Хелена Банч - Превратности любви

Но теперь-то она точно знала, что это не так. Ее любовь к Нику была самой что ни на есть настоящей, всеобъемлющей и безоглядной, такой, о которой многие могут только мечтать.

Но какую занять позицию, пока Джордж переваривает их разговор? Элизабет еще не нашла способа ослабить чувство вины. Он страдает, конечно, куда деваться, а поскольку она тому причиной, то должна за это поплатиться. За все в жизни приходится платить. Поэтому, не зная, как себя вести, Лиза прибегла к самому банальному решению: усердной суете.

Она редко готовила – Джордж предпочитал заказывать еду в ресторане, – но сейчас метнулась на кухню и с остервенением принялась доставать из холодильника все, что может понадобиться для салата.

Впрочем, никакого салата ей не хотелось, просто нужно было что-нибудь резать, крошить и кромсать в клочья. Чисто женская черта – преодолевать свои переживания посредством хозяйственных дел.

Разумеется, две недели наслаждаясь любовью с Ником, Лиза ощущала за собой больше вины, нежели можно было приписать Джорджу, который тоже провел это время не в заботах о ней, но занимаясь бизнесом на благо семьи.

Закончив нарезать овощи, Элизабет оставила заправку салата на потом и принялась за мясо. Она с такой силой отбивала эскалопы, что в результате они стали толщиной с носовой платок. Зато сама Лиза немного успокоилась.

Чтобы не пропадали продукты, она доделала салат, пожарила мясо и даже приготовила картошку по-французски на гарнир.

А потом собрала свои вещи.

Только в этот момент Лиза окончательно осознала, насколько временным был ее брак с Джорджем. За целый год она так и не перевезла сюда из Фарнборо [13] , где после гибели родителей жила с тетей по материнской линии, практически ничего – как будто чувствовала, что придется везти все обратно. Так что именно ее вещей, дорогих и памятных, здесь практически не было – все уместилось в один большой чемодан и в сумку, с которой она ездила в Венецию и которую после приезда еще не разбирала.

Джордж ехал на встречу с деловыми партнерами, не замечая ни машин, ни светофоров. В таком состоянии садиться за руль было противопоказано – перед глазами у него висела плотная пелена. То, что он доехал живым и невредимым и при этом никого не покалечил, – дело случая. Видимо, его ангел-хранитель очень постарался.

Всю дорогу до Сити он пытался осознать произошедшее.

Дурные предчувствия у него были, но чтобы вот так…

Что же изменилось? – размышлял он. Куда подевалась девушка, столь дерзко поцеловавшая его на первом свидании? Где та страстная женщина, что пробудила в нем дремавшие чувства? Почему так давно не слышно ее смеха?

В глубине души он понимал, что ничего не изменилось. Просто они лучше узнали друг друга. Но теперь он любил Лизу такой, какая она есть, осознавая, что и сам тоже порой ее разочаровывал.

«И все же я отвергнут, – думал он, – меня и в грош не ставили… Совсем одинок, затерян во мраке. И что остается? Себя жалеть? Не особенно-то достойное занятие. Разве я заслужил такое?»

Возможно, из-за того, что он так хотел найти себе спутницу жизни, а она была так молода и прекрасна, события действительно развивались слишком быстро?

Но, вышвырнув его вон из своего сердца, она отбросила вместе с ним, как мусор, столь дорогую для него персонифицированную метафору: веру в утопическое будущее, зарождающееся в спонтанной гармонии двух тел.

И как в какой-то момент все это пропадает, куда-то проваливается, – все, что нам дорого, и мы смотрим в оцепенении, как исчезают обломки нашей жизни, самые важные ее детали, которые казались нам чем-то неотделимым от нас самих?

Жизнь сделала его циником, и он полагал, что крайне редко возлюбленная – нечто большее, чем обретший очертания дух из грез ее любовника. И ему этого было вполне достаточно. Однако, когда мечты изменяются, приходит беда – так всегда бывает, так должно быть. Чары любви внезапно рассеиваются, и вот он уже один в открытой ветрам пустыне. Жена не понимает его.

Но, если подумать, правда в том, что он сам никогда не понимал себя.

А на деловом поприще у него, как всегда, все было замечательно. И хотя большую часть времени Джордж предавался своим размышлениям, лишь изредка вставляя ничего не значащие реплики, встреча прошла на должном уровне и сулила хорошую прибыль – не зря он так вышколил своих помощников.

Если в их отношения и вмешался случай (можно даже сказать – злой рок), гораздо больше виноват в том, что всему пришел конец, был он сам, думал Джордж.

Не очень высоко оценивая свои мужские достоинства, он никогда не понимал, почему Элизабет согласилась выйти за него замуж, и безумно боялся, что она его бросит. В результате уже через полгода довел себя до такого состояния, что буквально не находил себе места от отчаяния, затем от ревнивых подозрений – особенно когда она уезжала на съемки – и под конец впал в депрессию, проклиная самого себя и плачась на судьбу, загнавшую его в угол. Лиза даже не догадывалась, что он способен на такие сильные чувства.

Каждый раз, когда он хотел что-то сделать или сказать, его охватывал страх. Он боялся все испортить, боялся, что она обидится на него за то, что он неверно что-то истолковал, боялся оттолкнуть ее… и, как следствие, – не смог завоевать ее любовь. Пока его запутавшийся разум боролся со страхом, смутным и несвязным, отъезд Лизы в Венецию ускорил развязку.

Сейчас, когда уже ничего нельзя исправить, когда он потерял ее навсегда, ему вдруг стало отчетливо ясно, что он не может без нее жить.

Значит, придется научиться.

Он часто говорил: я близорукий, по жизни близорукий, вижу размыто. Это у него было с детства. Такая размытая оценка вещей. Вот и свое счастье не смог разглядеть. Вернее, разглядел, да только удержать не сумел.

Мы живем, подчинившись мысли, будто любовь у нас всегда позади, а не впереди, продолжал размышлять Джордж уже гораздо спокойнее. Мы тянем за собой лживые воспоминания и готовы оправдывать их даже первородным грехом, лишь бы не признавать собственную вину. И нас начинают одолевать горечь, ненависть и обида – наши неизменные тюремщики. Если не избавиться от жалости к себе, навсегда останешься в рабстве у этих чувств. Чего Джордж совсем не хотел, ибо, несмотря ни на что, продолжал верить в утопическое будущее, зарождающееся в спонтанной гармонии двух тел.

По дороге домой он уже решил для себя, что подпишет бумаги на развод. Более того, попросит своего адвоката оформить все за один день, чтобы Лиза могла уехать в Америку свободной от каких-либо обязательств.

Вечером Джордж возобновил прерванный разговор – без упреков, без эмоций, почти отстраненно. Он всегда был очень уравновешенным человеком, но такой реакции Лиза не ожидала.

– Как ты думаешь, отчего развалился наш брак? – спросил Джордж. – Оттого, что у каждого из нас была своя жизнь, или оттого, что мы друг друга не понимали?

– Трудно сказать, – ответила она. – Скорее всего, у нас изначально было разное представление о браке, а потому и наши ожидания не совпадали. Мы оба тогда нуждались в ком-то, кто подставил бы нам плечо, вот и уцепились друг за друга, не сознавая, что дружеское участие и благодарность, даже дополненные сексом, не заменят любовь и не гарантируют семейного счастья.

Джордж поднялся с кресла, в котором сидел, и, собираясь с мыслями, немного прошелся по комнате, потом вдруг остановился, повернулся к Элизабет и негромко заговорил:

– Я думаю, когда женщина бросает мужчину, ему тоже есть в чем себя упрекнуть. Все время, что мы были женаты, я смотрел на тебя так, словно нас разделяла огромная пропасть. Я стоял на одной стороне, а ты – на другой. И не было моста, соединяющего нас, и ты казалась такой недосягаемой… Видимо, я не сумел построить этот мост. Мы, люди, – не праведники, и лучшее, на что мы можем надеяться, это быть добрее, мягче, чтобы прощать друг друга и, расставаясь с прошлым, ждать, что и нам простится, смиренно принимая это прощение и обращаясь вновь к прекрасной и непредсказуемой странности мира, который нас окружает.

– Джордж, просто не знаю… – Лиза готова была расплакаться. – Я обманула тебя, я тебя бросаю, я причинила тебе боль, и ты еще стараешься меня утешить, оправдать…

– Я с самого начала понимал, что это ненадолго. Но благодарен тебе за тот год счастья, который ты мне подарила.

– Да, ты меня оправдываешь, стараешься облегчить мне душевные страдания… Ты, как всегда, – образец благородства! А ведь все могло быть так неприятно и мучительно для нас обоих.

– О!..

– Да, именно мучительно, и только благодаря тебе…

– …все закончилось хеппи-эндом, как в каком-ни-будь из твоих сериалов.

– Не говори так, Джордж! И не смотри такими глазами!

– Какими глазами?

– О, Джордж! Не думай, что я легкомысленная эгоистка. Я читаю в твоем взгляде все, что ты испытываешь… – Ее голос задрожал, и она на мгновенье умолкла. – Я знаю, что ты делаешь над собой нечеловеческие усилия, чтобы вот так, по-хорошему, отпустить меня…

– Нет, дорогая, нет. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и все.

Последние слова он произнес натужно и отрывисто, а затем резко замолчал и в изнеможении рухнул обратно в кресло. В этот момент у Лизы к горлу подступил ком, с большим трудом она сумела с этим справиться, пока шла к Джорджу, чтобы обнять его.

– И вот так, без дальнейших обсуждений, было принято решение. Элизабет переезжала в отель. Как Джордж ни настаивал, чтобы она провела последние два дня здесь, с ним, Лиза была непреклонна. Она больше не могла говорить. Не могла заставить себя выразить больше сострадания, чем уже выразила. Чувствовала, что, если даст слабину, он ей скажет что-нибудь, чего она, возможно, не сумеет вынести. И она не осмелилась идти на такой риск.

Я приготовила тебе ужин, – словно извиняясь, сообщила Элизабет, слегка коснувшись губами его щеки на прощание.

Джордж помог ей погрузить вещи в багажник, габаритные огни ее автомобиля вспыхнули красным и исчезли за поворотом. Он знал, что стоит неподвижно, но у него было такое ощущение, будто он споткнулся и кубарем летит на землю.

Элизабет так легко ушла – точно он был незнакомцем, которого она просто пригласила на танец.

Как она могла быть такой равнодушной – после того, что они только что сказали друг другу, что почувствовали в объятиях друг друга… Но, видимо, почувствовал только он.

Джордж смотрел, как она уходит, садится в машину, – он хотел ненавидеть ее, но был слишком опьянен ее телом, обтянутым черным платьем, ее волосами, нежно касавшимися плеч.

Он помнил ее запах, который вдыхал, держа ее в своих объятиях, – запах тропического цветка в жаркую летнюю ночь.

Если бы только она обернулась, хоть раз… Но она не обернулась.

Когда долгие отношения заканчиваются разрывом, люди обычно говорят, что виной тому «привычка, рутина, усталость и уходящее желание». Но Ник сомневался, что они с Анной перешли от наполненности к пустоте без причины, без иной причины, кроме привычки и рутины. Жизнь вдвоем – о ней все лгут. Кино и книги тоже. Семейная жизнь напоминает движения маятника, супруги то сближаются, то отдаляются, и все это в ограниченном диапазоне их маленького мирка. А большой мир продолжает засасывать в свой круговорот – искушает, манит, сбивает с пути.

Опираясь на опыт родителей, Ник полагал, что хорошее отношение друг к другу – залог семейного счастья.

Анна ему сразу понравилась – юная, скромная, наивная. На него смотрела как на бога. У нее были лучистые и очень голубые глаза, она неохотно признавалась в своей близорукости. Какое-то время даже боролась с плохим зрением, прибегая к немыслимым очкам, придававшим ее лицу псевдоумное выражение «всезнайки», пока не начала пользоваться линзами. До самой зимы она сохраняла загар с морского пляжа. Из-за ее балетной стройности создавалось впечатление, что она выше, чем была на самом деле, а ее маленькая ручка говорила о скрытой нежности.

У этой девушки есть то, что называют «шармом», убеждал он себя, она, похоже, любит его, ничуть не менее умна и богата, чем можно мечтать, и он решил выковать себе блаженство из этих составляющих счастья, вполне устраивающих многих.

Ник понимал, что риск велик. Жить семьей – это искусство… ну, по меньшей мере, – профессия. Он представил себе, как мелочи супружеской жизни изуродуют и разрушат очарование, и его жена станет похожей на любую другую женщину. Представил длинную череду однообразных дней, когда он будет совершенствовать на ней свой талант шахматной комбинационной игры, не только превосходя ее, но, к сожалению, даже не имея равного себе по силам партнера.

Он с самого начала опасался, что, женившись на Анне, погубит ее. Для этого достаточно лишь мгновения; стоит выпустить ее из своих объятий, и на сердце будет ощущение совершенного убийства, без всяких смягчающих обстоятельств, потому что, в конце концов, он не чувствовал к ней желания. Во всяком случае, желал ее не больше, чем любую другую женщину.