Рене Карлино - Прежде чем мы стали чужими

– Я понимаю. – Это прозвучало так, будто она знает, о чем говорит.

Я перевел дыхание:

– Давай поговорим о более счастливых вещах.

– Я немного следила за твоей карьерой. Я знаю, что ты получил Пулитцера. Это потрясающее достижение. Мои поздравления, Мэтт.

– Спасибо. Это было довольно неожиданно. Честно говоря, мне трудно оценить это в полной мере, потому что в тот момент я был довольно несчастен.

– Это случилось перед маминой болезнью, да?

– Угу. Но она увидела, как я получаю эту награду. Они с отцом очень гордились.

Грейс была такой искренней, сочувствующей, заинтересованной. Иногда я думал, что только воображал в ней все эти качества. Но нет – ей идеально подходило ее имя. Во плоти она была такой же настоящей, прекрасной и подлинной. Сколько раз, глядя на ее фото, я мечтал увидеть ее и прикоснуться к ней – и вот она, точно такая, какой я ее и представлял.

Нетронутые куски торта лежали перед нами. Я отковырнул вилкой кусочек и поднес к губам Грейс.

– Торт сильно улучшает жизнь.

Она взяла кусок в рот – я не мог оторвать от нее взгляда. Я облизнул губы, представляя ее на вкус и каково было бы поцеловать ее.

– Тааааак вкусно.

– Я помню, мы договорились не вспоминать прошлое, но я умираю хочу узнать, что ты делала после выпуска. Как тебе работалось в оркестре?

– На самом деле было чудесно. Мы пару лет путешествовали. Татьяна тоже. Когда мы вернулись в Нью-Йорк, Дэн снова стал работать в университете Нью-Йорка, а я получила степень по теории музыки онлайн. Я несколько лет преподавала в колледже, а теперь управляю оркестром и джаз-бандом в старших классах школы.

– Грейс, как здорово. А Татьяна?

– С ней все в порядке. Она не замужем и все такая же резкая. Она играет в Нью-Йоркской филармонии, так что ей приходится много ездить. Она очень хороший музыкант.

– А что с Брендоном?

Грейс хихикнула:

– Он остался одним из многих у Тати.

– Можно было догадаться. А ты никогда не хотела быть как она? Может, я предвзят, но мне казалось, ты всегда была более сильным музыкантом?

– Я была, но… – Она начала запинаться: – Я, э-э, я никогда не была такой организованной. Она всегда была лучше.

– Я так не думаю.

– На опытный слух, Татьяна талантливее. – Она улыбнулась. – Ну, последний кусочек? – она поднесла мне ко рту вилку с арахисовым тортом.

Я взял ее за запястье, наклонился и съел торт. Секундная близость, возникшая между нами, казалась такой естественной.

– Извини, но мне надо идти. Все было очень мило. Я рада, что встретила тебя и что с тобой все хорошо.

– Можно я провожу тебя?

– Это необязательно. Она подвинулась к краю лавки, и встала.

– Уже поздно, мне будет спокойнее, если ты разрешишь тебя проводить.

Она помедлила.

– Ладно. Можешь проводить меня до моей улицы.

По пути она закрутила волосы наверх, открыв свою татуировку. Голубка зеленых глаз. Я не смог удержаться и провел пальцами по ее шее. Так все это было взаправду. Она вздрогнула:

– Что ты делаешь?

– Просто хотел убедиться, что она все еще там.

Она засмеялась:

– Татуировки очень постоянны.

– Ну, я думал, ты могла вывести ее от злости.

– Я была больше убита, чем зла.

Оххх.

Я взял ее руки в свои.

– Прости меня. Ты не представляешь, как мне жаль.

– Представляю. Мне тоже. Твоя, я полагаю, тоже никуда не делась?

Я потянул вниз вырез своей футболки, открывая татуировку на груди:

– Да, вот она.

Она пробежала по ней пальцами и прошептала: «Один лишь пепел».

Она низко склонила голову. Я приподнял ее подбородок, чтобы взглянуть в глаза, и они были полны слез. – Мы стали жертвами времени. Но вот мы с тобой снова, здесь и сейчас.

Она слабо улыбнулась:

– Мне надо идти.

Прежде чем я успел ее остановить, она повернулась и быстро направилась по улице. Я подождал, пока она поднялась по ступенькам в кирпичный особняк, и отправился домой, злясь на весь мир и мечтая убить Элизабет за то, что ей удалось изгадить мою жизнь не одним, а несколькими способами.

Придя домой, я сразу же позвонил брату. На Западном побережье было только девять вечера. Трубку сняла Моника:

– Алло?

– Александр дома?

– И тебе добрый вечер, Маттиас. Нет, Александра нет. Завтра он подписывает большой контракт, поэтому все еще в офисе.

– Ты говорила, что вы с Элизабет были как сестры, да?

– Ну, мы восемь лет были одной семьей.

– Ну да, конечно. А ты знала, что Грейс все это время пыталась меня найти, но Элизабет каждый раз умудрялась скрыть это от меня? – Мой голос был хриплым, с обвиняющими нотками. – Не помогала ли ты ей случайно в этом мелком предательстве?

– Прекрати.

– Нет. Ты отдала ей чертову фамильную колыбель. Ты с ней все время общаешься. Ты мне сама говорила, что она жаловалась тебе, как я зациклен на Грейс. А ты с самого начала не любила Грейс, я знаю. Вы обе ей завидовали.

– Если ты не прекратишь, я повешу трубку.

Я тяжело дышал, пульс колотился как сумасшедший. Во мне не осталось ничего, кроме ярости и адреналина.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Я в жизни не завидовала Грейс. Она провела в твоей жизни каких-то пять минут, а ты еще меня в чем-то обвиняешь? Элизабет никогда ничего не говорила мне, кроме того, что у тебя есть стопка ее фотографий, с которыми ты отказываешься расставаться.

– Элизабет – главная причина того, что я не слышал ни слова от Грейс за эти пятнадцать лет. Элизабет и есть та причина, по которой мы с Грейс прямо сейчас не женаты.

Она тяжело вздохнула:

– Мэтт, ты слишком драматизируешь.

– Я вообще не понимаю, зачем рассказываю тебе все это.

Она немного помолчала.

– Думаю, ты рассказываешь мне это, потому что я – твоя семья. – Ее слова удивили меня. – Мэтт, тебе надо поспать. Ты кажешься вымотанным. Мне очень жаль, если все это правда. Элизабет никогда не казалась мне притворщицей.

– Мне тоже. Но она ею была.

– Я расскажу Александру, и он позвонит тебе, ладно?

– Ладно. Спасибо, Моника. Доброй ночи.

В два часа ночи я все еще не спал и смотрел в окно. В голове мутилось, и я решил выйти пройтись. Не успев осознать это, я направился на улицу Грейс. В полной тишине я смотрел на четыре коричневых особняка. Я не знал, в котором из них она живет – они были совершенно одинаковы.

– Грейс! – заорал я. Я мог бы позвонить ей и сказать: «Грейси! Грейс, пожалуйста, мне так надо с тобой поговорить!» Но если вам непременно надо поговорить с кем-то в два часа ночи, вы с тем же успехом можете нанести им визит. – Грейс! Пожалуйстаааа!

На другой стороне улицы открылось окно, и мужчина оттуда заорал:

– Убирайся, иначе я звоню в полицию!

– Давай! – заорал я в ответ.

– Все нормально, Чарли! – это был голос Грейс. Я обернулся и увидел, что она стоит в проеме двери одного из домов. Я взлетел по ступенькам лестницы в пять шагов, задыхаясь. Я был от нее в нескольких сантиметрах. Она смотрела на меня снизу вверх. На ней была розовая байковая пижама с рождественской елкой. На улице стоял май. Я улыбнулся.

– Что ты тут делаешь? – спросила она.

Я взял ее руки в свои и уставился на них.

– Я так хотел поцеловать тебя сегодня, но не решился.

Наклонившись, я поцеловал ее, медленно, нежно. Ее губы были мягкими, и она отвечала мне. Она целовалась так же страстно, как раньше. Она обхватила руками мою шею и прижалась ко мне. Затем она провела руками по моим плечам, по талии и засунула их мне под майку. Пальцами она нащупала узор на моем ремне.

Отпрянув, она прошептала мне на ухо:

– Ты все еще его носишь?

– Ты всегда со мной, Грейс. Я никогда не мог тебя отпустить.

Она опустила голову мне на плечо:

– Что мы будем делать?

– Встречаться?

Она засмеялась:

– Ты хочешь со мной встречаться?

Я бы женился на тебе прямо сейчас, если бы ты согласилась.

– Да, я хочу с тобой встречаться. Ты моя любимая бывшая жена.

Она подняла голову, и, заглянув ей в глаза, я с облегчением увидел там веселые искорки.

– Я свободна по вторникам после уроков.

– Хочешь встретиться возле Стариковского приюта часа в три?

Она снова рассмеялась, но в лунном свете блеснули слезы. Я заставил ее слишком много плакать для одного вечера.

– Ага. Я приду.

Наклонившись, я поцеловал ее в щеку.

– Прости, что разбудил. Идите спать, юная леди. – Я поцеловал ее в нос, повернулся и побежал вниз по ступенькам.

– Вторник, в три! – прокричал я, обернувшись. – Увидимся!

– Заткнись уже! – заорал Чарли из окна.

– Иди спать, Чарли! – ответила Грейс.

МЭТТ

Все выходные я провел за покупками и обустройством своей квартиры, чтобы, если Грейс захочет зайти ко мне, там было бы уютно.

Проснувшись в понедельник, я почти сразу ощутил, как во мне закипает ярость при мысли о встрече с Элизабет на работе. Чтобы выпустить пар, я вышел пробежаться, потом принял душ и отправился в офис. Направляясь к своей кабинке, я увидел Скотта.

– Привет, мы можем поговорить? – спросил я.

– Что стряслось, старик?

– Зайдем в твой кабинет?

– Конечно.

Мы уселись напротив друг друга за его стол.

– Я больше не могу здесь находиться. Можно мне работать из дома?

Скотт откинулся в кресле:

– Слушай, приятель, за последние пару лет ты прямо завалил меня своими просьбами.

– Прости, я знаю. Но я больше не могу выносить всю эту херню.

– Вы с Элизабет решили уйти с полевой работы и обосноваться здесь, – поднял он брови, как бы спрашивая – припоминаешь?

– Скотт, я буду с тобой откровенен. Это не про офисную работу. Мне просто кажется, что всем будет лучше, если мы с ней не будем находиться в одном помещении.

– Вот так, да? А мне казалось, вы на удивление гладко прошли через развод. Ведь уже больше года прошло. Ты все еще настолько к ней привязан?

– Я узнал кое-что новое и больше не могу работать с этой психопаткой, – я улыбнулся, что, возможно, выставляло психопатом меня самого.

– Да ладно, Мэтт, давай рассуждать разумно.

– Скотт, я лучше уйду на фриланс. Я уже делал это и выиграл чертов Пулитцер.

Скот прищурился:

– Не смей мне угрожать, Мэтт.

– Я не угрожаю и не собираюсь вдаваться в подробности того, что она натворила. Достаточно того, что она разрушила мою жизнь, и я больше не могу с ней работать, ясно? И мне не кажется, что идея работать со своей бывшей беременной женой и ее новым мужем так уж неразумна. Я уже несколько месяцев как подал чертово заявление, но я все еще тут. Или она, или я.

Он тяжело вздохнул.

– Мэтт, ты нужен в команде, но ты же понимаешь, что Элизабет никуда не денется. Она беременна; если я попытаюсь от нее избавиться, она засудит нас по самые яйца.

Я поднял руки:

– Мужик, мне все равно. Я уйду.

Я встал и смотрел на него сверху вниз. Скотт крутанулся в кресле, провел ладонью по своей сверкающей лысине, сложил руки на груди и откинулся в кресле.

– Ладно, можешь работать из дома. Между прочим, мы никогда на такое не шли – чтоб ты понимал, насколько с тобой тут носятся. Но только до тех пор, пока мы не придумаем, что с тобой делать. Тебе понадобится ассистент, чтобы заменять тебя на общих собраниях, если ты уж совсем не можешь заставить себя притащить в это здание свою задницу. Может, Китти подойдет? – ухмыльнулся он.

Я хлопнул в ладоши:

– Отличный план, Скотт! Ты гений! – Подскочив к нему, я схватил его за голову и чмокнул в щеку. – Все, я отсюда убрался. И кстати, я сам найду ассистента, – обернувшись, добавил я и вышел из кабинета.

Через несколько минут, когда я бодро трусил по коридору, унося в картонной коробке все свое барахло, мы столкнулись с Элизабет. Мэтт, помни – если ты убьешь ее, тебя посадят.

– Куда это ты собрался с вещами? – Она уперла руку в бок, загораживая мне проход.

– Переезжаю.

– Почему ты так со мной разговариваешь? Я беременна, придурок.

– Я в курсе, так же как все живое в пределах видимости. Не твое дело, куда я иду. Уйди с дороги.

– Тебя что, уволили?

Как бы я ни старался не общаться с ней, я не мог сдержаться:

– Я знаю про письма и звонки Грейс и как ты скрывала их от меня. Спасибо тебе за это.

Она закатила глаза к потолку:

– Господи ты боже мой, я так и знала. Послушай, тогда, в девяносто седьмом, когда ты вернулся в Нью-Йорк, а она сбежала, ты был в кусках, Мэтт. Я собирала тебя из них годами. Думаешь, ты получил бы эту работу, если бы не я? Ты чуть не стал алкоголиком, ты таскался и ныл, как последний лузер. Это я спасла тебя от самоуничтожения. А ее не было даже близко.