Элизабет Ренье - Прелюдия любви

Дневник Сары Торренс лежал на маленьком письменном столе в ее спальне, открытый на той странице, где она записала рано утром: «2 апреля 1772 года. Самый прелесный день в моей жизни. После завтрака буду кататься с Энтони в парке. После обеда буду оддыхать, а вечером буду танцовать до самого утра на балу по случаю моего обручения».

Она знала, что почерк ее напоминает детский и что в некоторых словах, возможно, она сделала ошибки. Ее отец, самый добрый и, по мнению Сары, самый влиятельный человек, не верил, что образование так уж необходимо для девушки. Так что Сара счастливо избежала той скуки, которую могли принести ей школа или гувернантка. Ее обучением занималась мачеха, посвятившая ее в тайны письма, чтения, а также сложения и вычитания элементарных чисел. Уроки, как правило, проходили наспех, для них едва удавалось выкроить время между куда более важными, в ее понимании, занятиями, такими, как танцы, пение, игра на клавесине, а также обучение правилам хорошего тона и умению вести приятную беседу. Все это необходимо, чтобы заполучить мужа, что, в конце концов, составляло главную цель жизни любой девушки. И разумеется, с появлением Энтони вся ее учеба становилась совсем уж бесполезной, потому что у него было не больше терпения, чем у нее самой, чтобы занимать себя подобными пустыми предметами, вроде латыни и греческого, политики и философии.

Она уселась за стол и взяла перо, решив, что будет совсем неплохо описать свой наряд. Таким образом через много лет ее внуки смогут узнать, как она выглядела в тот вечер, когда по случаю ее помолвки давали бал.

«Мое белое шелковое платье отделано по низу юбки золотой парчой. Лиф приспущен довольно низко и отделан голубой лентой. У туфелек очень высокие каблуки, а волосы высоко зачесаны, чтобы я выглядела выше, потому что едва достигаю пяти футов. В волосах сверкают драгоценности. Цепочка и браслет — подарок от папА на мое восемнадцатилетие, которое мы справили в прошлом месяце».

Сара на мгновение задержала перо и задумалась. Она писала для будущих поколений, которые должны знать ее как почтенную леди. Немного поразмыслив, продолжила:

«У меня голубые глаза и белокурые волосы, кожа моя, к счастью, очень гладкая. Энтони утверждает, что я самая хорошенькая девушка во всем Лондоне».

Перечитав последнее утверждение, она нашла его несколько нескромным, но это ничуть не смутило девушку, и перо снова торопливо зашуршало по бумаге.

«Энтони — самый привлекательный мужчина из всех, кого я знаю. Ему двадцать два, он высок и строен, всегда такой элегантный и одет по последней моде. Он в совершенстве владеет шпагой, превосходный наездник и танцор. Азартный игрок и имеет огромный успех у женщин».

Наверное, опомнилась она, это не самое лучшее чтение для чьих бы то ни было внуков. Но разве ей не делает чести то обстоятельство, что она выиграла его, словно приз, в состязании с доброй половиной молодых женщин из их общества? Она призналась себе, что наслаждалась завистливыми взглядами подруг и знакомых, если учесть, что ему понадобилось всего несколько недель, чтобы объясниться и просить ее руки. И в самом деле, тут есть чему позавидовать. Богатый, снисходительный отец. Мачеха, которая никогда ее не бранит. А теперь еще и предстоящая свадьба с одним из самых завидных женихов в Лондоне, в которого она влюблена по уши.

Она раздумывала, не вычеркнуть ли ей последнее предложение, когда перед ней внезапно появилась горничная.

— Мисс Сара, осторожнее. Вы что, хотите закапать платье чернилами?

Сара торопливо положила перо.

— С чего ты взяла? У меня и в мыслях этого не было. Но чем еще я могла себя занять? Скорее бы маман пришла за мной, я так волнуюсь, что едва могу совладать с собой.

Горничная засунула обертку в большой платяной шкаф.

— Ничего удивительного, сударыня — в такой день! — Она всплеснула пухлыми ручками, и ее карие глаза восхищенно расширились. — Я совсем недавно заглянула в бальную комнату. Она просто как картинка. А уж вы — вы точно как принцесса, мисс Сара. Ваш отец, у которого такой прекрасный дом, так много экипажей и лошадей, — почти такая же важная персона, как и сам король, хотя я бы не сказала, что ее светлость…

Она оборвала речь на полуслове, поскольку дверь в спальню отворилась.

Сара, пряча смешок, покорно присела в реверансе перед мачехой. Правду сказать, во внешности леди Торренс не было ничего царственного. Серое платье, отсутствие румянца на щеках и бесцветные губы усугубляли общее впечатление неясности и незначительности. Она принялась нервно шагать по комнате, торопливо стягивая перчатки.

— Ты готова, дитя? О да, я вижу, что готова. Надеюсь, все пройдет хорошо. Леди Бретертон очень критична. Наверняка она полагает, что ее сын мог бы составить партию девушке более высокого положения. И я все еще боюсь не угодить твоему отцу — даже после двенадцати лет семейной жизни.

— Но ведь угодить папА совсем нетрудно? Он добродушнейший из всех людей.

— Да, разумеется, но быть второй женой не всегда легко, а твоя мать… Ах, ну хорошо, давай спустимся вниз. — У дверей она задержалась и повернулась к Саре, ее бледные глаза затуманились. — Я желаю тебе счастья, моя дорогая, сегодня и всегда. Но помни, с любым мужчиной нелегко ужиться, и Энтони… Умоляю тебя, не ожидай слишком многого, Сара. Ты его заполучила, но тебе еще предстоит удержать его. Ты ведь не можешь не знать о его увлечениях?

— Все это в прошлом, — уверенно ответила Сара. — Он заверил меня, что ничего такого больше не случится, как только он получит меня.

Мачеха наградила ее неопределенным взглядом.

— Да, имеются и другие причины, по которым он, похоже, должен остаться верен тебе. Я хотела, чтобы ты немного подождала, пока мы приготовимся к свадьбе. Но будь уверена, стоит только тебе сказать о своем желании выйти замуж на следующей неделе, как твой отец немедленно согласится. Он никогда ни в чем тебе не отказывал.

— Это так ужасно, матушка?

— Нет-нет. Я просто пытаюсь предупредить тебя, что в один прекрасный день тебе может открыться… Ах, хорошо, сейчас это не имеет значения. Давай спустимся вниз и приготовимся встретить гостей.

В бальной зале, освещенной множеством восковых свечей, фамильные гербы семьи Сары и семьи Энтони сверкали красным и зеленым, голубым и серебряным. Сэр Уильям Торренс был баронетом только во втором поколении и свое состояние приумножил с помощью торговли, тогда как Бретертоны являлись пэрами и землевладельцами со времен Нормандского завоевания, и этот факт, по мнению Сары, добавлял еще одну каплю торжества в драгоценный кубок ее победы. Составить такую партию! Стоя на верху лестницы рядом с Энтони, она зачарованно смотрела вокруг, и ей казалось, что весь Лондон собрался сегодня здесь, чтобы отпраздновать ее помолвку.

В промежутках между приветствиями она посматривала на Энтони. Он был в камзоле серебристо-голубого цвета, с огромными обшлагами, жилет украшала зеленая с лиловым вышивка. Серебряные пряжки сияли на черных башмаках, а парик, изготовленный по последней моде, был скреплен большим черным бантом. Он улыбался ей и шептал нежности от которых щеки ее вспыхивали, а сердце наполнялось радостью.

Ее отец, одетый в строгое, но богатое коричневое платье, промокал лоб красивым кружевным платком и тайком ослаблял узел галстука на шее. Было видно, что ему жарко, неудобно, и он, без сомнения, предпочел бы оказаться в своей библиотеке и погрузиться в огромные бухгалтерские книги — занятие, которое занимало почти все его время. Но Сара пожелала устроить бал, и, как обычно, он сразу же согласился на ее просьбу. А поскольку он был человеком, который полагал, что богатство ни к чему, если им не щеголять, то устроил весьма экстравагантный бал, с освежающими напитками и угощением, которые стоили леди Торренс многих бессонных ночей, чтобы их придумать и создать, и которые превратили кухню в сущий ад.

Прибытие матери Энтони повергло Сару в такое изумление, что она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в открытую. Юбки старой леди, сшитые из лилового шелка, были так широки, а шлейф столь велик и тяжел, что ей понадобилась помощь двух ливрейных лакеев, чтобы протиснуться в парадную дверь, Более того, этот маневр был затруднен еще и тем, что голову почтенной леди венчала шляпа в полных два фута высотой, в виде птичек, порхающих над гнездом, в котором лежали искусственные яйца. Как она вообще могла двигаться, осталось для Сары загадкой. Протиснувшись навстречу леди Торренс, почтенная матрона принялась надменно изучать каждого гостя через монокль, движением веера открыто выражая одобрение или прямо противоположные чувства.

Через некоторое время, когда процессия кланяющихся, приседающих, бормочущих добрые пожелания людей превратилась в бесконечный поток, Саре стало казаться, что лица — это просто туманные розовые пятна, окруженные белыми париками и напудренными волосами. Платья женщин, камзолы и бриджи мужчин слились в движущуюся радугу, которая то приближалась, то отдалялась. Высокие каблуки теперь доставляли ей страдания, и она подумала, что не надо было настаивать, чтобы Берта так плотно зашнуровала ей туфли. Неожиданно она почувствовала головокружение. Закрыв глаза, девушка в поисках поддержки протянула руку Энтони. Ее пальцы встретили твердое, придающее уверенность пожатие.

Сара открыла глаза, с благодарностью воскликнув:

— О, Энтони, я…

Но ее руку держал не Энтони. Глаза, смотрящие на нее сейчас, были не светло-коричневыми, а темными, почти черными.

В смущении она пробормотала:

— Мистер Данси, прошу прощения. Я не слышала, как сообщили о вашем приезде.

Он поднес ее пальцы, затянутые в перчатку, к губам.

— Это не имеет значения, кузина Сара. Вы выглядели такой бледной и слегка покачнулись. Я подумал, может быть, вам нехорошо.

— Ничего подобного, — отрывисто произнесла она. — Я превосходно себя чувствую.

Единственным человеком, которого она не хотела бы видеть свидетелем минутной слабости, был именно Криспин Данси, который называл себя ее кузеном, но был всего лишь племянником ее мачехи. Ей казалось, что всякий раз, когда они встречаются, она начинает испытывать смутную тревогу и раздражение, хотя не может объяснить почему. Правду сказать, их встречи были нечастыми, потому что он редко приезжал в Лондон. Он жил в своем поместье в Сассексе вместе с сестрой Мэри. Нет сомнений в том, что именно это отличало его от знакомых ей молодых мужчин, и это отличие заставляло ее чувствовать себя неловко в его присутствии. Он никогда не осыпал ее комплиментами, как другие мужчины, всегда был официально вежлив и никогда не давал повода на него обидеться. Но ей казалось, что в нем есть какая-то жесткость, особенно в сравнении с беззаботной нежностью Энтони, и у нее сложилось впечатление, что он почти не обращает на нее внимания. Это было необъяснимо, но она чуть ли не боялась его и испытывала облегчение оттого, что его визиты на Беркли-стрит столь редки.

Мачеха Сары не разделяла ее опасений. Она подошла к ним обоим, раскрыв объятия.

— Криспин, как я рада видеть тебя здесь! — Она повернулась к мужу, и в ее глазах отразилась тень мольбы. — Уильям, разве ты не поприветствуешь моего племянника?

Сэр Уильям Торренс выпятил нижнюю губу, пожал плечами и сдержанно поклонился.

— Добро пожаловать, сэр. Надеюсь, ради такого случая вы оставите свои мнения при себе, — резко произнес он.

Поклон Криспина был столь же сдержан.

— По случаю торжества, сэр, постараюсь вести себя должным образом, чтобы ничто не омрачило счастья вашей дочери. В данных обстоятельствах с вашей стороны было большой любезностью пригласить меня.

— За это можете поблагодарить мою жену. Я не настолько беспристрастен, чтобы терпеть под своей крышей человека ваших взглядов, как вы, вероятно, могли вообразить.

И он отошел, чтобы поприветствовать своих друзей-купцов.

Леди Бретертон подняла свой монокль, чтобы осмотреть с головы до ног широкоплечего молодого человека в костюме цвета шелковицы, чьи темные глаза и брови ярко контрастировали с напудренными волосами.

— Что здесь делает мистер Данси? — потребовала она ответа громким, пронзительным голосом. — Я понимаю, что он…

— Мама, — Энтони положил руку ей на локоть, — умоляю, не поднимайте этого вопроса. Сэр Уильям уже выказал готовность ради праздника позабыть ссору с мистером Данси. — Он повернулся к Саре и взял ее под руку: — Пойдем, любовь моя, гости в нетерпении ожидают, когда начнутся танцы. Я думаю, с разрешения твоего отца, нам следует сейчас же их открыть.

Сэр Уильям дал сигнал музыкантам на галерее. К сожалению Сары, струнный оркестр заиграл менуэт — танец, который больше подходил высоким, статным женщинам. Она предпочла бы один из задорных деревенских танцев, но понимала, что менуэт больше подходит к случаю и, несомненно, в выгодном свете покажет элегантность Энтони. И когда ее пальцы коснулись его пальцев и он улыбнулся ей, Сара позабыла, что туфли жмут, позабыла о минутном приступе головокружения, мгновенно улетучилась легкая тревога по поводу неприязненных отношений между отцом и Криспином Данси. Остался только восторженный трепет, когда Энтони вывел ее прямо на середину бальной залы, под сверкающие канделябры, и глаза двух сотен гостей остановились на ней в восторге и зависти. На сердце было так легко, она испытывала такое блаженство, что опасалась, сможет ли уделить танцу должное внимание. Но ее ноги с необычайной легкостью скользили по полу, и каким-то загадочным образом она умудрилась не споткнуться о свою широкую юбку и не испортить качающийся кринолин.