И, ничего больше не говоря, она подплыла к Нику, обхватила его бедра ногами, обвила руками шею и обожгла взглядом своих серебристых глаз. В обрамлении влажных ресниц они были вторым на его памяти самым прекрасным и жутким видением – первым был Ниагарский водопад.

– Если хочешь, чтобы я поклялась, что всегда буду с тобой, я поклянусь, – предложила она, сдерживая смех.

– Сколько раз ты уже в этом клялась?

– Четыре или пять, и это было абсолютно искренне. – Она подняла руку в подтверждение своих слов. – Я никогда никого не бросала. Всегда бросали меня.

Ник зарылся пальцами в ее волосы, целуя ей шею, мокрую от воды. Она почувствовала, как напряглась его плоть, упирающаяся ей в бедро.

Я тебя не брошу. Ты и я… После всего того, что было… После стольких растраченных секунд, минут, недель, месяцев и лет моей жизни; душевных сил, которые на это потребовались; боли и хаоса, которые это породило… Ты для меня словно глоток свежего воздуха. А человек, как известно, без воздуха жить не может. И я не могу, ведь я человек.

Первые дни знакомства были настоящей идиллией.

Каждый день, каждый миг Ник открывал какую-нибудь мелочь, которая очаровывала и забавляла его.

Лиза обладала острым умом и за словом в карман не лезла. Они подолгу говорили обо всем на свете. Хороший разговор – как живое существо, импровизация, цветок которой распускается на твоих глазах. Случалось, они спорили, но то была всего лишь игра, а выбранные профессии приучили их к словесным поединкам.

Для любви нужно подходящее время, готовность ее принять и слепая удача. Одной ночи, проведенной вместе, оказалось достаточно, чтобы они поняли, насколько опутаны колдовскими чарами… или волшебством, в зависимости от восприятия.

Они часто смеялись. Нику это было в новинку: Анна никогда не отличалась красноречием. А Лиза манипулировала словами с ловкостью опытного оратора.

Вместе они изобретали самые утонченные шутки.

Они бродили в обнимку по городу, глядя на пожилые пары, которые с достоинством вкушали вино, сидя за столиками в кафе, а заодно демонстрировали свои вечерние туалеты. На молодых людей, одетых в шорты и цветастые рубашки, направлявшихся на дискотеку, где проведут всю ночь до утра. А стоило им посмотреть друг на друга, как их лица начинали светиться каким-то внутренним светом, и они целовались, не обращая внимания на лысого толстяка в кожаной куртке, который проходил мимо, сунув руки в карманы, а потом, обняв друг друга за талию, шли в какой-нибудь бар, гремящий рок-музыкой. И конечно же они не могли отказать себе в удовольствии полакомиться необычайно вкусным местным мороженым – джелато – в вафельных рожках.

Элизабет была свежа, как утренняя роса. Ему постоянно хотелось дотронуться до нее, поцеловать ее, ощутить ее кожу. Она без умолку болтала и отпускала остроумные реплики по поводу всего, что попадалось им по пути. Она замечала то, на что он никогда бы не обратил внимания, и у него складывалось впечатление, что многие вещи он видит впервые или смотрит на них с новой точки зрения.

Ее красота сразу бросилась ему в глаза. Но только теперь, наблюдая за Лизой в жизни, он по-настоящему увидел, как она неотразима. Как она спит, положив руку под подушку, разметав волосы вокруг головы подобно золотистым лучам. Как стонет она в сумраке комнаты, когда они задергивают шторы и полдня проводят в постели. Ее тело… о, упругие, чуткие волны ее тела! Тайна и простота. Загадочность и сладость. Когда он нежно проводит рукой по ее бедрам, к бутону ее лона, она мгновенно откликается на его ласку, и цветок готов раскрыться. Она так красива, что, кажется, ему никогда не надоест смотреть на нее и прикасаться к ней.

Конечно, и у нее есть недостатки: она упряма, порою капризна и немного сноб. Но все это не имеет значения, в каком-то смысле это даже придает ей еще больше очарования. Впрочем, она не упряма, а своенравна, не капризна, а взбалмошна; и не такой уж сноб, просто у нее есть здравый смысл, она знает себе цену и требовательна к себе и окружающим.

Голос ее мог звучать необыкновенно чувственно. О любом пустяке она умела говорить так, словно то, что она сказала, имело глубинный смысл. Но мог ее голос звучать и очень твердо, даже властно. Когда, к примеру, взглянув на часы, она заявляла, что ей пора на съемочную площадку. К счастью, съемки продлились недолго.

Ник постоянно не знал, чего от нее ждать, и это, с одной стороны, заставляло его испытывать неловкость, а с другой – подогревало интерес.

Он часто подмечал, что она смотрит на него так, будто раньше никогда не видела; казалось, она изучает его.

С Элизабет он, возможно, впервые чувствовал себя по-настоящему счастливым, благодаря ей он мог заглянуть за пределы обыденного.

– Вся моя жизнь до того, как я встретил тебя, – как-то признался он ей, – была пустой. Я хочу сказать… Эйнштейн полагал, что человек, считающий свою жизнь бессмысленной, не только несчастлив, но едва ли способен жить. Вот и со мной что-то в этом роде. Без тебя моя жизнь теряет всякий смысл. Без тебя я не хочу жить…

– Ты пугаешь меня, когда так говоришь… – отвечала она.

– Я люблю тебя, Лиза. Это правда. Это не кратковременное увлечение или юношеская глупость. Я уже не в том возрасте… Это – любовь, она настоящая и глубокая, как корни – живые и разрастающиеся во мне…

А для Лизы Ник был таинственным незнакомцем, который балансировал на грани, не оглядываясь, и обернулся лишь для того, чтобы взять ее за руку и увести за собой.

С ним она словно перенеслась в параллельную реальность. Для нее он олицетворял собой частичку неба, упавшую ей на голову и позволяющую, быть может, прожить иную жизнь, уравновешивая ирреальное и повседневное.

Вопрос только в том, размышляла она, какое место можно оставить небу, не подвергая опасности свою земную жизнь и не задувая при этом искру, которая никогда не загорается дважды?

Ника посещали похожие мысли: он знал, что их мгновенно вспыхнувшая любовь была искренней – по крайней мере, ему так казалось. Но как можно быть уверенным, что твои чувства – не иллюзия, не мастерски замаскированное желаемое, которое ты принимаешь за действительность?

А окружавшая их жизнь текла тем временем своим чередом. И отрешиться от нее полностью не удавалось. Ну, не могли же они, в конце концов, вообще не выходить из номера?!

Им нравилось ужинать в городе, каждый раз в новом месте. Глядя на людей вокруг, они любили угадывать, кем мог быть тот или иной человек. Придумывали им профессии, биографии.

Однажды, например, они увидели женщину, которая, проходя мимо, обдала их густым ароматом цветущего жасмина. Она была красива красотой статуи, в ее прекрасном и нежном теле не было ни одного острого угла – сплошные округлости. Женщина шла очень осторожно – мелкие камешки гравия, звонко щелкая, постоянно выскальзывали из-под ее высоких шпилек. Ярко-синие глаза обрамляла обильная косметика, а ухоженные ногти позволяли предположить, что она уделяет им немало своего времени. Но это было бы слишком просто и неинтересно.

– Думаю, – сказал Ник, – она живет в отдаленном пригороде какого-нибудь большого города и вынуждена каждый день полтора-два часа добираться до работы, из-за чего ей приходится очень рано вставать.

– Да, – подхватила его игру Лиза. – Но, будучи женщиной находчивой, она научилась экономить время, приспособившись наводить утренний марафет в дороге. Прямо вижу ее за рулем красного кабриолета, как она мчит по шоссе на предельно допустимой скорости и между делом приводит в порядок свои ногти.

– Ногти? – удивился Ник.

– Да, а что такого?

– Ну, просто, по-моему, не очень удобно вести машину и одновременно ухаживать за ногтями, – ответил он.

– Ничуть, особенно когда, делая это постоянно, достигаешь подлинного мастерства, – возразила Лиза. – Можно крутить руль коленями.

– Коленями? – повторил Ник, отсмеявшись.

– Да, – подтвердила Лиза. – Я, вроде, где-то даже читала о таком способе вождения. Вообще-то ногти она приберегает напоследок, а для начала накладывает косметику и причесывается.

Ник присмотрелся к блистательной палитре цветов на лице обсуждаемой женщины, грациозно восседавшей на высоком табурете у барной стойки. Сложный макияж с использованием чистых и смешанных тонов и оттенков придавал ей сходство с какой-нибудь голливудской кинозвездой… Все это великолепие, весь этот праздник цвета был увенчан взбитой копной светло-русых волос.

– Обычно она делает пучок с начесом, – сказала Лиза, словно читая его мысли.

– Представляю, какое всеобщее внимание она к себе привлекает во время своих утренних поездок на работу, – заметил он.

– Конечно, – согласилась Лиза. – Но она об этом даже не подозревает, потому что каждую секунду, которую ей удается урвать в процессе наведения красоты, она использует для того, чтобы посмотреть портативный телевизор, вмонтированный в приборную панель. Ведь нельзя же пропустить, чем закончилась очередная серия ее любимой «мыльной оперы».

– Да уж, – улыбнулся Ник. – В таком случае, она наверняка одинока, для личной жизни времени вообще не остается.

И они весело смеялись, а потом, переключившись на новый объект, продолжали игру.

Вот и сейчас, сидя в кафе, они наблюдали за двумя мужчинами за соседним столиком, которые будто задались целью напиться до бесчувственного состояния.

– Знаешь, что я тебе скажу, старик? – говорил один из них. – Женщины только декларируют, что хотят свободы, независимости. Но это не так. На самом деле они любят, чтобы ими командовали. Никакая свобода им не нужна. К чему сожалеть потом об ошибках?

– Так и есть, – соглашался второй.

– Может, выпьем?

– А тебе не хватит?

– Еще чего! Наливай! У меня душа горит. И вот еще что… Когда у них что-то не ладится. Они не… они… тебя наказывают. Из-за того, что плохо им. Почему так?

– Не знаю.

– И еще… Они никогда не допустят, чтобы ты оказался прав. Ты всегда будешь виноват. Не важно, кто виноват на самом деле.

Точно. К тому же они приставучие, как пиявки, – уж если присосались, не оторвешь. Хоть ты с самого начала ничего им и не обещал.

Ник вспомнил о своей первой интрижке после женитьбы.

Он познакомился с молодой женщиной – ассистентом одного влиятельного политика, который был клиентом их юридической фирмы. Пока он занимался бракоразводным процессом ее шефа, они неизменно постоянно пересекались.

Она ему нравилась. Родом из маленького городка, она обладала живым, хотя и несколько пошловатым, юмором, была не прочь пропустить стаканчик, знала свое дело, а о политике и политиках судила разумно, даже цинично. Лицом и фигурой она напоминала американских девчонок-черлидеров из группы поддержки какого-нибудь бейсбольного клуба.

Все началось с посиделок в баре, потом был совместный ужин, и не успел он оглянуться, как у них завязался роман.

Он понимал, что ведет двойную жизнь: есть работа, но есть и семья, родительские обязанности и походы по детским врачам. Вдобавок скрывать эту интрижку было довольно трудно. Хотя бы потому, что та женщина звонила ему по три раза на дню – соединяя со своим боссом, но перед этим ухитряясь поговорить о чем-нибудь личном, порой даже интимном. Скоро он понял, что она слишком увлеклась, и решил с ней порвать.

Дабы расставить все точки над «i», он пригласил ее на ужин, в течение которого тщетно пытался объяснить ей, что все кончено, но они оба слишком много выпили и, в результате, неожиданно для него, оказались в номере ближайшего отеля. Там дело дошло до «травки», которая всегда была у нее в загашнике, так что он сообщил ей эту новость уже после полуночи. Она немедленно завелась и тут же высказала ему все, что о нем думает, – естественно, не стесняясь в выражениях. Он признал, что она права по всем статьям. Она уехала домой, однако, спустя час или около того, позвонила.

– Я все еще чувствую твой запах, – сказала она. – Давай завтра встретимся?..

Он не мог поверить своим ушам и, отбросив природную деликатность, довольно резко ответил:

– Прими душ.

Она повесила трубку, но минут через десять вновь раздался звонок.

– Если ты прямо сейчас не пообещаешь, что мы завтра увидимся, я позвоню твоей жене и все ей расскажу, – заявила она.

Он знал, что у нее есть его домашний номер, а по голосу понял, что она не шутит.

– Увидимся, обещаю, – ответил он и тут же перезвонил ее боссу. Шел уже третий час ночи.

– Боже мой, боже мой… – заохал в трубку нуждавшийся в его услугах политик. – Я с ней разберусь.

На следующий день она позвонила и извинилась. Вскоре после этого позвонил ее босс, поинтересовавшись:

– Она извинилась?

Ник ответил, что все в порядке, и поблагодарил его за то, что он успокоил ее.

– Я ее не успокаивал, – усмехнулся в трубку политик. – Я просто намекнул ей, что она окажется за решеткой, если сейчас же не отстанет от вас и не извинится. А то, что я могу это сделать, она знает – мой начальник охраны подставит ее так, что она и понять ничего не успеет. Но, если будет вести себя как надо, дам ей хорошую рекомендацию при увольнении. Так что, – заключил он, – вы теперь – мой должник.