Рене Карлино - Прежде чем мы стали чужими

Я размышлял о текущем состоянии своей жизни, пялясь на белую стену в комнате отдыха. Стоя возле кулера с полупустым бумажным стаканчиком в руках, я перебирал в памяти все пустые, незначащие годы, проведенные с Элизабет, и спрашивал себя: ну почему? Как вышло, что все пошло наперекосяк?

– Эй, старик, ты чего там? – раздался из открытых дверей голос Скотта.

Я повернулся и улыбнулся ему.

– Да ничего, просто размышляю.

– Ну, выглядишь ты вроде пободрее.

– Вообще-то я размышлял, как так вышло, что мне тридцать шесть, я разведен и сижу тут, зажатый в этой проклятой кабинке.

Скотт подошел к кофеварке, налил себе полную кружку и не спеша устроился возле стойки.

– Ты был трудоголиком? – выдвинул он предположение.

– Дело не в этом. Элизабет изменила мне не поэтому. Она бросилась в костлявые объятия Брэда, а он работает еще больше меня. Да блин, Элизабет сама работает больше меня.

– Да что ты все цепляешься за прошлое? Ты посмотри на себя. Ты высокий. С волосами. Да еще, – он помахал рукой в районе моего живота, – у тебя там, кажется, еще и мускулы?

– Это что, проверка?

– Да я бы убил за такую кучу волос, как у тебя.

Скотт принадлежал к типу мужчин, которые лысеют в двадцать два. С тех пор он брился наголо, как Мистер Мускул с рекламы моющих средств.

– Как бабы называют эту штуку? – спросил он, указывая на мой затылок.

– Пучок?

– Не, есть какое-то другое слово, посексуальнее. Но женщинам нравится эта фигня.

– Они называют это мужской пучок.

Он оглядел меня изучающим взглядом.

– Господи, Мэтт. Ты свободный человек. Почему ты не скачешь по саванне? Тошно смотреть, как ты тут киснешь. Я думал, ты давно пережил историю с Элизабет.

Я закрыл дверь в комнату отдыха.

– Ну да. Я давно пережил историю с Элизабет. Я вообще с трудом вспоминаю, что любил ее. Я любил свои фантазии – как мы путешествовали вместе, фотографировали, вот это все. Но даже тогда чего-то всегда не хватало. Может быть, я слишком много работал. В смысле, мы только об этом и говорили, нас только это и объединяло. Ну, и где я теперь?

– А что с девушкой из метро?

– А что с ней?

– Я-то откуда знаю? Мне казалось, это ты собирался ее найти.

– Ну да. Наверно. Но проще сказать, чем сделать.

– Тебе надо расширять кругозор. Пойди поищи в социальных сетях.

Найду ли я там Грейс? Я разрывался между желанием сделать все, чтобы отыскать ее, и чувством, что это совершенно бесполезно. Она будет с кем-то. Будет за кем-то замужем. За кем-то, кто лучше меня. Мне хотелось уйти от всего, что напоминало – у меня нет ничего.

– Если ты так переживаешь, то почему не подпишешь мое заявление? – спросил я.

Скотт нахмурился. Я обратил внимание на глубокую морщину между его бровями, и подумал, что мы же с ним ровесники… а он заметно стареет.

– Я имел в виду саванны не в буквальном смысле. Попытка сбежать не решит твоих проблем.

– Теперь ты типа мой психотерапевт?

– Нет, я твой друг. Ты помнишь, как сам просил эту работу в офисе?

Я направился к двери.

– Подумай об этом, а? Пожалуйста, Скотт.

Прежде чем я вышел из комнаты, он ответил:

– Ты не за тем гонишься. Это не даст тебе счастья.

Он был прав, и я мог признать это про себя, но не вслух. Я думал, что, если бы смог снова выиграть приз, получить признание своей работы, это могло бы как-то заполнить черную дыру, пожирающую меня изнутри. Но глубоко внутри я знал, что правильный ответ состоит не в этом.

После работы я сел на лавочку на автобусной остановке прямо возле здания Нэшнл Джиогрэфик. Наблюдая, как толпы людей торопятся по домам, снуют туда-сюда по переполненным тротуарам центра города, я размышлял, можно ли судить о степени одиночества человека по тому, как он или она спешит куда-то. Никто, у кого есть хоть кто-то, ожидающий его дома, не будет сидеть на лавочке после десятичасового рабочего дня и наблюдать за людьми. В моей сумке еще со школьных времен всегда лежала фотокамера «Пентакс», но я не пользовался ею много лет.

Я вынул ее из чехла и начал фотографировать людей: как они входят и выходят из метро, как ждут автобуса, как ловят такси. Я надеялся, что вдруг увижу ее сквозь линзу объектива, как много лет назад. Она была полна жизни; она могла наполнить цветом черно-белое фото лишь за счет своего магнетизма. Я часто думал о Грейс все эти годы. Что-то совсем простое, вроде запаха, или сладких оладушек ночью, или звука виолончели на Центральном вокзале, или парка на Вашингтон-сквер в теплый день, могло немедленно перенести меня в тот год, когда мы учились в колледже. В тот год, когда я влюбился в нее.

Мне было все труднее разглядеть в Нью-Йорке его прежнюю красоту. Справедливости ради многое из былой грязи и беспорядка теперь исчезло, по крайней мере в Ист-Виллидж. Тут стало чище и зеленее, но почти физически заметная энергия города, которую я ощущал в те годы, исчезла тоже. По крайней мере, для меня.

Время идет, жизнь продолжается, места меняются, и люди тоже. А я все не могу перестать думать о Грейс после нашей встречи в метро. Пятнадцать лет – слишком долгий срок, чтобы так цепляться за несколько душещипательных моментов времен учебы в колледже.

МЭТТ

– Мэтт, я с тобой разговариваю.

Я поднял глаза на Элизабет, нависавшую над перегородкой моей кабинки.

– Угу.

– Я спрашиваю: хочешь пойти с нами обедать и заодно обсудить новые слайды?

– С кем – с вами?

– Скотт, Брэд и я.

– Нет.

– Мэтт, – начала она. – Ты должен там быть.

– Элизабет, я занят. – Я разгадывал кроссворд, напечатанный на коричневом пакете, в котором купил сэндвич с индейкой себе на обед. – И, кроме того, я уже ем, не видишь?

– Есть полагается в комнате отдыха. Твой лук воняет на весь зал.

– Это потому, что ты беременна, – пробубнил я в ответ, откусывая сэндвич.

Она фыркнула, развернулась и ушла по коридору, бормоча что-то себе под нос.

Минутой позже в мою кабинку заглянул Скотт.

– Приятель, нам надо пройтись по этим слайдам.

– Слушай, могу я поесть спокойно? И, раз уж ты здесь, ты рассмотрел мое заявление?

Он ухмыльнулся:

– Ты нашел свою девушку из метро?

– Я старался. Целый месяц таскался в Бруклин каждый день. Бесполезно.

Это была правда. Я искал Грейс. После работы я отправлялся по всем нашим бывшим местам в Ист-Виллидж; я даже заходил в общежитие Нью-Йоркского университета, где мы когда-то жили. Ничего.

– Хмм, – Скотт почесал подбородок. – Со всеми этими технологическими примочками ты просто обязан ее найти. А ты не проверял? Она не писала объявление в «Упущенные встречи»?

Я отложил свой сэндвич.

– Что такое «Объявление в “Упущенные встречи”»?

Он зашел ко мне в кабинку.

– Пусти, дай я сяду.

Я поднялся с кресла. Скотт сел, открыл на моем компьютере Крейгслист, популярный сайт разнообразных объявлений, и нашел в нем раздел «Упущенные встречи».

– Это когда ты увидел кого-то где-то и хочешь познакомиться, но не знаешь, как его снова найти. И тогда ты пишешь тут объявление и надеешься, что тот, другой, его прочитает.

– А почему просто не попросить телефон при встрече?

– Ой, ну это такая современная штука для суперчувствительной молодежи. Ну, как если тебе не хватает смелости подойти при встрече, но есть надежда, что ты тоже понравился, и ты тогда можешь написать тут. И если другой тоже хочет, он увидит твое письмо и ответит тебе. Никому не страшно и не обидно. Ты пишешь, где все это было и что на тебе было надето, и всякое такое, чтобы другой мог тебя опознать.

Я уставился на экран, думая, что это какой-то идиотизм.

– Да, но я-то на самом деле знаком с Грейс. Я бы поздоровался, если бы у меня была бы хоть секунда до того, как поезд ушел.

Он крутанулся ко мне вместе с креслом.

– Смотри, ты никогда не найдешь ее в метро. Все шансы против тебя. А может, она все-таки написала сюда?

– Я посмотрю, конечно. Но я уверен, если бы она захотела меня найти, то сделала бы это. Мое имя не изменялось, и я работаю все там же.

– Ну, тут не угадаешь. Ты почитай, мало ли.

Я провел весь день за чтением постов типа: «Я видел тебя в парке, в светло-голубой куртке. Мы смотрели друг на друга. Если я тебе нравлюсь, позвони». Или: «Куда бы ты ни шла той ночью в клубе, ты говорила только о мартини с вишенкой, а потом ушла. А я думал, я тебе нравлюсь. Что не так?» Или вот еще: «Я бы хотел сделать с тобой такое… Думаю, ты это знала, когда терлась об мою ногу в КлубеСорок. Звякни».

Грейс не могла быть тут. Я был почти уверен, что в этих «Упущенных встречах» нельзя найти вообще никого старше тридцати. И вдруг я наткнулся на пост, который назывался «Стихи для Маргарет».

Были как-то я и ты,

И была любовь,

Были мы с тобой друзья,

Но сменилось все.

Прежде чем чужими стать,

Вспомнишь ли меня?

– Джо

Я не мог представить себе двадцатилетних Джо и Маргарет, которые говорили бы о своем прошлом в такой манере. Странным образом это было совершенно точным отражением моих чувств к Грейс, и на какой-то момент у меня закралась мысль, не была ли это она. Я набрал номер, и мне ответил мужчина.

– Привет, это Джо? – спросил я.

– Нет, и ты уже третий, кто звонит сегодня с этим вопросом. Ваш Джо явно популярный парень, но он тут не живет.

– Спасибо. Извините.

Я отключился. Внезапно в комнате стало темно – погас весь свет, кроме одного ряда флюоресцентных лампочек над моей головой и настольной лампы в моей кабинке. Скотт прокричал из коридора: «Это я для тебя оставил, Мэтт! Давай, не сдавайся!» Он точно знал, чем именно я занимаюсь. Может, Грейс увидит этот пост, а может, и нет. В любом случае я должен был написать его – хотя бы для собственного спокойствия.

Голубке зеленых глаз:

Мы встретились без малого пятнадцать лет назад, когда я въехал в комнату рядом с твоей в общежитии Нью-Йоркского университета.

Ты называла меня – мой быстродруг. Мне хотелось думать, что я был чем-то бо́льшим.

Мы жили в постоянном восторге от поисков себя в музыке (ты с ума сходила по Джеффу Бакли), в фотографии (я не мог перестать снимать тебя), в прогулках по парку на Вашингтон-сквер и во всех прочих странных занятиях, которыми мы пытались заработать на жизнь. Я узнал о себе за этот год больше, чем за все предыдущие.

А потом все это рассыпалось. Мы потерялись тем летом после окончания. Я уехал в Южную Америку работать на Нэшнл Джиогрэфик. А когда я вернулся, ты исчезла. Я до сих пор задаю себе вопрос, не переборщил ли я со своей свадьбой…

Я больше не встречал тебя, но месяц назад… Была среда. Ты раскачивалась на каблуках, стоя на желтой линии по краю платформы метро в ожидании поезда на линии F. Я не сразу узнал тебя, а потом было слишком поздно, и ты исчезла. Опять. Но ты назвала мое имя – я прочел это по твоим губам. Я пытался остановить поезд силой воли. Хотя бы чтобы сказать тебе – привет.

После той встречи все чувства и воспоминания юности нахлынули на меня, и весь этот месяц я только и думаю, где ты и как ты живешь. Наверно, я окончательно спятил, но не хотела бы ты встретиться, немного выпить и обсудить прошедшие полтора десятка лет?

М.

(212)-555-3004

МЭТТ

Мы встретились в Стариковском приюте, общежитии для старшекурсников Нью-Йоркского университета. Была суббота. Она читала журнал внизу в холле, а я вломился туда, сражаясь со своим девятнадцатилетним письменным столом. Это был единственный кусок моего дома, присланный мне мамой из Калифорнии, не считая большой коробки, моего фотооборудования и саквояжа с одеждой.

Она посмотрела в мою сторону, и я неловко застыл, надеясь, что она не заметит, как я неизящно раскорячился с этим столом.

Не тут-то было.

Вместо этого она посмотрела мне прямо в глаза, наклонила голову набок и нахмурилась. Похоже было, что она пытается вспомнить, как меня зовут. Но я был уверен, что мы никогда не встречались. Никто на свете не забыл бы такую девушку.

Я так и застыл на месте, разглядывая ее. У нее были огромные прозрачные зеленые глаза, светящиеся энергией и приковывающие внимание. Ее губы двигались, а я смотрел прямо на нее, но не слышал ни слова – я мог только думать о том, как она необыкновенно красива. Ресницы, окаймляющие ее большие миндалевидные глаза, были заметно темнее, чем белокурые, почти белые, волосы, а ее кожа… Казалось, если дотронуться до нее кончиком языка, она будет сладкой.