Он подхватил ее на руки, чувствуя обволакивающее тепло ее тела.

— О, Гас, прошу вас! — прошептала она.

— Да, Джорджи, да, — хрипло отозвался он, зарываясь лицом в ее волосах.

Опустив ее на пол, он торопливо расстегнул ей платье. Джорджи нетерпеливо повела плечами, и платье, соскользнув с ее тела, с шелестом упало к ее ногам. Их губы снова слились в долгом поцелуе, пока его руки ласкали ее обнаженное тело.

Она сняла с него сюртук, развязала шейный платок и расстегнула рубашку. Ее проворные пальцы нащупали пояс брюк.

— Джорджи, — исступленно повторил он, как будто ее имя заключало в себе всю силу его желания.

Он снова подхватил ее на руки и понес к дивану в противоположный угол комнаты. Опустившись с ней на диван, он накрыл ее тело своим. Седж не переставал целовать ее шею, грудь, живот. Его пальцы скользили по ее телу, касаясь самых чувствительных мест.

— О, Гас, я не знала, что такое бывает, — задыхаясь, прошептала Джорджи. — Я чувствую себя так странно… Мне кажется, мое тело больше не принадлежит мне… Может, его и вовсе нет, есть только это безумное наслаждение.

Она шептала еще какие-то слова, отдаваясь во власть его страсти. Седж поспешно скинул с себя брюки. Джорджи выгнула спину, изнемогая от желания.

— О, Гас, скорее, скорее…

Но он не хотел торопиться, не хотел поступать с ней так, как поступил прошлой ночью. Он держал под контролем свое желание, продолжая осыпать ее ласками.

— Скорее, Гас, сделайте что-нибудь… Я вся сгораю, — простонала она.

Больная нога несколько сковывала его движения. Решив избрать более удобное положение, он лег на спину рядом с ней, потом, взяв ее за бедра, приподнял и усадил на себя.

— О, Гас, что вы делаете? — удивленно прошептала она.

— Все в порядке, Джорджи. Так нам будет удобнее.

Он занимался с ней любовью медленно, заботясь прежде всего о том, как доставить удовольствие ей. Джорджи стонала от восторга, бормоча себе под нос бессвязные слова. Обоим казалось, что их проникновение длится вечность, но только им никак не удавалось насытиться друг другом…

— Джорджи, любовь моя! — выдохнул Седж, когда они достигли наивысшей точки наслаждения.

Любовь? Он назвал ее своей любовью? Но ведь он еще никогда не любил в полном смысле этого слова и был уверен, что не сможет полюбить…

Какое-то странное, непознанное им дотоле чувство внезапно пробудилось в нем. Он никогда не испытывал подобного чувства, занимаясь любовью с женщинами. Быть может, это чувство и было порождено желанием, только оно было сильнее, чем желание.

— Джорджи, — прошептал он. Расслабленно вытянувшись на диване рядом с ней, он нежно обнял ее и пристроил ее голову к себе на плечо.

— О Боже, Гас, как же мне было хорошо! — мечтательно прошептала она, едва касаясь губами его уха.


Они долго лежали в объятиях друг друга, и Джорджи шептала ему на ухо нежные слова. Потом ее шепот стал бессвязным, и она погрузилась в сладкую дрему. Осторожно, чтобы не потревожить сон, он взял ее на руки и перенес в спальню. Она была легкой, как перышко. Уложив ее на кровать и заботливо укрыв одеялом, он поцеловал мягкие завитки волос на ее лбу и еще с минуту стоял над ней, глядя на ее безмятежное юное лицо. Во сне она казалась ему совсем ребенком.

Теперь он начал чувствовать усталость, и боль в ноге возобновилась. Вернувшись к себе, он лег в постель. Он долго не мог уснуть, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Ему еще никогда не случалось любить какую-то женщину. Он мог испытывать к ним желание, иногда даже нежность, но только не любовь. Так что же происходило с ним сейчас?

Нет, нет, он не мог полюбить Джорджи. Он не хотел влюбляться в Джорджи. Влюбиться в такую девушку, как она, было бы полнейшим безрассудством. Если он влюбится в нее, то уже никогда не сможет подчинить своей воле.

Он всей душой надеялся, что это новое чувство, пробудившееся в нем сегодня, не было любовью.

17

На следующее утро Джорджи проснулась чуть свет. Отбросив одеяло, она обнаружила, что на ней нет ночной рубашки. Значит, Седж уложил ее в постель после того, как они занимались любовью? Она мечтательно улыбнулась, вспомнив о том, что произошло между ними вчера.

Действительность превзошла все ее ожидания. О таком наслаждении она не могла даже мечтать. Это было чем-то невероятным, захватывающим… Она почувствовала, как приятное тепло разливается под кожей при одной только мысли об этих удивительных мгновениях близости.

Седж желал ее так же сильно, как она желала его, в этом у нее не было сомнений. Теперь она могла не бояться его равнодушия, его холодности. Если позапрошлой ночью он овладел ею без единой ласки, так это лишь потому, что был рассержен, узнав о ее визите к лорду Роберту.

Она будет очень счастлива с таким мужем, как Седж. Он был таким любящим и нежным. Она больше не мыслила своей жизни без него. Ей казалось, теперь он и она стали единым целым. Наверное, это и называлось любовью.

Да, она действительно любила Седжа. И Седж был достоин ее любви. Он был красив, обаятелен, умен. Он был человеком чести, настоящим джентльменом. Конечно, у него были недостатки, но у кого их нет? Они будут счастливы вместе, если только он не будет пытаться перекроить ее характер на свой манер… Впрочем, ему это все равно не удастся.


— Доброе утро, мистер Стилмэн. Я ужасно голодна, — объявила Джорджи, входя в столовую.

Дворецкий принес дымящийся кофейник и поставил перед ней блюдо с тостами.

— Благодарю вас, мистер Стилмэн. После завтрака я хочу выйти на прогулку с Рафасом. Пожалуйста, предупредите Эжена, чтобы он был готов… Кстати, виконт еще не встал?

— Нет, миледи, он еще в постели.

На губах Джорджи заиграла мечтательная улыбка. Совершенно забыв о завтраке, она вскочила из-за стола и, выбежав из комнаты, бросилась вверх по лестнице. Дворецкий укоризненно покачал головой, глядя ей вслед. Он был единственным из всех слуг, который еще не поддался обаянию Джорджи. Он не одобрял ее простые манеры, привычку разговаривать со слугами, как с себе равными, неуемную веселость. По его мнению, такая девушка, как Джорджи, была недостойна носить титул виконтессы Седжемур. Но сейчас Стилмэн почувствовал, что начинает симпатизировать молодой хозяйке.


— Гас, — прошептала Джорджи, приоткрыв дверь спальни Седжа. Шторы были плотно задернуты, из чего она заключила, что он еще спит.

Улыбаясь, она подошла на цыпочках к кровати. Она решила разбудить его поцелуем, а потом забраться в его постель.

Но у изголовья кровати она остановилась. Он спал так сладко, что ей было жаль его будить. Его золотистые волосы рассыпались по подушке, а лицо было безмятежно-спокойным и очень молодым. Во сне он казался ей почти мальчишкой.

Она склонилась над ним и с особой нежностью едва коснулась губами его волос, потом вышла на цыпочках из комнаты и тихонько притворила за собой дверь.

Через пару часов Седж спустился к завтраку. От дворецкого он узнал, что леди Седжемур вышла на прогулку со своей собакой в сопровождении лакея.

Он все еще не мог разобраться в своих чувствах к Джорджи и знал сейчас лишь одно: ему необходимо увидеть ее, и как можно скорее. Поспешно проглотив свой кофе, он направился в конюшню и приказал оседлать своего любимого скакуна. В последнее время нога стала беспокоить его меньше, и теперь он мог ездить верхом. Он найдет Джорджи в Хайд Парке, усадит ее на лошадь и привезет домой. При мысли о поездке верхом вместе с Джорджи им начало овладевать приятное возбуждение.

Седж проехал по аллеям парка, озираясь по сторонам. Наконец он увидел Рафаса. Пес сорвался с поводка и гнался за другой собакой, а Эжен бежал за ним следом.

Обернувшись, Седж увидел Джорджи и чуть не задохнулся от гнева. Она стояла возле цветочной клумбы и беседовала с Робертом Линдхарстом.

Сквозь красную пелену гнева, застлавшую его взор, он видел, как лорд Роберт взял ее руку и поднес к губам. Джорджи даже не подумала отнять руку, она принимала его ухаживания как должное, нисколько не заботясь о своей репутации.

— Черт возьми! — выругался Седж. У него кружилась голова. Он крепко ухватился за гриву лошади, чтобы не упасть, и на мгновение закрыл глаза.

Продолжая изрыгать проклятия, он направил лошадь в сторону клумбы.

— Черт бы вас побрал, Линдхарст, что вы делаете здесь с моей женой? — закричал он.

Спрыгнув с лошади, он бросился к Роберту, гневно сверкая глазами, но Джорджи встала на его пути.

— Гас! Успокойтесь, Гас! Мы встретились чисто случайно и только минуту назад. У вас нет причин сердиться.

Седж взял ее за плечи и отстранил от себя. Сжимая кулаки, он шагнул к Роберту, но шутливое замечание молодого человека несколько охладило его пыл.

— Вы похожи на средневекового рыцаря, который спешит на выручку к даме своего сердца, Седжемур, — сказал лорд Роберт вместо приветствия. — Надеюсь, вы не наброситесь на меня прямо здесь и не повалите в грязь. Мне бы не хотелось выпачкать костюм. Я купил его у Уэстона только на прошлой неделе.

— Гас, поверьте, мы встретились случайно. — Джорджи схватила Седжа за рукав. — Я не могла знать, что Робин появится здесь в такой ранний час. Он не хотел даже разговаривать со мной. Он боялся, что вам это может не понравиться. Но я уговорила его остановиться на минутку. Ведь это глупо не иметь возможности переброситься парой слов с человеком. Я пригласила Робина на наш маскарад, но он сказал, что придет лишь в том случае, если вы присоединитесь к приглашению. Он почему-то думает, что вы будете против.

Говоря, она с мольбой заглядывала Седжу в глаза. У нее было такое по-детски серьезное лицо, что Седж почувствовал внезапный прилив нежности, который смягчил его гнев.

Лорд Роберт с улыбкой наблюдал за сценой.

— Я сказал леди Седжемур, что было бы правильнее обсудить это с вами, прежде чем приглашать меня на маскарад. Я не могу принять ее любезное приглашение, если вы его не одобряете.

— Гас, — Джорджи привстала на цыпочки и, обвив руками шею Седжа, притянула вниз его голову. — Пожалуйста, позвольте Робину прийти на наш прием, — прошептала она, касаясь губами его уха. — От этого зависит успех моих планов… я имею в виду планы, касающиеся Энн Форестер. Энн — это та самая девушка, которая нужна Робину, но между ними произошла серьезная размолвка. Я очень надеюсь, что они помирятся во время маскарада. Я уверена, Робин все еще любит Энн.

Роберт наблюдал, как меняется лицо Седжа по мере того, как он слушает Джорджи. Он сам не мог слышать ее слов, но лицо виконта постепенно просветлялось, из чего он заключил, что Джорджи говорит ему что-то приятное. А может, уже сама ее близость действовала умиротворяюще на Седжемура.

Когда Джорджи умолкла, Седж повернулся к Роберту. Теперь он немного оттаял, хотя до конца и не был уверен в том, что Роберт и Джорджи встретились в парке случайно.

— Моя жена пригласила вас на прием, и вы вольны принять ее приглашение либо отказаться, — сухо проговорил он. — Но позвольте мне предупредить вас, Линдхарст: если вы придете в мой дом, то обязаны вести себя, как подобает благовоспитанному джентльмену, и относиться с почтением к присутствующим дамам. Я имею в виду не только Джорджану, но и других женщин тоже. Я не позволю вам совращать девушек, пока вы находитесь под моей крышей.

Роберт был оскорблен этими незаслуженными обвинениями.

— Кто вы такой, Седжемур, чтобы приказывать… — начал было он, но Джорджи поспешила вмешаться.

— О, Робин, вы ведь придете, правда? У Гаса создалось ошибочное представление о вас, но виной тому все эти лживые слухи. — Она с заговорщическим видом улыбнулась Роберту и добавила: — Но скоро мой муж убедится в том, что вы — человек чести и истинный джентльмен.

Роберт сказал, что, быть может, заглянет ненадолго, и, попрощавшись, направился к своей лошади, привязанной к дереву. Седж смотрел ему вслед, сузив глаза. Он все еще видел в Роберте своего соперника и был страшно раздосадован, что застал Джорджи с ним на следующее утро после того, как они познали вместе настоящую близость.


Седж отказался от своей идеи усадить Джорджи на лошадь и вернуться с ней домой, чтобы снова заняться любовью. Встреча с Робертом испортила ему настроение. Он оставил ее в парке с Рафасом и лакеем, а сам решил предпринять длинную верховую прогулку в надежде, что это поможет ему успокоиться.

Они не видели друг друга до самого вечера, пока не пришло время ехать на праздничный вечер в Воксхолл Гарденс, где они условились встретиться с группой друзей. Седж поужинал один, Джорджи решила обойтись без ужина, зная, что во время празднества будут подаваться самые изысканные яства.