Рене Карлино - Прежде чем мы стали чужими

– Слушай, а если мой приятель – невысокая, хрупкая женщина?

– Нормально. Женщинам это нравится.

Уже идя к двери, я обернулся:

– Рик, не знаю, как тебя и благодарить.

– А, не волнуйся. Считай, я расплатился с тобой за то, что ты нашел тогда Джеки Чана.

В своей квартире я нашел Грейс сидящей на диване. Ноги в колготках она закинула на кофейный столик. Она поставила играть Колтрейна, ее глаза были закрыты, а голова откинута на спинку дивана. Она выглядела так, будто находится дома. Боже, я ее люблю.

– Смотри, что у меня! – я показал ей траву.

Она взглянула.

– Мы накуримся и будем плясать?

– Предпочтительно голыми.

– Не пытай свою удачу.

Я опустился возле столика на колени и скрутил довольно корявый косяк. Грейс наблюдала за мной, не переставая хихикать.

– А ты не смейся.

– Пусти, дай лучше я.

Она взяла новую закрутку и свернула прекрасный, ровный, тонкий, тугой косяк.

– Грейси, где это ты так научилась?

– Мы с Тати иногда это делаем. Точнее, в каждое первое воскресенье месяца.

– Ты шутишь? Нет, это только Татьяна может выделить специальное время, чтобы курить траву.

– Ага, есть вещи, которые не меняются. – Она раскурила и затянулась. Удерживая дым внутри, она выговорила тоненьким голосом: – Да никто и не хотел бы этого.

После того как мы покурили, все вокруг стало слегка размытым. Я включил «Суеверие» Стиви Уандера, Грейс поднялась и начала танцевать. Ее волосы развевались, а я смотрел на нее в оцепенении, не понимая, как, черт возьми, я мог позволить ей исчезнуть из моей жизни.

– Мэтт, потанцуй со мной.

Я встал, и мы танцевали, пока песня не кончилась. После нее началась «Ты солнечный свет моей жизни». Мы замерли, глядя друг на друга. Потом Грейс не выдержала:

– Это дурацкая песня.

– Грейсленд Мэри Старр, это великая песня. Это классика.

Я схватил ее и закружил, а потом притянул к себе и сделал несколько нарочитых танцевальных движений.

– Портер.

– Что? – Я сделал вид, что не расслышал. – Музыка слишком громкая, что ты сказала?

Она отрицательно потрясла головой и позволила мне закружить ее в танце. Мы плясали, пока у обоих не закружилась голова.

Часом позже мы сидели на полу в моей кухне, уминая сыр и виноград. Грейс опиралась спиной о холодильник и вытянула ноги вперед, а я, в той же позе, напротив, опирался о дверцу шкафчика.

Она подкинула вверх виноградину, а я поймал ее ртом.

– У меня есть одна идея… – начала она.

– Давай.

– Давай поиграем. У тебя есть повязка?

Я приподнял бровь.

– Нет, это не то, что ты подумал.

Я вытащил из ящика длинное красное посудное полотенце и сунул ей. Она встала на колени, наклонилась и завязала мне глаза.

– Грейс, ты меня пугаешь.

– Мы будем играть в «Угадай, что я положу тебе в рот».

– Господи Иисусе. Название мне уже нравится.

– Не слишком возбуждайся.

Слишком поздно.

Я слышал, как она шуршит и звякает чем-то в кухне, а потом снова садится возле меня:

– Ладно, открывай рот.

Я почувствовал во рту ложку. Что-то соскользнуло с нее прямо мне в глотку. Оно было непонятным, отвратным на вкус, а его консистенция вызвала у меня мурашки.

– Елки, что это было?

– Ты должен угадать – в этом весь смысл игры.

– Виноградное желе с соевым соусом?

Она сняла с меня повязку, и я увидел ее восторженное лицо.

– Верно! Я думала, ты в жизни не догадаешься!

Я покачал головой:

– Ну, это совсем не так весело, как я того ожидал.

– Погоди, у меня есть еще.

– Нет.

– Ну один разочек, – заныла она.

– Ладно, – я снова натянул на глаза повязку.

Она ускакала и вернулась через секунду.

– Мэтти, открывай.

Она засунула мне в рот палец, и он как будто был покрыт шоколадной пастой.

– Шоколадная паста а-ля Грейс?

Она, сияя, сняла с меня повязку.

– Теперь моя очередь, – сказал я. Я завязал ей глаза, встал и сделал вид, что вынимаю из ящиков какие-то вещи. Потом снова сел рядом с ней: – Готова?

– Ага!

Она раскрыла рот, и я стал целовать ее, начав с нижней губы, спускаясь к шее и снова возвращаясь ко рту, до тех пор пока наши языки не сплелись, а руки не потерялись в волосах друг у друга.

Мы слились в объятии на полу моей кухни, но потом Грейс резко вырвалась.

– Проводишь меня домой?

Я отстранился, внимательно глядя ей в лицо.

– Конечно. Но ты понимаешь, что можешь остаться здесь, если хочешь? Без всяких глупостей, обещаю.

– Мне надо домой.

– Ладно. – Я протянул руку и помог ей встать. Она нашла свою сумку, проверила телефон и сунула в рот мятный леденец.

– Ты с кем-то встречаешься?

– Я думала, что встречаюсь с тобой, – ответила она.

– Ну да. Мы встречаемся. Ооочень медленно.

– Маттиас, ты что, пытаешься давить на меня? В двадцать один ты был терпеливее. Что с тобой стало? – Ее голос звучал весело.

Я рассмеялся.

– Ну, тогда-то я не знал, что упускаю. А теперь знаю.

Мы вышли на улицу, и я проводил ее до дома. Когда мы остановились у входа в ее дом, я обернулся к ней.

– Хочешь вместе пообедать в пятницу?

– С радостью, – она поцеловала меня. – Сегодня мне было так классно.

– Мне тоже. Давно у меня не было такого веселого вечера.

– Ненормативная лексика, провоцирующие танцы, наркотики и сосание пальцев, безусловно, рассматриваются как веселье тринадцатого уровня, – сказала она, наклоняясь и целуя меня в щеку последний раз.

– Пока, Грейси.

– Пока, Мэтти.

Я вернулся домой, упал в кровать и заснул с улыбкой на лице.

В пятницу я заказал места в маленьком японском ресторанчике, который находился неподалеку от нас обоих. Когда я зашел за Грейс, она уже ждала меня на крыльце своего дома. На ней были кожаная куртка и платье, похожее на то, что она носила в колледже и что сводило меня с ума.

– Классно выглядишь.

– Ты тоже.

Она взяла меня за руку, и мы пошли, болтая по пути о том, что произошло на неделе. Мы ели суши, пили много саке, и я кормил ее из своей тарелки. После ужина мы зашли в бар, где настоящий оркестр играл рок и блюз. Иногда мы просто покачивались под музыку, не обмениваясь ни словом, а иногда начинали истерически хохотать и вопить в такт.

К одиннадцати мы уже были порядочно навеселе. Выйдя из бара, я поцеловал Грейс. Она первая прервала поцелуй и потащила меня по улице.

– Куда мы теперь направляемся?

Она обернулась, крепко ухватила мое лицо и снова поцеловала.

– В мою постель, Мэтт. Вот куда.

При этой мысли мое сердце забилось.

– Отличная идея.

Я поднялся следом за ней по ступенькам к входной двери, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и не выдать свое нетерпение. Когда мы вошли внутрь, Грейс не стала зажигать свет, и мне пришлось пробираться в темноте, следуя за ее силуэтом. Единственный свет проникал с улицы через окно, расположенное возле двери. Она швырнула ключи на столик при входе, скинула куртку, затем туфли, сняла через голову платье и тоже швырнула в сторону.

У меня отвалилась челюсть.

Я еле успел поймать ее, когда она прыгнула мне в объятия, оседлала меня, запустила руки мне в волосы, поймала губами мои. Оглядываясь, я попятился через темную прихожую в сторону лестницы.

– Нет, моя комната здесь. В конце коридора налево.

Прижав ее к стене, я целовал ее губы, шею, ухо и снова шею вниз до плеча, где остановился перевести дух. Когда я отпустил ее, она схватила мою рубашку, стянула ее с меня через голову, взяла за руку и потянула в спальню.

Остановившись возле кровати, она затеребила мой ремень.

– Помедленнее, Грейси.

– Никто никогда не говорил мне такого.

Она расстегнула ремень и стянула с меня штаны и боксеры, пока я скидывал ботинки. Теперь я увидел, что она отличалась от той Грейс, в колледже. Эта была гораздо более раскрепощенной, более уверенной в себе.

Я взял ее лицо в ладони. Даже в темной комнате, освещенной лишь проникающим из окна светом уличных фонарей, я видел, как сияют ее глаза – яркие, блестящие, полные обещания.

– Я сам не хочу спешить, иначе тебе не будет так хорошо.

Она кивнула, и мы снова начали целоваться, но на сей раз медленнее и нежнее. Моя рука спустилась вниз от шеи к ее груди. Кончиком пальца я провел по контуру лифчика. Я целовал ее шею, расстегивая лифчик на спине. Он упал на пол. Она казалась еще прекрасней, хотя я не думал, что такое возможно. Ее тело было нежным и гладким, но оно стало более женственным, сильным, самым прекрасным, что я видел в своей жизни. Мне захотелось взять камеру, но еще сильнее – не выпускать Грейс из рук. Я мог только простонать: «Боже», и она прижалась ко мне и снова нашла мои губы.

Я отстранился.

– Дай мне посмотреть на тебя.

Опустившись на колени, я стянул с нее трусики и целовал живот, бедра, между ногами. Не было слышно ни звука, кроме шелеста моих губ по ее телу и ее легких вздохов, которые все ускорялись и становились сильнее, пока с губ не сорвался стон.

– Мэтт, я хочу тебя, – ее голос звучал приглушенно.

Мои руки двигались теперь сами, неподвластные мне. Я сел на кровать, и она забралась мне на колени, обхватив ногами мою талию. Она начала двигаться, и мне показалось, что я сейчас потеряю сознание.

– Грейс?

– Шшшш, Мэтт. – Она погладила мой подбородок. – Как мне нравится… Очень секси. Ты вообще стал очень секси, резче… больше… – захихикала она.

Я безумно ее хотел.

– Я должен тебе что-то сказать.

– Ладно, – она стала медленно целовать меня в шею, не переставая двигаться.

– Я столько думал о том, как сделать все это с тобой за эти пятнадцать лет. Это странно?

Она улыбнулась:

– Если ты странный, то и я странная тоже.

– Да. Но этим ты мне и нравишься.

Она прижалась ко мне бедрами. Я застонал. Она сказала: «Иди ко мне».

Я упал лицом в ее шею, страстно целуя, и поднялся, не снимая с себя ее ног. Я опустил ее поперек кровати и отступил, чтобы взглянуть на нее. Она поднялась и притянула меня к себе, широко раздвинув ноги. Ее тело было теплым и зовущим. Она направила меня, и как у любого мужчины в такой момент, в моей голове не осталось ни одной мысли.

– Ты так прекрасна, – прошептал я и замедлил движение, стараясь избежать преждевременной неловкости. Пара осторожных движений – и я снова владел собой, но Грейс уже была в невменяемом состоянии.

– Мэтт, ну давааааай же.

– Ты так хороша, – шептал я ей на ухо. Я провел губами по ее шее, она выгнулась и уперлась затылком в кровать. Я почувствовал ее биение вокруг себя и исчез, растворяясь в своей маленькой временной смерти.

Тяжело дыша, я рухнул на нее. Потянувшись, она нашла мою руку и вцепилась в нее, как будто ей надо было за что-то держаться. Я перекатился на бок.

– Я никуда не уйду, Грейс.

– Обещаешь?

– Клянусь.

– Что бы ни случилось?

Я притянул ее к себе и крепко обнял.

– Что с тобой?

Она спрятала лицо у меня на груди.

– Я никогда не верила до конца, что ты вот так все забыл. Мне пришлось принять это, тебя ведь не было рядом… А то письмо было так не похоже на твое, такое холодное. Я не могла поверить, что ты говоришь мне все это, и долго не верила. Но потом настал момент, когда я поняла, что больше не живу. Мне пришлось отказаться от мысли про нас с тобой, чтобы любить Дэна так, как он заслуживал. Но я не переставала думать о тебе, никогда.

– Я знаю, Грейс. Я тоже. Мне так жаль. Элизабет разрушила мою жизнь. Как бы я хотел узнать обо всем раньше.

– Она разрушила не только твою жизнь.

– Знаю. Ненавижу ее за это.

– Это волновой эффект.

– Знаю и очень сожалею. – Я поцеловал ее в лоб. – Но я не хочу больше страдать по прошлому. Мы здесь, сейчас, вместе. Я хочу заснуть, обнимая тебя. Ладно?

Она прижалась ко мне еще теснее:

– Ладно.

Ее дыхание выровнялось, а тело расслабилось. Это было последнее, что я запомнил перед тем, как проснулся в ее кровати, один.

МЭТТ

Спальня Грейс была полна утреннего света, и я смог в первый раз разглядеть ее. Антикварный комод, стеганое покрывало с цветочным узором, французский сельский пейзаж в импрессионистском стиле – вполне характерная для Грейс обстановка.

Услышав, как Грейс позвякивает чем-то на кухне, я с воодушевлением выскользнул из постели. Быстро натянув джинсы и сунув ноги в ботинки, я стал искать рубашку, но не нашел. Дверь была приоткрыта, и я выглянул в длинный коридор. Я увидел Грейс, сидящую за маленьким круглым столиком с чашкой кофе. На ней были халат и розовые тапочки, волосы были убраны в пучок. Она подняла глаза на скрип двери. Запах кофе манил, но, когда я вышел в коридор, что-то отвлекло меня.