Рейн печально покачала головой, думая о том, в какой жестокий век она попала.

— В моем вре… в моей стране все по-другому. Незаконное рождение не позорно, и у женщин такие же права, как у мужчин. С твоим умом ты могла бы получить любую работу, какую только захотела бы, и сама бы себя содержала, а не зависела от мужчины, будь он мужем или любовником.

Бланш положила черпак и недоверчиво уставилась на Рейн.

— Правда?

Рейн кивнула.

— А как попасть в твою страну?

Рейн рассмеялась. Если бы все было так просто!

— Туда очень долгий путь. Не знаю, смогу ли сама туда вернуться.

Бланш смотрела на нее с нескрываемым любопытством.

— Ладно… А можно я тебя спрошу? Селик — твой мужчина?

Рейн залилась жарким румянцем.

— Нет. По крайней мере, в том смысле, который ты имеешь в виду. Мы не любовники.

— А ты хочешь, чтобы он стал твоим мужчиной?

Рейн склонила голову набок.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, если ты этого не хочешь, он будет моим.

Рейн замерла, не в силах представить, как она переживет, если Селик будет с Бланш… с другой женщиной… не с ней… Собака на сене! И сама не берет, и другой отдать не хочет.

Однако интерес Бланш к Селику удивил Рейн.

— Женщины, которые были тут до тебя, боялись его. Называли его зверем.

Бланш недоверчиво фыркнула.

— Да они просто слепые.

Рейн молча с ней согласилась. Однако Бланш наблюдательна. И у Рейн стало тревожно на душе.

Когда вечером Селик, как всегда, улегся рядом с ней на ложе, Рейн вспомнила о Бланш. В наблюдательности ей не откажешь. Как-то она поняла, что Селик просто спал рядом с Рейн и ничего между ними не было, и ждала своего часа. Но Рейн наслаждалась близостью горячего тела Селика, прижимавшегося к ней, и его дыханием, обжигавшим ей шею.

— Ты готова открыть мне свое лоно? — поддразнил он ее, уткнувшись носом ей в затылок, и она почувствовала, как с головы до ног ее заливает сладкая волна возбуждения.

Рейн произнесла грубое словечко из своего времени. Он усмехнулся, вполне поняв его смысл. Вероятно, некоторые слова не требуют объяснения.

Рейн мысленно обругала себя за вульгарное поведение. Две недели в другом времени, и она уже грозит всем вокруг насилием не хуже Селика, а слова и вовсе говорит такие, какие бы ей даже в голову не пришли раньше. Влияние Селика, решила она. Вместо того чтобы поднимать его до себя, она сама опускается до его уровня.

Может быть, тебе нужно сойти с твоего пьедестала.

Ох, отстань.

— Что ты сказала? — спросил Селик, щекоча ее своим горячим дыханием.

Она застонала.

— Ничего.

— Опять Бог?

Не дождавшись ответа, Селик усмехнулся:

— Ладно. Пожелай ему от нас обоих спокойной ночи.

Всю следующую неделю они ехали только ночами. Удивительно, что пока им повстречались всего несколько вражеских воинов, да и те предпочли удрать. Вероятно, они не меньше скандинавов и скоттов устали от битв и хотели живыми и здоровыми добраться до дому. Один из воинов рассказал Селику, что люди Ательстана ищут его в Кабии, думая, что он ушел с королем Константином.

Один раз они заехали на маленькую ферму попоить лошадей, и Рейн впервые увидела, с каким отвращением Селик смотрит на детей. А она-то думала, что женщины ей врали. Два маленьких мальчика и девочка не старше пяти лет возились в земле возле колодца, пока их мать крутила ворот, вытаскивая деревянную бадью с водой. Минуту Селик смотрел на детей, потом приказал отряду покинуть ферму, не позволив никому даже утолить жажду. Он и не подумал ничего объяснять, хотя потом им пришлось часа два искать, где бы напиться и напоить лошадей. Больше они к фермам и близко не подъезжали.

Несмотря на относительную безопасность, они двигались медленно из-за пленников, которые шли пешком, хотя тех из них, кто согласился служить под началом Селика, он освободил и они ехали вместе с его воинами. Берта, могучая женщина, назвавшая Рейн «Полоумной», когда та добровольно связала себя, помогала Бланш и все время что-то причитала. Рейн радовалась, что легкая желтуха, случившаяся у Берты, постепенно проходит благодаря диете, которую Рейн ей назначила, — как можно больше зелени и печень зверей и птиц, когда их удавалось убить на охоте. Третья женщина по имени Идифу, лет тридцати с небольшим, на редкость грязная и грубая, большую часть времени проводила в лесу на спине, обслуживая любого, кто соблазнялся ее сомнительными прелестями.

Когда они наконец добрались до Равеншира, родового дома Тайкира, Рейн, несмотря на усталость, принялась все осматривать. Она много слышала от матери об этом замке и никак не могла поверить, что жалкие развалины и есть то процветающее владение, которым она восхищалась. Не только поля казались заброшенными, но и дома крестьян, больше похожие на лачуги, стояли пустые и полуразрушенные. Замок из камня и дерева напоминал форт времен дикого Запада с деревянным забором, поставленный на вершине холма. Рейн покачала головой, глядя на эту картину разрухи и бедности.

Тайкир был расстроен не меньше, чем она.

— Что случилось?

Он пожал плечами.

— Дедушка Дар и бабушка Ауд долго держались и не пускали сюда саксов, не требуя помощи от отца или от меня с Эйриком. Потом они умерли.

— Замок принадлежит тебе?

— Мне или Эйрику. Он старший, и у него право наследования. К тому же он в чести у короля Ательстана. Саксы не посмеют отобрать у него родовой замок. Со мной, — продолжал он со смешком, — другое дело. Король саксов с удовольствием бы разрушил здесь все до основания и меня извел, если бы мог.

— Ох, Тайкир! Сколько драк и вражды! Ради чего?

— Для этого не нужна причина, сестра. Ты скоро поймешь. Саксы ненавидят «язычников-скандинавов», те, в свою очередь, «проклятых саксов». Это в порядке вещей и будет продолжаться до тех пор, пока тех или других не сотрут с лица земли.

Рейн печально покачала головой. Она могла бы сказать Тайкиру, что викинги уже проиграли битву британцам, но не ее дело вмешиваться в историю.

— А тебе здесь безопасно?

— Пока да. Мне надо совсем выздороветь.

— А потом?

— Может быть, навещу моего кузена Хаакона. Он сейчас король Норвегии и ему нужны хорошие воины, ведь его братец Эрик Кровавый Топор спит и видит заполучить его трон. Или буду воином в Византийской империи. Нет, самое лучшее — помочь Селику отправить в могилы побольше саксов.

Рейн вздохнула.

— Тайкир! И ты туда же.

Он махнул рукой, словно все, о чем они говорили, не стоило ее беспокойства, и сказал с озорным блеском в глазах:

— А почему бы мне не отправиться в твою страну? Если у вас там все женщины такие, как ты и твоя мать, я бы, не задумываясь, забыл ненадолго о здешних драках.

Ничего себе перспектива — Тайкир обрушивающий свои варварские чары на современных свободных женщин. У Рейн было несколько подруг, которые молниеносно заглотнули бы викинга с потрохами. Впрочем, были и другие, которые сами позволили бы себя проглотить.

Рейн уже поняла из прежних разговоров, что Тайкир не верит, будто она явилась из будущего. Он не сомневался, что Рейн по какой-то причине скрывает, откуда она на самом деле.

— Увы, моя страна для тебя недоступна. Я и сама-то не знаю, сумею ли вернуться обратно.

— А как ты оказалась здесь? Впрочем, не говори. Вдруг ты на самом деле прилетела на ангельских крыльях.

Рейн улыбнулась и шутливо ткнула его под ребро.

— Убби все болтает.

— Как помело, — подтвердил Тайкир и ответил ей ласковой братской улыбкой.

Они въехали в заброшенный двор, и Селик помог Тайкиру слезть с коня, подав ему самодельный деревянный посох. Потом он приказал своим людям позаботиться о лошадях и отправил нескольких воинов поохотиться и поискать овса для лошадей.

Они вошли в большой зал замка, и Рейн сразу поняла, чем займется вместе с пленниками. На высоких стропилах висели летучие мыши, рядом было множество птичьих гнезд. Солома, устилавшая каменный пол, вся перепрела и сгнила. Рейн вздрогнула, когда на нее отвратительно пахнуло пылью и плесенью.

Она даже подумала, что лучше уж спать и есть на улице, но увидела страдание на лице Тайкира и вспомнила, что это и ее дом тоже, поэтому она решила сделать все, что в ее силах.

Сначала надо было заняться кухней и спальнями. Она приказала Берте и Идифу собрать все матрацы, вынести их на кухонный двор и почистить, а сама вместе с Бланш отправилась по длинному коридору в кухню.

Прежние обитатели начисто обобрали замок. Слуги, когда уходили, унесли с собой все горшки, котлы, стулья, ничего не оставили. Лишь большой деревянный стол одиноко стоял в центре, да на полке возле раковины валялась дюжина кусков грубого мыла. Стол, наверное, оказался слишком тяжел для воров, а может быть, его просто еще не успели украсть. Мыло же, насколько Рейн уже получила представление о людях десятого века, не имело для них особой ценности.

Рейн два часа скребла пол и стол, сметала паутину со стен и с потолка, пока Бланш таскала и разбирала кухонную утварь и посуду, которую они везли с самого Бруненбурга. Наконец кухня приобрела более или менее приличный вид, и над пылающим огнем зашипела оленина.

Рейн отправилась во двор посмотреть, чем занимаются Берта и Идифу. Оказалось, что они в огромных котлах кипятят льняные простыни вместе с грязной одеждой воинов.

— Ты все делаешь не так, — проворчала Берта, когда Идифу длинной палкой вытащила из котла штаны и туники и не спеша понесла их к другому котлу с чистой водой, оставляя за собой огромную лужу. Прополоскав, она их не отжала, а сразу развесила на ближайшем кусте. — Надо сначала выжать воду, дура. Не всю же ночь нам тут валандаться. Да с твоей работой и за неделю ничего не высохнет.

— Засунь их себе в зад, старая ведьма, — прошипела Идифу. — А то мне больше нечем заняться! — И она оглянулась на очередного воина, похотливо поглядывавшего в ее сторону.

Берта увидела Рейн и бросилась за помощью.

— Хозяйка, пусть эта шлюха покрутится тут на своих ногах, а не задирает их почем зря. Я одна не справлюсь.

— Идифу, — ледяным тоном произнесла Рейн, — если ты уйдешь, не закончив стирку, клянусь, я посажу тебя на цепь в подземелье. — Рейн понятия не имела, есть ли здесь что-нибудь похожее на узилище. — И тебя не будут кормить неделю.

Она подумала, что совсем не возражала бы продать эту рабыню.

Идифу пробормотала что-то вроде «проклятой суки», но все же вернулась к работе.

— Делай все, что тебе скажет Берта.

Берта просияла, как полная луна.

— Перестань вертеть задом каждый раз, когда мимо проходит мужчина, — услышала Рейн, возвращаясь на кухню.

— Ты злишься, потому что, верти — не верти задом, ты все равно никому не нужна, — взвизгнула Идифу.

Рейн услышала громкий всплеск и обрадовалась, решив, что Берта сунула потаскушку в котел с холодной водой. Трудновато быть пацифисткой в десятом веке. Стоит жизни надавить посильнее, и куда только деваются принципы?

Позднее, когда все пообедали, Селик зашел на кухню и сказал, что он, Тайкир и другие воины собираются на ближайший пруд помыться.

— Если хочешь, я подожду и мы пойдем вместе, — сказал он ей на ухо хриплым, низким голосом.

Бланш пристально и с интересом смотрела на них из угла комнаты.

— Нет, — торопливо ответила Рейн, и ее обдало жаром, едва она вспомнила их последнее купание.

Серые глаза Селика затуманились. Он тоже его вспомнил, и его чувственные губы изогнулись в понимающей усмешке.

— Что ж. Как-нибудь в другой раз.

Вечером Рейн поднималась на второй этаж в спальню, ощущая такую усталость, какой она не помнила со времен медицинской школы. Тайкир уже спал в соседней комнате, утомленный путешествием и болезнью.

Когда она открыла дверь, Селик как раз раздевался, и стоило ей увидеть его великолепное полуобнаженное тело, как ей немедленно захотелось закрыть дверь и убежать подальше. С трудом проглотив застрявший в горле комок, она стала старательно обходить взглядом его чистые, рассыпавшиеся по плечам волосы, голую мускулистую спину, тонкую талию… Господи Иисусе!

— Закрой дверь, — сказал он. — Здесь холоднее, чем на груди у ведьмы.

У них не было чистых половиков, поэтому Селик разложил шкуры прямо на полу. Тепло было только возле очага, и Рейн, которая только что вымылась, уже успела замерзнуть. Вся дрожа, она продолжала стоять в дверях.

— Иди сюда.

Рейн неохотно двинулась поближе к очагу… и к Селику. Она спала рядом с этим мужчиной уже две недели, знала запах его кожи, его дыхание, тепло его тела. Однако в маленькой спальне все было совсем по-другому. Совсем по-другому… Воздух в комнате как будто сгустился, и в нем чувствовалось странное напряжение.

Она хотела бежать. И она хотела остаться.

Рейн не обманывалась насчет Селика. Опытный любовник, он, конечно же, понимал, что она чувствует. Она видела это в глубине его дымчатых глаз, ловивших каждое ее движение, в возбужденном подрагивании губ, в его неловких движениях.