Хелена Банч - Превратности любви

Ник ощутил себя Ромео, Тристаном и Ланселотом, вместе взятыми, ибо он встретил женщину, в которую влюбился с первого взгляда.

Желание подойти к ней было неодолимым, но неодолимым был и ужас, охватывавший его при одной мысли о том, что нужно сделать шаг в ее сторону. От напряжения он вспотел, что только усугубило его отчаянное положение.

В подобных ситуациях человек теряет способность рассуждать здраво. Люди, как и все другие животные, в трудную минуту направляют всю свою энергию на бегство, задействуя для этого различные биохимические механизмы: поднимается уровень адреналина, усиливается потоотделение, чтобы кожа стала скользкой и враг не мог схватить их, падает давление, чтобы, если они будут ранены, не вытекло слишком много крови. Это естественные реакции организма, призванные помочь в экстремальной ситуации. Но человеку современному они не помогают, а, напротив, создают дополнительные трудности.

И все же Ник решился.

Он подошел к ней и сказал что-то умное об аллегории Венеры на полотне Тициана – просто, чтобы завязать беседу, не зная даже, говорит ли она по-английски. Она говорила.

Им не понадобились уловки обольщения в пустой трате времени на обычные хитрости для сближения. С первого взгляда их захлестнула волна, и когда через две недели Ник уезжал домой, между ними уже установилась неразрывная связь. Все происходило так, будто с первой встречи они обрели друг друга на всю жизнь.

Они почувствовали это сразу, но не могли поверить, поскольку были слишком переполнены своим счастьем, чтобы понять: такого рода событие случается лишь раз в жизни, а зачастую и никогда.

Ее звали Элизабет, она была его соотечественницей, хотя в пестрой толпе туристов надеяться, что она окажется англичанкой, представлялось весьма проблематичным.

– Что привело тебя в Венецию? – поинтересовался Ник.

– Дела, – коротко ответила она.

Он ждал, что она продолжит, однако Лиза не стала развивать эту тему. Может, следовало расспросить ее, но, черт побери, ему было все равно. Главное – она здесь, и он рядом с ней.

– А тебя? – спросила она.

– Приехал развлечься.

Такой ответ ее, кажется, вполне устроил.

Ник посмотрел на часы.

– Ты куда-то торопишься, – удивилась Элизабет, заметив его взгляд.

Она все время улыбалась и, разговаривая, помогала себе взмахом рук, которые отличались необыкновенным изяществом.

– Да нет, просто нам велели в четыре быть на пристани, а то придется добираться в отель своим ходом, катер никого ждать не будет, так нам сказали. Вот и смотрю, сколько у меня осталось времени.

– Ну, об этом можешь не беспокоиться. Я уже бывала в Венеции в такую грозу. Даже если ливень прекратится, вода в каналах поднимется выше уровня навигации, так что катера не будут ходить до вечера.

К тому же уехать отсюда самостоятельно – не проблема, были бы деньги.

– В таком случае, может, поищем другое пристанище, какой-нибудь бар или кафе? А то все эти достопримечательности уже не умещаются у меня в голове.

– Не возражаю, если, конечно, ты не боишься промокнуть.

Короткими перебежками, хотя все равно промокли до нитки, они добрались до какого-то бара – небольшого заведения в подвальчике, где было сухо, уютно и даже тепло, поскольку горел электрический камин.

Народу набилось немало, и многие танцевали – всем хотелось забыть о том, что творилось снаружи; звучала приятная мелодия, а танец был страстным, неистовым и чертовски сексуальным. Ник не особенно любил танцевать, но смотреть, как танцуют другие, ему нравилось.

– Знаешь, мне очень повезло, что я встретила тебя, – сказала вдруг Лиза.

– Надеюсь, что не обману твоих ожиданий, – ответил он, садясь и усаживая ее рядом с собой. – Хотя кому действительно повезло, так это мне.

Ник почувствовал, как она замерла на мгновенье, когда он накрыл ее руку своей ладонью. Ее глаза широко распахнулись, совсем по-кошачьи, только зрачки остались круглыми. И заметно напряглись мышцы лица.

Он щелкнул пальцами, и в тот же миг на их столике точно из ниоткуда появилась бутылка текилы и все, что к ней полагается.

– За нас… – сказал Ник, наполнив бокалы.

Элизабет улыбнулась и чокнулась с ним:

– За нас.

Они слизывали соль с кончиков пальцев, глотали текилу, впивались зубами в сочные, кислые дольки лайма – и все это глядя друг другу в глаза.

Такой сексуальной текилы у Ника никогда не было.

– До чего же хорошо!.. – вдруг выдохнула Лиза. Теплый свет выхватывал ее из сумрака, обнимал ее, смешивался с нею.

– Не могу с тобой не согласиться, – откликнулся Ник. – Как говорил великий Теннисон: «Поцелуй – ничто в сравнении с тем ощущением блаженства и умиротворенности, которое я испытываю рядом с тобой».

Ну, это старик Теннисон погорячился, – возразила Лиза, – хотя за «блаженство» спасибо, конечно. Но даже психологи считают, что поцелуй просто необходим для душевного равновесия человека. Короче, одно другому не мешает.

Еще два бокала – и Лиза потащила его в гущу содрогающихся, пульсирующих в танце людей. Он бормотал что-то о том, что не умеет танцевать. Но стоило ей положить руки ему на плечи и начать двигать бедрами, как он понял, что ошибался. «Любовь выражает себя и происходит сама собой, так что мы не замечаем ее начала и конца, – подумал Ник. – Впрочем, конца нет, поскольку впереди у нас вечность: целых две недели!»

Элизабет действительно приехала в Венецию по делам. Она была актрисой, правда весьма посредственной, но съемки в телевизионных сериалах и рекламах позволяли ей ни от кого не зависеть и неплохо жить. А Венеция – удивительный город чарующей магии – представляла собой всего лишь съемочную площадку для очередной бездарной рекламы.

На актерское поприще ее толкнул фильм «И Бог создал женщину». Брижит Бардо – «сексуальная штучка», как считали многие, стала ее кумиром.

Элизабет, будучи еще совсем девчонкой, смотрела, как ходит героиня французской актрисы. Как ест, помогая себе пальцами. Как надувает губы. На ее тело, которое казалось обнаженным сильнее, чем было на самом деле. И впитывала реплики диалога, вроде: «Она делает то, что захочет и когда захочет»; «Чего ты боишься?» – «Себя»; «Ты станешь хорошей женой». – «Нет, я слишком люблю веселиться».

Не жизнь, а мечта!

Но, впоследствии, осуществив эту свою мечту, Элизабет поняла: красивая обертка вовсе не гарантирует, что конфета окажется вкусной.

Начало ее карьеры могло стать крутым стартом в звездную жизнь.

Известный голливудский режиссер предложил ей сняться в его фильме. Элизабет была на седьмом небе от счастья.

Она прилетела в Америку. Он лично встретил ее в аэропорту Лос-Анджелеса, и вскоре они уже отмечали ее приезд за обедом в буфете кинокомпании «Юниверсал».

Напротив их столика висел гигантский плакат с изображением Джойс Ингаллс и других звезд компании.

Режиссер был уже в годах, но выглядел для своего возраста превосходно. Черные джинсы и черная майка придавали его фигуре прямо-таки скульптурные формы. Его обед состоял из витаминов и брюссельской капусты, тогда как Элизабет заказала себе чизбургер и картошку-фри, которую он ежеминутно таскал с ее тарелки.

– Сексапильная, – сказал он, пялясь на гигантское изображение Джойс Ингаллс. – Оторва еще та – понимаешь, о чем я? Не такая, конечно, как нынешние звезды. Кэмерон Диас вообще раз села в тачку и гнала чуть ли не до соседнего штата, пока ее не остановили. Надеюсь, ты не хуже. И будешь столь же покладистой. Я загляну к тебе ближе к ночи, пообщаемся. Считай, карьера тебе уже обеспечена. А пока – отдыхай.

И, даже не попрощавшись, он встал и пружинистым шагом направился к выходу.

Элизабет не была недотрогой. Не берегла себя для «того, единственного». Она могла переспать с сокурсником по театральной школе уже на второй день знакомства. Но такая постановка вопроса ее возмутила. Она всегда была независимой и терять свою независимость не собиралась. С кем, где и когда, она будет решать только сама. К тому же Элизабет понимала, что особым талантом не обладает, а получать роли лишь благодаря чьему-то покровительству и потом платить за это сексом – да она бы перестала себя уважать. Уж лучше сниматься в эпизодах «мыльных опер», чем потерять самоуважение.

Он назвал ее «дурой», купил ей обратный билет и забыл, как звали.

Впрочем, она никогда не жалела о выбранной профессии.

Когда ей предложили сняться в рекламе на фоне потрясающих видов Венеции, она согласилась, даже не раздумывая.

Эта небольшая подработка подвернулась весьма кстати. Элизабет чувствовала себя выжатой, будто лимон. Ей отчаянно хотелось убежать из вечно промозглого Лондона, чуть-чуть отдохнуть и снова начать мучительный процесс восстановления барьеров вокруг своего сердца. Поэтому возможность совместить приятное с полезным и по завершении работы провести недельку-другую, валяясь на пляже и купаясь в море, показалась ей весьма заманчивой.

И все действительно сложилось как нельзя лучше.

– Она была рада, что приехала сюда. А теперь особенно.

Знаешь, мне очень повезло, что я встретила тебя, – сказала она Нику.

– Надеюсь, что не обману твоих ожиданий, – ответил он. – Хотя кому действительно повезло, так это мне.

Он положил свою ладонь на ее руку. Лиза замерла на миг. От этого прикосновения ей сделалось так хорошо… «До чего же я глупая… – подумала она. – Моя рука, его рука…» Она уже не различала, какая чья. Вдруг все стало не важно, кроме этого мгновения, потому что Лиза неожиданно поняла, что в ее жизни никогда не было ничего похожего. Ни единого такого мига. Ничего, что могло бы сравниться с этим состоянием. «Может, все это галлюцинация?» – пронеслась у нее в мозгу дурацкая мысль. Нет, скорее, наоборот – галлюцинацией было все то, что происходило в ее жизни до этого. А теперь мир вновь такой, каким и должен быть, и, распахнувшись перед ней, он переполнил ее сердце – до краев.

Она смотрела, как Ник отбрасывает с лица мокрые волосы длинными тонкими пальцами, и вспоминала свою первую детскую любовь.

Ей было тогда двенадцать, а мальчику, покорившему ее юное сердце, – четырнадцать. Он учился в том же колледже, на класс старше. Два года они были неразлучны – катались на лодке, гуляли в Гайд-парке, соревновались в остроумии и потом вместе смеялись над шутками друг друга…

– Я видел тебя прошлым вечером, – сказал он, подойдя к ней однажды на перемене.

– Где? – поинтересовалась она.

– В окне на втором этаже твоего дома. Ты распустила волосы и танцевала. Ты была такой красивой.

– А обычно я некрасивая? – кокетливо спросила она.

– Нет, красивая, ты всегда красивая, я давно тебя заприметил, еще этим летом…

А после занятий он проводил ее домой, и она пригласила его зайти, и они читали вместе Томаса Мэлори – про короля Артура и рыцарей Круглого стола, а потом разыгрывали представление, притворяясь, будто он – благородный рыцарь, а она – дама его сердца.

– Вы уедете со мной? – патетично вопрошал благородный рыцарь. – Уедете со мной в большой мир?

За холмы, за реки… и дальше, дальше?

– За холмы, за реки… и дальше, дальше… – вторила ему дама его сердца.

– Могу я поцеловать вашу руку, о властительница моих снов? – вновь вопрошал рыцарь.

– Она предназначена для поцелуев моего благородного рыцаря, – отвечала дама его сердца.

И он, преклонив колено, поцеловал ее руку, а потом поднялся и робко чмокнул ее в губы. И она задрожала, уже не как дама сердца благородного рыцаря, а как обычная девчонка, в которой впервые проснулась женщина.

В тот момент ей казалось, что они всегда будут вместе.

Однако через два года отец ее благородного рыцаря получил высокий пост английского консула в Бразилии и увез сына с собой.

С тех пор они больше не виделись. Но еще долго по вечерам она распускала волосы и танцевала перед окном своей комнаты, надеясь, что он вернется, заметит ее в окне, как в тот, первый раз, и они снова обретут друг друга.

Ник сказал, что не танцует. Но в тот вечер Элизабет подумала: если уж он инстинктивно так двигается, то после пары уроков не будет знать себе равных! Даже от секса она редко получала такое удовольствие.

Ей всегда нравились мужчины, которые умеют двигаться. И они танцевали – и не думали ни о чем, кроме этого танца.

Элизабет закрыла глаза и полностью подчинилась Нику, обняв его руками за шею, гладя его влажные волосы. Ее язык ласкал его рот, утоляя голод, который они оба испытывали. Ник обнимал ее так крепко, что ей трудно было дышать; казалось, он стремится ощутить ее всю, жадно наслаждаясь этим поцелуем.

Только необходимость соблюсти дресс-код и остаться в одежде заставила их в конце концов покинуть бар.