Несмотря на страшную усталость, выпитое бренди и настоятельные уговоры графини отдохнуть, Кэтрин так и не смогла уснуть. Не находя себе места, она расхаживала взад и вперед по комнате, наверное, протоптав тропинку в длинном ворсе дорогого персидского ковра. Думать она была способна только о детях. Где они? Как себя чувствуют ее малютки? Что ей теперь делать? Предложение Мириам давило на сознание тяжелым камнем. Привлечь к себе Фрэдди, очаровать его и завоевать его сердце… Кэтрин вздрогнула, не от отвращения, нет. Она испытывала непреодолимый страх при одной мысли о такой возможности. Мириам, конечно, не могла знать, а сама Кэтрин никогда бы не открыла ей то, чего она боится. Дело было не в самом плане — он, возможно, не так уж и плох, — а в той опасности, которая таилась в нем для нее самой. На самом деле ей даже не придется соблазнять Фрэдди. Надо будет только отбросить барьер, который она возводила между ними, подогревая свой гнев и всячески выказывая ему свое безразличие. Стоит только прекратить сопротивляться тому взаимному влечению, которое они ощутили с первого же момента знакомства. В тот самый момент, когда она увидела графа и он прикоснулся пальцем к ее груди, между ними вспыхнуло пламя, которое уже невозможно было погасить. Этот невидимый огонь заставил забыть обо всем, что она знала сама и от чего ее предостерегали другие. В одно мгновение превратились в пепел все правила, прививаемые ей с детства. Мораль и этикет уступили место другим, более сокровенным знаниям и чувствам, перед силой которых смешным казался страх падения. Это опалившее ее душу пламя не погасло и до сих пор.

Она убежала из Мертонвуда, потому что любила Джули и хотела защитить ее от графа. Но это была лишь часть правды. В те бессонные зимние ночи Кэтрин поняла и вторую важную причину, толкнувшую ее на побег: не меньше чем за Джули, она опасалась за саму себя. К чему могла привести ее любовь, останься она еще ненадолго рядом с ним? Она уже пыталась найти ответ на это вопрос, когда поняла, что Фрэдди удалось бы сделать из нее содержанку, а то и вовсе превратить в бегающую за ним девку. И для нее не имело никакого значения, разоденет ли он ее в шелка и бархат или будет держать на постели в одной ночной рубашке. До тех пор, пока он бы любил ее или хотя бы позволял быть рядом, она бы делала все, что он захочет. Так что поклониться ему не такое уж и трудное дело.

Она и убежала потому, что поняла это. Поняла, что его прикосновения стали не просто приятными, а необходимыми, что не могла уже прожить дня без его улыбки. Она должна была бежать, иначе бы призналась Фрэдди, что нужны ей от него совсем не деньги и украшения, а просто возможность поправить прядку его сбившихся на лоб волос и пожалеть, когда он волнуется из-за задержки курьера или извечных придирок миссис Робертс. Она могла часами сидеть неподалеку от читающего графа, наблюдая за блуждающей на его лице улыбкой и прислушиваясь, как он по привычке тихонько барабанит пальцами о стол. Услышав его посвистывание, она, забыв обо всем, мчалась к окну, чтобы посмотреть, что он делает в саду.

Глупая женщина!

Глупый мужчина!

Злость мешала ему заметить все это. И это особенно было непереносимо. А она боялась выплеснуть наружу те огромные чувства, переполнявшие ее сердце, и вела себя с ним так заносчиво и дерзко. Если бы Фрэдди спокойно подумал над их отношениями, он бы понял: будь Кэтрин к нему равнодушна, она бы вела себя по-другому и его поступки не вызывали бы в ней такое яростное сопротивление. Но они оба совершили слишком много ошибок.

Мысли Кэтрин вновь вернулись к недавним событиям. Как же он все-таки решился выкрасть детей? О чем он думал, на что надеялся? Что будет с ними?

Фрэдди не может знать, что Робби совсем не ест каш, от которых покрывается ужасной сыпью, и что его уже отняли от груди. Этот взявшийся невесть откуда папаша не может знать, что Джули должна постоянно двигаться, иначе, не израсходовав свою энергию, она не сможет спать ночью.

Надо что-то делать! Кэтрин приоткрыла дверь. Только тусклый лунный свет из далекого окна освещал коридор. Но Кэтрин его вполне хватило. Она нашла лестницу и стремительно сбежала вниз. Оказавшись в гостиной, она заметалась по ней как птица в клетке. Из своей комнаты со свечой в руке появился Петерсон. Он осторожно прошел вперед, озираясь по сторонам, и заглянул в гостиную. Заметив молодую женщину, расхаживающую в теплом халате графини, он быстро удалился.

Кончится ли когда-нибудь эта ночь! Как может мир вокруг быть столь безмолвным и безразлично спокойным в то время, когда похищены ее дети? Она должна помириться с Фрэдди? Ха! Самым большим удовольствием сейчас было бы придушить этого мерзавца! А еще лучше столкнуть его с высокой скалы и наблюдать за тем, как его тело долго кувыркается в воздухе, а затем разбивается об острые камни. Пусть лучше умрет до встречи с ней, иначе обычная смерть покажется ему счастьем! Помириться? Как бы не так!

— Не думаю, что для детей будет полезным, если ты подорвешь свои силы еще до того, как мы найдем их.

Кэтрин вздрогнула, когда вдруг услышала мягкий голос графини. Она инстинктивно запахнула халат и втянула голову в плечи, будто желая спрятаться в нем.

— Я понимаю, — согласилась Кэтрин, глядя на Мириам. Графиня медленно спускалась по лестнице. В одной руке она держала канделябр, а другой придерживала край длинной, путающейся в ногах накидки. — Но я не могу уснуть.

— Напрасно. Я знаю своего сына, Кэтрин. Он может быть до глупости упрямым, это так. Но он ни за что не допустит, чтобы с детьми случилось что-нибудь плохое. Что бы о нем ни говорили, Фрэдди — само сострадание. Он не способен намеренно причинить зло кому-либо.

— Мы говорим об одном и том же человеке? — спросила молодая женщина с сарказмом. — Неужели ваши слова относятся к графу Монкрифу?

— Теперь я окончательно уверена, что нам с тобой надо обстоятельно поговорить. Но только после того, как ты отдохнешь. Видишь ли, есть вещи, о которых тебе следует знать, прежде чем выносить ему окончательный приговор. Но сейчас ты должна поспать.

— Вы не менее упрямы, чем сам Фрэдди.

— Ничего удивительного, он мой сын, дорогая.

Она еще немного побыла с Кэтрин и, убедившись в бесполезности заставить ее уйти спать, удалилась. Ей было окончательно ясно, что в твердости характера эта молодая женщина не уступит ни одному из представителей семейства Латтиморов. Правда, Кэтрин пошла на небольшие уступки. Она не возражала, когда Мириам зажгла несколько свечей в гостиной, и позволила набросить себе на плечи шаль. Сказать матери своего врага, что лучше всякой шали ее согревает злость на него, Кэтрин не решилась. Она еще несколько минут пересчитывала шагами мраморные плиты пола холла, а затем опять вернулась в гостиную.

Примерно через час она услышала приближающий к дому стук копыт по мостовой. Еще через мгновение раздался голос, который заставил ее броситься к двери торопливо распахнуть ее. Улица была совершенно пуста и звуки, которые она никогда не расслышала бы днем, сейчас отчетливо доносились до нее. Она слышала каждое движение. Он чиркнул спичкой, сказал что-то торопливым шепотом; скрипнув сапогами, вышел из кареты.

Она сбежала по ступенькам так быстро, будто за ней гнался сам дьявол, и… очутилась в объятиях графа Монкрифа. Впрочем, сейчас ей было не до него — на руках у него был спящий младенец.

— О, Робби… Робби, — чуть слышно пробормотала она, вырывая сына у Фрэдди и прижимая к своей груди. Из глаз выкатились горячие слезы и упали на щечку малыша. Тот встревоженно попыхтел какое-то мгновение, но быстро пригрелся и, успокоенный знакомым материнским запахом, вновь мирно засопел.

На вопросительный взгляд Кэтрин граф ответил кивком головы в сторону кареты. Она, напрягая зрение, посмотрела туда, различила в темном дверном проеме заспанное личико девочки и невольно сделала шаг вперед. Джули кубарем скатилась по ступенькам экипажа, стремглав бросилась к маме и, обняв ее ногу, бросила победный взгляд на стоявшего в стороне графа.

Когда пожилая графиня во второй раз за эту ночь выбралась из своей постели и спустилась вниз, она увидела перед собой далеко не мирную картину. Кэтрин прижимала к себе Роберта и Джули и бросала на Фрэдди такие гневные взгляды, которые, казалось, могли испепелить его. Граф отвечал ей такими же. Он стоял неподвижно, протягивая руку к сыну. Оказавшаяся между ними Джули сердито смотрела на похитившего ее незнакомого мужчину, не зная, что это ее отец, и обнимала женщину, которую считала своей мамой, не подозревая, что она не ее родная мать.

Мириам решила, что если эту ситуацию придумал Господь, то ему не откажешь в чувстве юмора. Но в любом случае это устроено для того, чтобы испытать ее терпение. Она решительно прошла вперед и встала между сыном и Кэтрин. Интересно, что бы подумал Фрэдди, узнав, что симпатии матери сейчас полностью на стороне его противницы? Мириам могла бы понять Кэтрин, вонзи та сейчас кухонный нож в его сердце. Собственно, она и поспешила разделить их затем, чтобы предотвратить кровопролитие.

— В самом деле, Фрэдди, — резко повернулась она сыну, — как ты мог?

Граф с трудом сдержался, чтобы не нагрубить матери. Он не помнил, чтобы с ним разговаривали подобным тоном с тех пор, как вырос из коротких штанишек.

— Мадам, — холодно произнес Фрэдди, — я постараюсь ответить на ваш вопрос позже. А сейчас я хотел бы знать, почему здесь находится эта женщина? — показал он забинтованным пальцем на похожую на рассерженную мадонну Кэтрин, которая крепко прижимала к себе детей.

— Джули, — обратилась она к девочке, наслаждаясь рассерженным видом графа, — ты била его?

От ее взгляда не ускользнули бинты на пальцах Фрэдди, и это напомнило одно происшествие в доме Берты. Девочка тогда серьезно поколотила разозлившего ее деревенского мальчишку, пришедшего к ним с матерью, которую пригласили для помощи в уборке.

Джули медленно наклонила голову и поспешила укрыться за материнскую юбку. Кэтрин услышала ее быстрый лепет и расхохоталась.

— Отлично! — похвалила она девочку и, взяв ее за руку, направилась в дом.

Джули оглянулась и победно посмотрела на отца. Граф не бросился за ними следом только из-за Мириам. Графиня мертвой хваткой держала его за руку, размышляя про себя, что помирить этих двоих будет, пожалуй, посложнее, чем Веллингтона и Наполеона перед Ватерлоо. Тяжело вздохнув, она выпустила руку сына и пошла впереди него в дом. На лестнице он обогнал ее.

— Оставь ее в покое, Фрэдди, — произнесла она ему в спину.

— Я оставлю в покое эту ведьму, не волнуйтесь, — прилагая усилия, чтобы не взорваться, ответил граф. — Я только хочу посмотреть, как устроились мои дети.

Он предположил, что Кэтрин с детьми должны были поместить в большую спальню для гостей, и не ошибся. Открыв дверь, он увидел их. Сонная Джули без особых успехов пыталась стащить с себя свой огромный халат. Не обращая внимания на сердитый взгляд Кэтрин, граф подошел к девочке и нагнулся к ней. Та попыталась отскочить, но он поймал ее за край халата, сгреб в охапку и, высоко приподняв, опустил на кровать. Джули было захихикала, но тут же опомнилась и хмуро посмотрела на отца.

Кэтрин положила Робби на стоявший у камина двухместный диванчик, подоткнула подушки, чтобы он не мог упасть, и выпрямилась.

— Тебе не кажется, что им было бы гораздо удобнее в детской? — Впервые с момента прибытия граф обратился к ней.

— Во-первых, детская уже несколько лет не проветривалась, а во-вторых, никто не разлучит меня теперь с моими детьми. Может быть, в вашем кругу и принято сплавлять своих наследников с глаз долой, но я, к счастью, к нему не отношусь. — На лице ее мелькнула точно такая же ухмылка, какую он видел не так давно у Джули.

— Эта малютка — сущее наказание, — с нежной улыбкой произнес Фрэдди. Он смотрел мимо Кэтрин на дочь, которая уже успела уснуть.

— Неужели? — Вопрос был задан подчеркнуто холодным тоном. Графу не удастся вновь очаровать ее своим обаянием, не обманет ее и нежность, мелькнувшая в его глазах, когда он смотрел на дочь. — Впрочем, во многом она действительно очень похожа на тебя.

— Да, но характер у нее все-таки твой. — Кончики губ Фрэдди чуть дрогнули.

— Я, как вы не так давно мне сами напоминали, не прихожусь ей матерью. А вот ваши дурные наклонности девочке вполне могли передаться. Легкостью характера вы, милорд, тоже не отличаетесь.

— Странно, но почти все считают меня дружелюбным и довольно покладистым, — сказал граф, возвращаясь назад к двери.

— Тот, кто так думает, не знает вас так хорошо, как я, — неожиданно вяло ответила Кэтрин. Она просто валилась с ног и вместо того, чтобы пикироваться с графом, гораздо с большим удовольствием поспала бы несколько часов, пока не проснулся Робби.

— Есть и те, которые знают меня не хуже, — бросил он и вышел из комнаты.

Кэтрин легла рядом с Джули, обняла теплое тельце спящей девочки, взглянула на Роберта и подумала, что отдыхать ей придется недолго. Малыш наверняка проголодался без нее за день и теперь может потребовать свое в любой момент. Он, как и Джули, просыпался с рассветом. Она вздохнула и, будто в теплую, приятную воду, погрузилась в сон, позволивший забыть на время о своих бедах, тревогах, гневе на графа и его странных словах, сказанных на прощание. Она не видела, как через несколько минут в дверях появилась высокая мужская фигура. Сделав несколько осторожных шагов, Фрэдди склонился над ней и Джули, а затем аккуратно поправил одеяло, прикрывающее сына. Никто не видел боль мелькнувшую при этом в его глазах. Он сумел быстро взять себя в руки, но на сердце от этого легче не стало.