего отца, и это вошло в привычку.

— Нет? У тебя есть сообщник? Как я не догадался. — Он в ярости выплевывал слова. — Это мужчина, да? Ну конечно… С его подделками и твоим горячим телом работа у вас шла прекрасно.

— У меня нет сообщников. Я была девственницей в первый раз, когда мы занимались любовью, и ты это знаешь.

— Значит, со мной ты зашла на шаг дальше обычного. Я не думаю, что тебе требуется много усилий, чтобы околдовать мужчину. Улыбнешься, он в тебя влюбится, а ты его используешь. Если он не поймает тебя за руку, то никогда не узнает, с какой стороны пришелся удар.

— Как я использовала тебя, Джоун? — с жаром спросила Жюли. — Ты не говорил мне кода сигнализации. Ты не давал мне ключей от дома…

— Нет, — сказал он чуть слышно. — Я просто в тебя влюбился…

Джоун повернулся и пошел к окну.

Жюли смотрела ему вслед, и сердце ее раскалывалось на части. Она не хотела его ранить, но ранила. Если бы только можно было что-то исправить. Но что? И как? Она старалась держаться от него на расстоянии, но не могла устоять. Она любила его.

Да, это была правда. Она любила его. И не была удивлена этим. По-видимому, она уже давно это знала. Но Джоун никогда не поверит ей, если она заговорит с ним сейчас о своих чувствах.

Если бы Джоун вошел в салон несколькими минутами позже, она была бы уже дома и отец был бы в безопасности. Но случилось то, чего Жюли так боялась. Она попалась на месте преступления.

Она вспомнила, как думала о том, что может доверить Джоуну свои секреты, но не секреты отца. Жюли могла бы продолжать хранить эту тайну. Но нет. Это означало бы, что она солжет еще раз. А если она откроет ему правду, это может как-то облегчить его страдания.

Джоун продолжал стоять у окна, глядя в парк, где уже занимался рассвет. Было заметно, как он напряжен.

— Мой отец сделал эти фальшивки. И другие тоже.

Она увидела, как он вздрогнул при этих словах. Затем Джоун обернулся.

— После смерти матери он стал как одержимый. Единственное, что доставляло ему удовольствие, — это восторженные отклики о его копиях великих мастеров, словно это были истинные шедевры.

— Что за ложь ты говоришь мне на этот раз, Жюли?

— Как бы я хотела, чтобы это была ложь. Но, увы…

Она указала на две картины Матисса, лежащие на полу.

— Это работы моего отца. Я уже вернула на место твои оригиналы. — Она показала на стену, где висели картины. — А Ренуар, за которым ты меня застал, — оригинал. Мой отец не будет больше подделывать картины. Я смогла добиться у него обещания. Сегодня ночью все закончится.

— Прекрасная история, Жюли. Очень изобретательная. Неужели ты думаешь, что я в нее поверю?

— Не знаю, — сказала она с тоской в голосе. — Но если ты сомневаешься в моих словах, отправь картины на экспертизу. Это тебя, может быть, успокоит.

— Успокоит? Забудь об этом. Не беспокойся насчет экспертизы, уж это-то я обязательно сделаю. — Джоун посмотрел на часы. — Прямо с утра я позвоню кому-нибудь, кто сможет произвести первоначальный осмотр. Но это не объяснит мне, что же ты все-таки делала.

— Значит, ты должен решить, веришь ты мне или нет.

— Ты, должно быть, шутишь. — Его лицо омрачилось, когда он посмотрел на нее. — Как я мог так в тебе ошибаться?

— Я никогда не лгала тебе, Джоун.

— Но и не говорила мне правды.

— Не говорила, — согласилась Жюли.

— Ты проводила со мной время, спала со мной, пробралась ко мне в дом, использовала меня…

Джоун опять и опять возвращался к этому, и она не знала, как заставить его изменить свое мнение.

— Я не использовала тебя. Мне это не было нужно. Я сама проникла в твой дом.

Он подошел к ней, дотронулся до ее волос, как делал это уже много раз, но сейчас его рука сильно дрожала.

— Я помню, как увидел тебя в первый раз. Я помню, как думал, что в тебе есть что-то загадочное. Я помню, как хотел тебя.

Жюли с трудом сглотнула застрявший в горле ком. Она понимала, что ей больше нечего ему сказать. Она сказала ему правду, и очень жаль, что он в нее не поверил.

У Джоуна застучало в висках, когда на него нахлынул новый приступ ярости.

— Ты ведь понимаешь, что я могу вызвать полицию и посадить тебя в тюрьму.

— Прекрасно понимаю.

Его брови поднялись.

— Ты не попытаешься меня отговорить?

— Нет.

— Ну же, давай, Жюли, — сказал он с сарказмом. — Потрись о меня своим соблазнительным телом и посмотри, что произойдет. Ты делала это и раньше, и у тебя это чертовски хорошо получалось. Ты же не знаешь, может, я от твоих ласк все забуду. На какое-то время. А если ты будешь особенно усердна, то надолго…

Она скрестила руки на груди:

— Можешь злиться на меня, если хочешь, Джоун. Но не будь грубым.

— Грубым? Очень интересная мысль.

— Я сделала то, что должна была сделать.

— Что именно? Украла? Обманула? Переспала со мной?

— Я сделала то, что должна была сделать, чтобы защитить отца. И то, что я занималась с тобой любовью, не имеет никакого к этому отношения. И ты и другие люди защищают свои семьи. Именно это я и делала. Я не нанесла тебе материального ущерба. Я никому не нанесла материального ущерба. Я лишь хотела сделать так, чтобы к тебе вернулось то, что тебе по праву принадлежит.

— И все? Странно, а мне казалось, что ты воткнула нож в мою спину.

Жюли тяжело вздохнула. Она пыталась что-то ему объяснить, но сейчас ему было слишком больно, чтобы он мог слушать. Он не мог отделить свои личные переживания от того, что она ему говорила. Жюли приняла на себя всю вину и не знала, что еще может сделать. Она устала и едва справлялась с собственной болью. А Джоун увидел врага и выставил все свои силы на оборону. Когда он смотрел на нее сейчас, он видел в ней только врага.

Жюли устало смахнула с лица волосы и сказала:

— Я поеду домой.

Он с вызовом вскинул голову.

— Нет, ты никуда отсюда не уйдешь.

— Ты знаешь, где я живу. Если тебе будет нужно, ты найдешь меня там.