– Восхитительно, – проговорил он. – В одной из проповедей ты говорила о горах.

– О, неужели ты помнишь! Спасибо тебе, Гас. Мне очень приятно, когда люди помнят мои слова!

Они продолжали идти. Гас с неприязнью смотрел на грязь, прилипшую к ботинкам. Лили сорвала маленький цветок и нежно держала его, боясь ненароком повредить лепестки. Легкий ветерок играл прядями ее волос. Она поворачивала голову из стороны в сторону, вдыхая запах листьев и влажной земли.

– Как много красоты в этом мире, – проговорила она, посмотрев на Гаса и смущенно улыбнувшись. – Ты тоже чувствуешь это; я знаю, это так важно для меня; иногда мне кажется, что в этом сокрыт смысл жизни. В мире так много вещей, которых я не понимаю – мне страшно; я многого не знаю и поэтому часто ошибаюсь, но если бы я могла быть рядом с тем, кто чувствует так же как я, мне было бы не так страшно. Иногда мне очень нужно, чтобы рядом был человек, который понимает и разделяет мои чувства.

Гас глубоко вздохнул.

– Лили, – нежно произнес он.

Он взял ее за руку и опустился перед ней на колени прямо на грязную тропинку. На нем были хорошие брюки, но плевать на них; подобный спектакль непременно должен произвести впечатление.

– Ты самая прекрасная в мире; то, без чего я не могу жить. Тебе нужно то же, что и мне. Ты мне необходима, чтобы сделать прекрасным этот мир и то место, где я живу.

Лили была ошарашена. Первое впечатление ее было двойственным – он сказал то, что она больше всего желала, но как-то не так. То ли слишком быстро, то ли слишком коротко. А может быть, тут был виноват его грубоватый голос?

Но какое имело значение то, что Гас не сумел красиво выразить свои чувства? Важно ведь, что он их испытывал. Она права: он честен и чувствителен, он понимает ее, он не побоялся сказать, что нуждается в ней. «Не настолько он замкнут и себялюбив, как это кажется» – подумала она, испытывая прилив удовлетворения.

– У тебя есть моя дружба, – произнесла она с дрожью в голосе, – ты мой единственный друг. Когда я нужна тебе, я здесь, рядом с тобой.

На лице Гаса вновь промелькнул этот странный отблеск удовлетворения, но он скрыл его, наклонившись вперед и припав к груди Лили. Она едва успела сообразить, что происходит, как внезапно он оказался еще ближе, его тело крепко прижалось к ее, а руки сомкнулись в кольцо на талии. Сквозь льняную ткань блузки сосками грудей она ощущала тепло его тела и влажное дыхание.

– Я люблю тебя, – проговорил он.

Слова звучали приглушенно, но достаточно отчетливо, чтобы Лили могла их расслышать.

– Дорогая Лили… – он поднял голову, быстро взглянул ей в лицо и снова припал к груди, – милая девочка… любимая…

Лили почувствовала, как соски стали твердыми, груди налились тяжестью, ноги ослабели. Она с ужасом подумала, что кто-нибудь может их заметить. Она боялась собственного тела. Сердце громко колотилось, она зажмурила глаза, в них возникали и кружились яркие звездочки…

И тогда Лили вырвалась и бросилась бежать. Она бежала, как сумасшедшая, стараясь обогнать свое тело, но не привыкшая к подобного рода упражнениям, постепенно замедляла бег и, наконец, остановилась, прислонясь к дереву и обливаясь потом… Слезы сами собой хлынули из глаз. Гас, подбежав, застал ее в таком состоянии: голова была прижата к стволу дерева, а щеки залиты слезами.

– Не надо, – сказал он, – я не хотел тебя обидеть, я хотел показать, что люблю тебя, но не хотел заставить тебя плакать. Я забыл, понимаешь, что не имею никакого права говорить подобные слова. В том, что произошло, я думаю, виноваты лес и горы; я люблю их, сама видишь, они заставили меня произнести эти слова, которые я не имел права произносить. И потом вся эта окружающая нас красота… – ты же знаешь, как она на меня действует. Я потерял голову, я забыл, что мне не следует даже говорить, не то что прикасаться к тебе, ты настолько выше меня… я не имел никакого права…

– Имел, – воскликнула Лили, судорожно глотая слезы, – ты имеешь право говорить все что захочешь; я не выше тебя, о чем ты говоришь? Мы с тобой два человека, которые… заботятся друг о друге… – она начала тихонько всхлипывать. – Мы можем вернуться к машине?

– Конечно.

Она пошла в стороне от него.

– Хочешь…?

Он протянул руку. Лили немного поколебалась, затем оперлась на нее, и они двинулись через лес. «Как Гензель и Гретель», – подумал Гас. Лили тихонько всхлипывала, заставляя себя успокоиться. Так они пошли к повороту дороги, где стояла машина.

– Отвезти тебя домой? – спросил он.

– Да, пожалуйста.

Обратно он вел машину той же дорогой, направляясь к Торнтон Гэп вниз по горной дороге, ведущей к шоссе на Кальпепер. Его лицо было напряжено, он молчал, нахмурившись. Лили была уверена, что он сердится, и она опасалась его гнева, так же как своего собственного состояния. Чего она хотела там, в горах? Его руки держали ее в объятиях, его губы прильнули к ее губам, а его тело сливалось с ее телом. Она хотела физической близости.

Девственница Лилиан Грейс, избранная Богом, чтобы спасать людей, чтобы быть непохожей на других, добродетельной и благочестивой, мечтала о плотской любви с мужчиной!

Она, должно быть, никакая не особенная, если мечтала о сексе так же как другие. Если бы Бог знал, что она такая же, как все, он не помог бы ей пережить ту ужасную авиакатастрофу без единой царапины. Руди сказал, чтобы она оставалась девственницей. Сибилла неоднократно говорила ей, что она избрана Богом для великих дел: проповедовать, вести за собой многолюдную паству, привести Грейсвилль к процветанию.

Сидя в машине Гаса, Лили вновь расплакалась. Если бы она была как все, то как бы она жила? Она ничего не умеет делать, только читать проповеди.

– Все в порядке, – сквозь слезы сказала она обеспокоенному Гасу, – забудем об этом.

Затем ужас вновь объял ее. «Дорогая Лили… милая девочка… любимая…» Ей показалось, что она умрет, если никогда больше не услышит от Гаса этих прекрасных слов. Она забилась в дальний угол сиденья, сконфуженная и растерянная, мечтая, чтобы рядом оказалась Сибилла. Но она не могла поделиться своими чувствами с Сибиллой, разве такое возможно? Она не смогла бы рассказать о них никому!

– Лили, – хрипло проговорил Гас, остановив машину перед ее домом. Он нахмурился. – Некоторое время я не буду тебе звонить, хорошо? Мы все обдумаем. Я люблю тебя, я действительно уважаю тебя и хочу, чтобы ты была счастливой и проповедовала, потому что ты нужна людям.

Он взял ее за подбородок и приподнял зареванное лицо, так что она глядела на него своими широко раскрытыми беспомощными глазами.

– Мы что-нибудь придумаем, чтобы быть счастливыми. Вспомни горы и окружавшую нас красоту. Я позвоню тебе в четверг, договорились?

Немного поразмыслив, Лили кивнула.

– Спасибо, – прошептала она и быстро выскользнула из машины.

Однако в четверг она не пришла в студию. Впервые за многие годы, с тех пор как начала читать проповеди. Она позвонила из дома и сказала дежурному, что заболела и не сможет принять участия в очередной записи программы «Дома с преподобной Лили Грейс». Гас выставил заставку с разъяснениями для зрителей, что преподобную Лили пригласили приехать помочь одной из церквей, попавшей в сложное положение, и что она вернется на следующей неделе. Такой ход событий насторожил Сибиллу, выводя ее из состояния ярости, не отпускавшей ее с самой субботы, когда она ездила к Нику, чтобы захватить Чеда на обед. Во вторник с утра она позвонила Лили домой.

– Что с тобой происходит? Ходила к врачу?

– Нет, – ответила Лили слабым голосом. – Просто я неважно себя чувствую. Какая-то общая слабость. Мне жаль, Сибилла, знаю, следовало прийти, но я не могу. Мне жаль, что я расстроила тебя.

– Ты разочаровала миллионы людей. Ты ответственна перед ними, Лили.

– Знаю, только… Я ощущаю такую слабость, у меня так болела голова, мне кажется, меня вырвет, как только я начну говорить. Мне все время хочется спать.

– Высылаю к тебе доктора. Его зовут…

– Нет! Не нужно доктора! Сибилла оставь меня одну!

У Сибиллы голова пошла кругом, словно ее сильно ударили.

– Забываешься? Ты с кем говоришь?

– Ох, извини, извини, – суетливо запричитала Лили, – я не хотела… Я лишь хотела побыть одна, все будет хорошо. Мне нужно выспаться. Не хочу, чтобы ко мне приставали. То есть, я хочу сказать… – она разразилась рыданиями.

Сибилла стиснула телефонную трубку. Слишком много всего менялось вокруг; ей приходилось слишком о многом заботиться.

Скандал вокруг Беккеров разрастался, не утихая; журналисты, как голодные волки, дежурили у дверей каждого евангелиста; Флойд Бассингтон действовал на нервы, но пока она не могла от него отделаться. Однако все это меркло по сравнению с гнусностью сцены, происходившей на террасе в доме Ника и словно каленым железом выжженной прямо в ее сердце. Это воспоминание, подобно открытой ране, причиняло боль постоянно, что бы она ни делала. И вот теперь еще Лили! Что у нее там, черт ее подери! Надо же было, чтобы она избрала именно эту неделю, чтобы еще более осложнить и без того скверную жизнь Сибиллы! Молчание затягивалось.

– Ты написала проповедь к воскресенью? – спросила наконец Сибилла.

– Нет, нет… не знаю, буду ли я там…

– Ты будешь! – проревела Сибилла. Она вскочила на ноги. – Ты будешь там, даже если мне придется приволочь тебя за волосы! У тебя есть работа, и ты, черт возьми, будешь ее делать! Ясно?! Или нужно повторить? Слушай меня внимательно…

Лили повесила трубку.

Сибилла медленно отстранила телефонную трубку от уха и с недоумением уставилась на нее, затем с размаху швырнула на пол. Трубка потянула за собой аппарат, и комната наполнилась грохотом. Однако никто не вошел, даже ее помощник. Все уже привыкли к звукам ломаемых и разбиваемых предметов, доносившимся из ее кабинета.

Сибилла подняла телефон и поставила его на стол, убедившись, что он работает, набрала номер и вызвала Гаса. Когда тот вошел, она стояла позади стола:

– Что случилось с Лили?

Он выглядел изумленным:

– Я думал, вам известно. Она позвонила вчера, сказала, что больна и не сможет сниматься.

Сибилла села, жестом указав Гасу на стул.

– Мне она не звонила. Как прошла ее проповедь в воскресенье?

– Потрясающе. Так же, как и всегда. Мне бы хотелось, чтобы вы видели.

– Творится что-то непонятное. Знаю, ты можешь повлиять на этот спектакль. После проповеди ты говорил с ней?

Гас выглядел еще более удивленным:

– Я думал, это сделали вы.

– Мне не нужны комментарии, отвечай на поставленный вопрос!

– Да, конечно. О, нет. Я не… не говорил…

Глаза Сибиллы сузились:

– Что все это значит?

– Да ничего.

В ней вскипела ярость.

– Черт возьми, ты пляшешь вокруг да около, до смерти желая мне что-то рассказать. Ну, выкладывай!

Она наблюдала, как Гас грызет ногти.

– Я жду, – сурово проговорила Сибилла.

Он пожал плечами.

– Если хотите знать… Я встречался с ней несколько раз. Обед, прогулки в лесу, так, романтика. Я нравлюсь ей. Она сильно расстроилась.

– Сукин ты сын!

Он вновь пожал плечами.

– Она была так одинока, разве вы не знали? Она просто ребенок, Сиб; она ни черта не смыслит в жизни.

– Ты совратил ее?

– Вы что, смеетесь? Дело в том, что она мечтает об этом, но вбила себе в голову, что это грешно, или опасно, или еще черт знает что. Между нами ничего не было. Я лишь подержал ее за руку.

– Вы говорили обо мне?

– Иногда, конечно. Мы говорили о многом.

Сибилла представила, как они обсуждают ее, смеются над ней, замышляют против нее козни. Теперь не удивительно, что Лили перечила ей и даже бросила трубку! Она считает, что Сибилла ей больше не нужна; теперь у нее есть мужчина!

А у Валери есть Ник, и Валери завоевала расположение Чеда, у Валери есть все!

Ей казалось, что она готова взорваться. Чересчур много событий. Почему бы им всем не сгинуть, оставив ее одну, чтобы она могла устроить все по своему разумению?

Лили уйдет. Уйдет от нее. Она непременно уйдет, если не принять срочных мер. Она уйдет с этим глупым негодяем, который думает, что завоюет ее своими мнимыми сексуальными достоинствами – и это после всех лет напряженной работы, в течение которых Сибилла и никто другой вылепила из нее то, что она есть сегодня.

Сибилла наполнила стакан водой из стоявшего на столе графина, немного расплескала, прежде чем смогла унять дрожь в руках, и выпила, заставляя Гаса ждать. Между тем она пыталась придумать, как действовать дальше. Возможно, он прав: Лили довела себя до болезни, потому что хотела секса, но до смерти боялась. Однако было еще нечто такое, о чем Гас, слишком занятый собой, не догадывался. Главная причина болезни Лили состояла в том, что она любила Сибиллу как никого другого и не могла допустить даже мысли иметь от нее секреты. Гас же уговорил ее держать все в тайне, это-то и стало причиной ее болезни.