– Как трогательно! – воскликнула Кандида. – Я о нем такого и подумать не могла: он выглядит так внушительно и грозно.

– Я вообще-то тоже боюсь его, – доверительно сказал Адриан, – поэтому и не хочу его больше злить. Он уже и так достаточно раздражен. Пожалуйста, пообещайте мне, что ничего ему не скажете о моих стихах.

– Конечно-конечно, – кивнула Кандида. – Я даю вам слово и не нарушу его. Но почему вы не делаете того, чего хочет лорд Манвилл?

– Потому что я хочу жениться на Люси, – раздраженно ответил Адриан. – Я не хочу ехать в Лондон, не хочу иметь дела с глупыми светскими юнцами, у которых любимое занятие – охотиться на лис и на дичь, сломя голову скакать в ночных рубашках на лошадях или что-нибудь такое же бессмысленное.

– А вы не любите ездить верхом, – быстро спросила Кандида.

– Конечно, люблю, – ответил Адриан. – Но я не хочу заниматься этим посреди ночи или на спор и не хочу мучить своих лошадей, заставляя их прыгать через слишком высокие для них барьеры.

– Как это верно! – с энтузиазмом подхватила Кандида. – Когда мужчины используют животных просто для развлечений – это так же глупо и ужасно, как и жестокость женщин, подгоняющих лошадей шпорами.

– Я вижу, мы по многим вопросам сходимся, – сказал Адриан. – Вы поможете мне, правда?

– Вы имеете в виду ваши стихи? – уточнила Кандида. – Ну конечно, помогу, вы же знаете.

– Не только стихи, – пояснил Адриан. – Надо еще сделать так, чтобы мой опекун лучше понимал меня. Видите ли, вся проблема заключается в том, что он контролирует мои деньги, пока мне не исполнится двадцать пять лет, а это значит, что, если я не буду делать того, что он хочет, он может лишить меня содержания – оставить без единого фартинга.

– Я уверена, он не сделает этого, – сказала Кандида.

– Сделает, – мрачно отозвался Адриан. – Он уже грозил мне этим, если я женюсь на Люси.

– Но это же несправедливо! – с жаром вскричала Кандида, но тут же вспомнила, что ее задачей было попытаться предотвратить брак Адриана, не одобрявшийся его опекуном.

– Разумеется, несправедливо, – сказал Адриан. – Он знает, что держит меня в руках и что я ничего не могу поделать. Я не могу сделать Люси предложение, если у меня нет ни гроша, – на что мы будем жить? А она такая замечательная девушка… Если я не женюсь на ней… в университете есть десятки других парней, которые весьма охотно будут добиваться ее благосклонности.

– Вряд ли такое возможно, – прервала его Кандида.

– То есть… что вы имеете в виду? – удивился Адриан.

– А то, что если вы действительно дороги мисс Люси, – объяснила Кандида, – то она, конечно, никого другого не полюбит только потому, что вы вынуждены некоторое время подождать.

– Вы правда так думаете? – спросил Адриан.

– Я уверена в этом, – сказала Кандида. – Если любишь кого-то по-настоящему, то не имеет никакого значения, какие трудности стоят на пути или сколько надо ждать.

Адриан несколько секунд молчал, затем сказал тихим голосом:

– Люси выглядела не слишком радостной, когда я вернулся из Лондона, поговорив о женитьбе с опекуном. Думаю, она ожидала, что я сделаю ей предложение, а когда этого не произошло…

Его голос задрожал, и Кандида быстро сказала:

– Мне кажется, ее самолюбие было задето или она почувствовала разочарование. Осмелюсь предположить, что вы дали ей надежду на то, что все будет в порядке после того, как вы поговорите с лордом Манвиллом.

– Полагаю, что да, – признал Адриан.

– Возможно, он пересмотрит свое решение, – успокаивающе сказала Кандида, – когда поймет, как серьезны ваши намерения.

Адриан издал короткий, невеселый смешок.

– Такие повороты не в его духе, – сказал он. – Он как кремень: если принял решение, то, что ему ни говори, не изменит его.

Он замолчал и взглянул на Кандиду.

– Хотя вы могли бы, пожалуй, поспособствовать этому, – задумчиво сказал он. – Вы очень красивы, а «сердцелом», конечно, любит красивых женщин.

– Не называйте его так, – сказала Кандида.

– Почему? – спросил Адриан.

– Не знаю, – ответила Кандида. – Просто отдает чем-то дешевым и неприятным. Мне кажется, если вы поэт, то не должны ни говорить, ни думать недоброе о ком бы то ни было. Это может повлиять на ваши стихи.

– Да вы действительно об этом немало знаете, – восхитился Адриан. – Вы правы; конечно же, вы правы! Я не хочу, чтобы моя поэзия была запятнана обидой на моего опекуна или ревностью, когда речь идет о Люси.

– Папа говорил, что поэт должен быть как священник – предан своему делу и никоим образом не заражен болезнями мира, в котором ему приходится жить, – сказала Кандида. – Но сам он этого совершенства не достиг. Он любил мою маму, и они убежали вместе.

– Правда? – спросил Адриан. – Как интересно! Я тоже об этом думал.

Он оглянулся, будто опасаясь чего-то.

– Мой опекун не должен знать о ваших родителях, – предупредил он Кандиду. – Он считает в высшей степени презренным поступком, когда джентльмен убеждает леди убежать с ним.

– У него нет оснований так думать, – холодно сказала Кандида, рассердившись вдруг, что кто-то может ставить под сомнение честь ее отца.

Затем к ней пришла вполне естественная мысль, что лорд Манвилл, вероятнее всего, сказал это, чтобы охладить пыл Адриана, отбить у него охоту убегать с дочерью священника.

Вспомнив о задании, которое на нее было возложено, она торопливо добавила:

– Вообще-то это, конечно, неблагоразумно – убегать; может быть, разве что при каких-нибудь исключительных обстоятельствах.

– При каких, например? – поинтересовался Адриан.

– Эти двое, о которых идет речь, – ответила Кандида, – должны так любить друг друга, чтобы им не жалко было пожертвовать всем: хорошими жизненными условиями, положением в обществе – можно сказать, всем своим прошлым.

– И ваши отец и мать сделали это? – спросил Адриан. Кандида кивнула.

– Мы были очень, очень бедны, – сказала она.

– Должно быть, это ужасно – жить без денег, – медленно произнес Адриан.

– Папа, конечно, кое-что зарабатывал, – сказала Кандида, – но лишь от случая к случаю. Иногда мы даже чувствовали, что богаты, но нередко, когда какая-нибудь его книга не имела успеха или если мы слишком много тратили, приходилось очень трудно.

– Но кое-что он все-таки зарабатывал, – настаивал Адриан.

– Да, конечно, – ответила Кандида. – Я всегда надеялась, что, может быть, однажды он вдруг станет знаменитым.

– Было бы чудесно, если бы мне это удалось! – воскликнул Адриан. – Сразу бы решились все проблемы. Я бы уже не зависел от опекуна, у меня были бы собственные деньги – деньги, которыми никто, кроме меня, не мог бы распоряжаться.

– А почему бы вам не попробовать? – мягко спросила Кандида.

Адриан восторженно рассмеялся.

– А почему бы нет? Я хотел бы прочесть вам то, что сейчас пишу.

Он взял несколько листков со стола и дал их Кандиде.

– Я застрял вот на этой строчке, – произнес он, – и уверен: вы сможете мне помочь.

Примерно час спустя лорд Манвилл вошел в библиотеку и увидел две светловолосые головы, склоненные близко друг к другу. Молодые люди сидели на диване, и он с легкой ухмылкой на губах подумал, что прелестная наездница не стала тянуть время, а сразу же приступила к делу.

Услышав, как он вошел в комнату, Кандида и Адриан почти с виноватым видом мгновенно отпрянули друг от друга, и он с удивлением задал себе вопрос: почему он, видя выражение их лиц, не доволен, а раздражен? «Они что-то замышляют», – подумал он.

– Ты закончил свои дела с управляющим? – спросил Адриан каким-то неестественным, как показалось его опекуну, тоном.

– Да, закончил, – резко ответил лорд Манвилл. – Я пришел узнать, не нужно ли вам что-нибудь.

– Ничего не… – начал Адриан, но Кандида прервала его:

– О, прошу вас, лорд Манвилл, можно мне увидеть Пегаса? Я знаю, что он прибыл сюда вчера.

– Конечно, – ответил лорд Манвилл. – Я и сам собирался сходить в конюшни. Ты пойдешь с нами, Адриан?

– Да, сэр, охотно, – ответил Адриан.

Лорду Манвиллу показалось, что он уловил быстрый взгляд, которым обменялись Кандида и Адриан. «Она, видимо, сказала ему, чтобы он угождал и не перечил мне, – подумал он. – Ну что же, это шаг в правильном направлении».

Кандида взяла свою шляпку, лежащую на одном из стульев с высокой спинкой, и лорд Манвилл увидел, что она взглянула на нее так, будто сомневалась в чем-то.

– Не стоит слишком уж строго придерживаться формальностей, – сказал он. – Вас никто здесь не увидит, так что можете не надевать свой головной убор, явно заказанный на Бонд-стрит.

– Можно не надевать? Это превосходно! – воскликнула Кандида. – Терпеть не могу, когда что-то на голове.

– Ничто не должно скрывать прелести ваших волос, – сказал лорд Манвилл.

Кандида покраснела, услышав этот комплимент. Лорд одобрительно смотрел на нее.

«Она просто великолепна, – сказал он себе. – Если не знать, кто она и откуда, то, право же, можно подумать, что ей никогда раньше не говорили комплиментов».

Они вышли из дома под теплые лучи солнца. Воздух был напоен ароматом сирени, и Кандида, взглянув на парк с золотым ковром из нарциссов, подумала, что именно о таком поместье она всегда мечтала.

Здесь Пегасу будет в самый раз, такое место, особенно при хорошем хозяине, – рай для любой лошади. Они свернули в сторону конюшен.

– А кто такой Пегас? – с любопытством спросил Адриан.

– Это мой конь, – не подумав, выпалила Кандида, но тут же добавила: – То есть сейчас он принадлежит лорду Манвиллу. Это самый чудесный конь во всем мире, другого такого еще никогда не было.

– Почему вы назвали его Пегасом? – осведомился Адриан.

– Вы могли бы догадаться, – ответила Кандида.

– Ах, ну да, конечно, – сказал он, – знаменитый крылатый конь из греческой мифологии.

Она улыбнулась ему и, чтобы лорд Манвилл не думал, что они пребывают в слишком уж поэтическом настроении, спросила:

– У вашей светлости здесь много лошадей?

– Да, немало, – ответил он. – И скоро я собираюсь купить еще несколько. Не хотели бы вы помогать мне объезжать их?

– А можно? – со страстным желанием в голосе спросила Кандида, и ее глаза засияли.

– Вообще-то на вид вы слишком маленькая и слабая, чтобы укротить по-настоящему горячую лошадь, совершенно необученную, – ответил он.

– Я помогала майору Хуперу, – сказала Кандида. – Он говорил, что я ничуть не хуже, а может быть, даже и лучше, чем любая укротительница лошадей, из тех, что он когда-либо знал.

– Да, Хупер, конечно, большой знаток, – с ехидной ноткой в голосе произнес лорд Манвилл.

– Лошади у него превосходные, – сказала Кандида, – и хорошо объезжены. Я почти уверена, что его извозчичий двор – лучший в Лондоне.

– Во всяком случае, самый известный, – отозвался лорд Манвилл.

– Да, думаю, вы правы, – искренне сказала Кандида. Он насмешливо посмотрел на нее и ничего не сказал.

Когда они приблизились к конюшням, Кандида издала восхищенное восклицание. Все было сделано великолепно: конюшни из старого темно-красного кирпича с дверьми, выкрашенными в светло-желтый цвет.

Их было очень много, и лошади выглядели, как Кандида и ожидала, именно так, как подобало лошадям человека, считавшегося одним из лучших в стране знатоком по этой части.

Старший конюх быстрым шагом подошел к ним, когда они остановились.

– Добрый день, милорд, очень рад видеть вашу светлость.

– Здравствуйте, Гартон, – ответил лорд Манвилл. – Кандида, это Гартон. Он в поместье с тех пор, когда я был ребенком.

– Совершенно верно, милорд, в следующий день Михаила будет тридцать лет, – сказал старший конюх.

– Мисс Уолкотт очень интересуется лошадьми, Гартон.

– Ну, тогда я могу многое показать вам, мисс, – гордо сказал конюх.

– А можно мне сначала увидеть Пегаса? – спросила Кандида, не в состоянии ждать, пока это предложит кто-нибудь другой.

При звуке ее голоса в стойле неподалеку от них вдруг раздался топот.

– Это Пегас, милорд! – воскликнул старший конюх. – Он немного разгорячен, и я закрыл его.

– Не могли бы вы выпустить его, – попросила Кандида. – Запирать его необязательно.

Старший конюх с удивлением посмотрел сначала на нее, а затем, ожидая указаний, – на лорда Манвилла. Тот улыбнулся.

– Сделайте то, что просит леди, Гартон, – сказал он.

– Хорошо, милорд, – ответил старший конюх, но, направившись к стойлу, что-то проворчал себе под нос.

Кандида стояла и ждала. Отчетливо был слышен топот копыт Пегаса. Когда засовы были отодвинуты и ворота открылись, Кандида издала легкий свист, старший конюх отступил в сторону, будто ожидая, что сейчас вырвется ураган. Но Пегас вышел медленно. Потряхивая гривой и сияя попоной, он выглядел великолепно.