Она прилетела в Нью-Йорк всего на день, по делам, как она объяснила, и пригласила Валери на чашечку чая в «Карлайль».

– Можешь начинать прямо сейчас. Хочешь, возвращайся в Вирджинию, но лучше начинай здесь. И моя компания как раз то, что тебе надо для начала.

– Работа, которая поджидает именно меня? – недоверчиво переспросила Валери.

– Так и есть, но даже если бы не подвернулся подходящий случай, я бы все равно что-нибудь придумала. Я волнуюсь за тебя, Валери. Я даже чувствую некоторую ответственность за то, что произошло.

Валери ответила недоуменным взглядом.

– Ответственность?

– Ну, в каком-то смысле. Я сталкивалась с Карлом несколько раз, бывая по делам в Нью-Йорке, и знаешь, видела его в очень своеобразном окружении. Темные личности, вовсе не из вашего круга, почти уголовного вида… ах, мне не следует говорить все это теперь, к чему это сейчас? Но я, правда, виню себя за то, что не рассказала тебе об этом тогда же. Возможно, нам вдвоем удалось бы остановить его прежде, чем он зашел так далеко.

– В чем это он зашел далеко? – резко осведомилась Валери.

Сибилла пожала плечами.

– Откуда мне знать? Но если бы я тебя предупредила…

– Ты ни за что не отвечаешь, Сибилла, – холодно перебила ее Валери. – Тебе не стоит заниматься моими проблемами, это мое личное дело.

Лицо Сибиллы застыло.

Валери виновато вздохнула.

– Ну, прости меня, это вышло грубо. Знаю, ты хочешь помочь, и очень тебе благодарна. Расскажи мне лучше о работе, которую ты хочешь мне предложить. Забавно это все вышло: у тебя есть своя компания, занимающаяся постановкой телешоу, а я делала кое-какие сюжеты на телевидении.

Сибилла откинулась на спинку стула, снимая чашку с блюдечка.

– Да, забавно. Помнишь, ты как-то, давным-давно, спрашивала, нет ли у меня для тебя работы? Кто бы мог подумать… Ну, я не буду сейчас много распространяться об этой работе, мне еще нужно обсудить это с моими режиссерами. Но ты непременно получишь место, оно просто создано для тебя. Уж поверь, Валери, я знаю, что тебе нужно. Приезжай на днях ко мне в офис, и мы обсудим детали.

Валери задумчиво разглядывала свою чашку. Она растерялась. Всего четыре дня назад она отказала Эдгару, преодолела свою прежнюю неохоту и обзвонила ряд друзей, и все они отвечали, что сейчас у них нет для нее работы, но если что-то появится, они тотчас позвонят ей.

Просматривая объявления по найму, она поняла, что здесь ее удача не ждет. И прежде чем она попыталась обратиться еще куда-нибудь, она уже чувствовала себя беспомощной и нерешительной, ее мгновенная вспышка уверенности на балу погасла, как искра; на следующий шаг она не могла отважиться. Слова в рекламных объявлениях казались незнакомыми, как в иностранном языке, они повергали ее в тоску: слово «работа» казалось серым, резким; когда она произносила его вслух, оно скрипело. Даже когда работа ей подходила, оказывалось, что у нее нет ни опыта, ни навыков, которые требовались везде.

И вот появилась Сибилла, предложила эту самую работу.

Валери взяла блокнотик и вынула золотой карандашик.

– Твой офис в Фейрфаксе? – уточнила она.

И вот на следующей неделе, сверкающим июньским утром, когда лодки скользили по Потомаку, а по просторам Вирджинии мчались всадники, Валери вошла в офис компании «Сибилла Морган Продакшнз», в светло-серой юбке и пышной белой блузке, готовая приступить к работе.

Ей показали ее стол, представили Гасу Эмери и Элу Славину, режиссерам, чьи столы стояли по соседству, и выдали громадную коробку с почтой. Она, не желая присесть, стояла у стола и изучала кипу конвертов. Все послания были адресованы преподобной Лили Грейс.

– И что мне с этим делать? – спросила она Гаса Эмери.

Он был примерно ее роста, довольно привлекательный мужчина с мягкими чертами лица, продолговатым разрезом глаз, бледным цветом лица и неожиданно грубым голосом.

– Рассортируй их. В одну сторону изъявления любви и восхищения, в другую – вопросы.

Валери нахмурилась:

– Могу я хотя бы спросить, что все это значит?

– Просто сделай это и все; тебе не придется особенно напрягать свой мозг, – и он повернулся, чтобы идти.

– Секунду, – ледяным тоном остановила она его. – Передай это кому-нибудь другому. Я здесь совсем не для того.

– Нет? – он окинул ее с ног до головы ленивым взглядом. – Меня ввели в заблуждение. Миссис Морган говорила, что ты наш новый помощник.

– Этого она никак не могла сказать. Она пригласила меня сюда, чтобы работать с камерой. Кроме того, я собираюсь писать собственные сценарии. Я этим уже занималась, и она это знает. Я скажу ей об этом, потому что, похоже, вышла ошибка.

– О нет, миссис Морган не совершает ошибок. Ладно, Вал, мам нужно заняться…

– Миссис Стерлинг.

– Опять не так. Я зову тебя так, как мне удобно. Вал. Так мне легче запомнить. Ладно, хватит толочь воду в ступе. Тебя наняли в помощь нам с Элом, ты теперь наш помощник и заместитель. Вот рабочее место помощника, вот кресло помощника, а это – коробка с почтой для преподобной Лили, и ею надо заниматься, все равно, идет дождь или светит солнце. Здесь настоящий круговорот – люди приходят и уходят, многие не могут ужиться с пчелиной маткой, по-вашему – миссис Морган, но мы с Элом тут с самого начала, и мы удержались. А это значит, что мы делаем нашу работу и справляемся с ней, но мы делаем ее с помощником. А это теперь ты. Что-нибудь еще надо растолковывать?

Валери развернулась и направилась через всю комнату в кабинет Сибиллы.

– Мне нужно поговорить с ней, – бросила она секретарше, продолжая идти и распахивая внутреннюю дверь.

Сибилла недовольно вскинула глаза. Увидев Валери, она смягчила выражение лица.

– Я не могу побеседовать с тобой, Валери, у меня назначена встреча…

– Мне только нужно кое-что прояснить. Гас Эмери заявил, что меня наняли к нему помощником.

– Да, ассистентом к нему и к Элу. Я же говорила тебе.

– Нет, ты не сказала. Ты сказала, что у меня будет работа телеведущего или интервьюера и что я буду писать сценарии.

– Я сказала, если помнишь, право, Валери, мне кажется, я ясно выразилась, что я буду использовать тебя в кадре, как только позволят возможности, но сначала тебе нужно поработать над подготовкой передач, пока не появится возможность использовать весь твой потенциал. Разве не это я говорила?

– Да. Ты не сказала лишь, что я буду чьим-то помощником.

– Я могла не счесть нужным упомянуть об этом. А что, тебя так волнует название? Я хочу, чтобы ты научилась здесь всему, ты ведь для меня не просто сотрудник, Валери. Мне бы хотелось, чтобы ты стала частью нашей компании, а Гас и Эл непревзойденны в своем роде, они смогут научить тебя всяким премудростям лучше многих. Разве это не убедительно?

– Ты что же думаешь, что…

– Что?

Валери замерла. Эхо голоса Сибиллы, терпеливо поучающего ее, и ее собственных, слишком детских возражений, замерло в воздухе. Она почувствовала чужую власть над собой, словно под ней начал разверзаться пол. Ее прошиб озноб. «Я работаю на эту женщину; от нее зависит моя зарплата. Когда-то она бегала за мной, как щенок. Но за годы после колледжа она столькому научилась, а я… я лишь играла».

– Нет, – произнесла она ровным голосом. – Все это так. Если нужно, я готова засесть за мой стол.

Наконец, она медленно опустилась на кресло за своим столом, словно признавая, что это отныне ее место. «У меня есть для тебя местечко, – говорила Сибилла, – оно создано для тебя».

Валери содрогнулась от язвительного смысла этих слов и, выпрямив спину, высоко подняв голову, оглядела комнату, стараясь поверить, что она отныне часть всего этого.

Комната была большой, с низким потолком и голубыми с белым стенами, люминесцентные лампы освещали отдельные закутки для режиссеров и операторов. Секретари и ассистенты сидели посреди комнаты на неотгороженном пространстве. Пол был покрыт ковром, столы были совсем новые, а оборудование в офисе и в студиях было самым лучшим, какое только можно закупить, и все же все здесь показалось Валери тусклым и скучным, таким же, как в других студиях, которые ей приходилось видеть. Но эта была куда более невыносимой, чем другие. Как темница.

«Все потому, что я работаю здесь. Я не залетела сюда, как редкостная звезда, чтобы снять потрясающий полутораминутный эпизод и вновь лететь прочь к своим лошадям, к своей свободе и к своему самому прекрасному в мире поместью Стерлингов».

Она закрыла глаза, чтобы совладать с подступающими слезами. «Слишком много перемен за столь короткий срок», – думала она; у нее не было даже возможности привыкнуть к ним.


На следующий день после того, как она отвергла предложение Эдгара, когда она решилась покончить с жизнью, заключенной в сделанный из денег кокон, Валери в полной мере осознала тяжесть того, что натворил Карл.

Потом объявилась Сибилла со своей работой, и через два дня Валери вернулась в Вирджинию, но не в свое прелестное имение в Мидлбурге, а в крошечную квартирку в Фейрфаксе, с двумя комнатенками и тесной кухонькой, скромно обставленной мебелью на длинных прямых ножках, с кроватью, перекошенной на один бок и с несколькими алюминиевыми кастрюльками и сковородками. И утром, и вечером она твердила себе, что это все временно. «Это как в плохом отеле: я не собираюсь задерживаться или жить здесь, я просто остановилась ненадолго, пока у меня не будет достаточно денег, чтобы найти что-то подходящее».

Но она понятия не имела, когда это случится.

Мать ее на время была устроена. Как только она нашла меньшую квартиру и съехала с Парк Авеню, она смогла жить на деньги, оставшиеся на нерастраченном счету Карла и вырученные от продажи драгоценностей, пока Валери не сможет устроиться и как-то помогать ей.

Это означало, что ей нужно зарабатывать как можно больше в компании Сибиллы или подыскивать другую работу, или… Но ничего другого не было. А задуматься над поиском другой работы у нее не хватало мужества; вряд ли у нее выйдет лучше, чем в первый раз. Сейчас она была хоть в какой-то безопасности: работа, зарплата. Слишком крошечная, чтобы на нее можно было прожить, – Валери была уверена, что она точно не сможет, надолго ей не хватит, – но все же деньги поступали регулярно, и она не бегала за ними, высунув язык: Сибилла опустила их в ее протянутую ладонь.

Но ее мутило от этой милостыни, мутило от этой работы. Ей было невыносимо вставать по звонку будильника, в спешке одеваться и давиться завтраком, ехать на службу в потоке машин, заставлявшем ее чувствовать себя частицей толпы, и входить в офис «Сибилла Морган Продакшнз», где она была по-прежнему никем: винтик в громадном механизме, руководимом кем-то, кто мало заботился о том, что она думает, чувствует, о чем беспокоится, кто только старается заполучить ее на целый рабочий день. У нее не было собственной жизни, разве что по вечерам или в выходные она могла забыться и представить, что она свободна по-прежнему: хоть на несколько часов она могла вернуться назад и не стоять перед кем-то навытяжку.

Где та радость победителя, которую она вкусила в Адирондаке? Где восторг, где удовлетворение от того, что в ней нуждаются и зависят от нее? Где ощущение того, что она лучше, чем привыкли считать другие?

В этом месте нечего было и мечтать о подобном – контора Сибиллы – не место для совершения геройских поступков. Вероятно, таково большинство мест, но где-то должно же было быть место, где она могла совершить то, на что она способна? Что-то такое, от чего она опять почувствовала бы себя у кормила жизни.

Единственное, чего она никак не могла сделать, это снова вернуться к Эдгару. Она думала об этом не раз, но знала все, что за этим последует: он великодушно простит ее и немедленно женится на ней, умиляя всех щедростью натуры, и их брак будет обречен с самого начала. Нет, только не Эдгар. Другой человек, скорее всего тот, кто поверит, что и она на что-то способна. Или ее деньги, хотя бы их часть вернется к ней, или… что-то еще. Случится что-то, о чем она пока даже не задумывалась.

Однажды все великолепным образом изменится, твердила себе Валери. Но единственное изменение с тех пор, как она две недели назад вернулась в Вирджинию, коснулось поместья Стерлингов: оно было продано.

Дэн Лисигейт сообщил ей за день до ее поступления на службу к Сибилле, что кто-то сделал прекрасное предложение; кто – он не знает, потому что покупатель ведет торги через адвокатов, но цена отличная, и финансовое обеспечение покупателя выглядит солидно. Так что вскоре Валери должна была получить солидный куш, чтобы расплатиться с долгами Карла. Через неделю торги состоялись.

«Все кончено. Теперь поместье будет принадлежать кому-то другому, и я никогда не пройду по этим комнатам, не проедусь на лошади по полям и не буду рвать букеты в саду или оранжерее…»


– Все рассортировано? – остановившись у стола Валери, Гас Эмери сунул нос в коробку с почтой.